Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 105

Пошел и Небольсин.

Стекла в посольстве были выбиты: чиновники-дипломаты, засевшие здесь еще при царе, уступили свои позиции советским дипломатам только с бою. Над фронтоном особняка висел лозунг. "Да здравствует мировая революция!" Небольсин подумал: "Мало вам бардака только в России?.." - и спросил в хвосте длиннющей очереди:

- Кто последний?

В очереди было много офицеров, бежавших из германского плена. Весь мир знал, как жестоко относились немцы к пленным солдатам, но особенно зверски - к русским офицерам. Их содержали, словно крыс, в подвалах древних заброшенных замков рыцарей, мучили, третировали, как могли. И теперь эти люди, жаждущие возвращения домой, обсуждали свое будущее. Особенно волновался один из них, полковник, гордо носивший на рваной шинели значок Академии Генерального штаба русской армии.

- Я это сохранил, - тыкал он на значок. - Отобрали все. Ордена, даже снимки жены и детей... Отдал! Но только не это. Лишь бы не уничтожили большевики прекрасный институт Генерального штаб!' Такой институт имели две страны в мире - Россия и Германия, и потому-то наши армии были самые боеспособные...

И молоденький прапорщик-сапер, полуглухой и нервный, заикаясь, говорил взволнованно:

- Господа! Товарищи! Вернувшись в отечество, мы должны создать такую армию, которая никогда не знала бы никаких поражений. Армию на новых демократических - принципах. Без зазнайства, без фанфаронства армию-кулак! Кулак из металла и рабоче-крестьянских мускулов.

Небольсин, глядя в пыльное небо над Берном, сказал:

- Напротив, надо воссоздать армию старую и двинуть оглоблей по вашим рабоче-крестьянским мускулам, которые ныне упражняются в ударах по нас, господа!

Кто-то горячо шептал ему в ухо:

- Молчите, молчите... только бы выбраться в Россию.

Но было уже поздно: лица людей, стоящих под ослепительным солнцем, разом повернулись к Небольсину, и прапорщик, еще больше заикаясь, сказал:

- Ннне... не понимаю! Зачем вы тогда стоите в этой очереди?

- Чтобы вернуться в Россию, как и вы, прапор.

- России нет. Есть новая Россия, и в этой России, не нужны люди с такими взглядами.

Небольсин вспыхнул:

- Кому ты это говоришь, щенок? Мне? Но я прошел все круги Дантова ада, и сейчас...

Но его уже тянули за рукав - прочь из очереди...

Полковник со значком Академии Генштаба кричал:

- Не пускайте его обратно! Это безобразие... черт знает что такое! Откуда он взялся?

И толпа надвинулась на него - русская, безалаберная, родная, крикливая, хамоватая, грязная, истинно отечественная.

- Пошел вон! Из-за таких негодяев большевики и стреляют в нас... Гоните его!

Небольсина ударили по спине, и он откатился в сторону.

Поднялся - язвительный:

- Хорошо. Я уступаю вам свою очередь. Стойте! Но мы еще встретимся. Только по одну сторону буду я и Россия, а по другую - вы и ваши комиссары...

* * *

На загородной вилле, вокруг которой благоухали розы, польский пианист давал концерт. Торжественно и плавно рушились шопеновские аккорды. В зале было темно: электричество целомудренно погасили, ибо среди слушателей находились сторонники немцев и сторонники Антанты (устроители лагерей и надзиратели из сумасшедшего дома). Облокотясь на изгородь, Небольсин дослушал концерт до конца. Его мутило от голода и от окурка итальянской сигареты, подобранной сегодня на панели. Очевидно, в табак подмешан опиум...

Вот и легкая тень человека с обезьянкой на плече. Мягко светилась среди темной зелени белая рубашка греческого экс-короля Константина. Обезьянка соскочила с королевского плеча и взобралась на дерево.

- Ваше королевское величество, - сказал Небольсин, подходя, - я русский офицер, сражался под Салониками за свободу вашей страны. Я устал и обнищал. Помогите мне выбраться отсюда...

Король подошел к изгороди, всмотрелся в лицо Небольсина.

- Вы сражались не за меня, - ответил по-русски. - Вас англичане науськали сражаться за проходимца Венизелоса, и, если бы не вы, я не потерял бы престола в Греции.

- Ваша мать русская! - горячо сказал Небольсин. - Если имя России хоть немного еще значит для мира...

- Оно теперь ничего не значит, - перебил экс-король. - И я ничем не могу вам помочь. Даже как христианин.

К ним подошел молодой летчик, держа в руках банку с топленым маслом. Это был инфант Альфонс Бурбонский (тоже родня династии Романовых). Когда король удалился, инфант аккуратно поставил банку на землю.

- Постой, приятель, - сказал он Небольсину, - король не солдат, он не хлебнул окопов, и его не жрали фронтовые вши. А я все-таки воевал...

Тут же, на колене, инфант Бурбонский черкнул записку.

- Германский консул мой партнер в бридж, - сказал инфант. - Передайте ему записку, и он устроит вам визу на проезд в Россию через Германию. Ваше дело - выбрать дальнейший путь...

Инфант Бурбонский взял банку с маслом и откланялся.

Небольсин скомкал записку: что угодно - только не Германия, только не услуги немцеа Ночь застала его уже близ границы - впереди лежали густые Безансонские леса. От маленькой станции он двинулся в лес, затянутый сеткой мелкого теплого дождя.

Швейцарский пограничник, пожилой жандарм, объезжал границу на велосипеде. Остановился, не слезая с седла, поправил висевший на руле ягдташ с битой дичью и позвал:

- Эй, бродяга! Я имею право стрелять, остановись!

Небольсин, вскинув пистолет, выстрелил и, раздирая грудью цепкие кусты, долго бежал и бежал. Он даже не заметил, в какой момент пересек границу, и, только увидев французов, остановился.

Солдаты подозвали его к себе:

- Ты русский?

- Да. Русский.

- Особая бригада?

- Да. Особая.

- Тогда получи и не обижайся...

Сильный удар прикладом свалил его в жесткую траву. На запястьях рук щелкнули наручники. Сержант схватил подполковника за цепь и рывком поставил на ноги:

- Стой! Проклятая русская собака... Заварили эту кашу, а теперь забрались в кусты, и Франция расплачивайся за вас...

Иди!

Его отправили на крепостные работы в глубь Франции, снова под свист пуль, и Небольсин был отравлен хлором во время газовой атаки. Ползая среди трупов, французских и русских, он понял, что погибать здесь позорно и глупо. Помочился в платок и, закрывая платком лицо, едва живой, выбрался из отравленной зоны...

Ему было уже давно все глубоко безразлично.

Куда-то в пропасть провалились прошлое и вся Россия.

Снова безучастно шагал по земле - как оловянный солдатик. Без души и без тела. Глухой и слепой. Ничего не видя. Ничего не слыша.

Так он вышел к морю - перед ним колыхался Ла-Манш, весь в солнечных бликах, и где-то далеко-далеко виднелся берег Англии.

Шла посадка на военный паром под британским флагом. Первыми пропускали англичан. Таможенный офицер спросил Небольсина:

- У вас какие деньги при себе?

- У меня нет никаких денег.

- У вас какой паспорт?

- У меня нет никакого паспорта.

- Национальность?

- Увы, я - русский. Презренный русский!

Таможенный офицер быстро вскочил с места.

- Чья очередь на посадку? - спросил он.

- Идут французы.

- Задержите их, - велел офицер. - Здесь находится один русский офицер, и его следует пропустить...

Задержали всех: французов, бельгийцев, канадцев, итальянцев...

Вслед за англичанами проходит русский. Вот он: смотрите на него, люди, - страшный, с глазами, уже не видящими мира.

Это волк, а не человек... Это - русский, люди.

- Пропустите его...

И он поднялся на борт парома. А следом уже пошли всякие там бельгийцы и прочие. Их, как негров, распихивали по трюмам, безжалостно тискали в отсеки, а Небольсину отвели отдельную каюту.

- Завтрак подан, - объявил стюард.

Небольсин прятал под столом свои грязные руки в замызганных рукавах мундира с чужого плеча. Было стыдно дотронуться до нежного хрусталя бокала, наполненного вином - легким, как музыка, как свет солнца...