Не люблю поддавки - Алешина Светлана - Страница 5

— Вы ведь из газеты, верно?

— Почему вы так думаете? — задала я неумный вопрос, сразу же себя и выдав. Но нужно понимать, что я растерялась: что это еще за телепатия по телефонному проводу? Однако в следующей же фразе я получила объяснение:

— Я знаю, что Коля Пузанов воспитанник детского дома. Нет у него никаких родственников.

Так вы из «Свидетеля»?

Пришлось признаться и прислушаться к тому, что мне скажут. А выдали мне следующее наставление:

— Пусть этот случай послужит вам уроком, девушка, — жутко назидательным тоном произнесла секретарша директора СПАТП, — бережнее нужно к людям относиться. А вы пишете, не думая ни о чем…

Я вежливо поблагодарила за совет и положила трубку.

— Что она сказала? — спросила Маринка, стараясь по моему лицу угадать результат разговора.

— Пожелала удачи, — буркнула я. — Так ты едешь со мной?

— А как же! И Виктора сейчас позову! — Маринка выскочила из кабинета, а я, взяв свою сумку и проверив, лежит ли в ней все, что мне нужно, пошла следом за Маринкой.

Я попрощалась с Ромкой и Сергеем Ивановичем, они мне пожелали ни пуха ни пера, я послала их к черту и спустилась вниз. Виктор получил, от меня ключи моей «Лады», и мы с Маринкой сели на заднее сиденье — там удобнее.

Николай Пузанов жил на окраине города, в районе тракторного завода. Места здесь самые непрезентабельные. Старые, облезлые панельные пятиэтажки росли в соседстве с чахлыми деревьями и дополнялись ободранными кустиками. Все как-то запыленно и убого. Одним словом, райское местечко.

— Здесь даже погулять негде, — заметила Маринка, выглядывая из окна «Лады», — понятно, почему Юлька по ночным клубам шастала. Скучно здесь.

Я промолчала.

Нужный нам дом стоял в ряду тоскливых пятиэтажек и ничем от них не отличался.

Виктор остановил машину на дороге как раз напротив двора дома номер десять по Пятому строительному тупику.

— Название тоже прихотливое какое-то, — меланхолично произнесла Маринка, прочитав табличку на доме.

Во дворе десятого дома гуляли несколько старушек с внуками, две молодые мамаши сидели на лавочке у первого подъезда и, покачивая коляски, негромко разговаривали между собой.

— Пошли к девчонкам, — предложила Маринка, — с ними проще найти общий язык, а эти бабки как начнут разводить, так и сама забудешь, что хотела от них узнать.

Я молча вышла из машины, не торопясь, направилась к дому. Маринка догнала меня через несколько шагов.

Мы подошли к первому подъезду и сели на лавочку. Мамаши покосились на нас, продолжая разговаривать. Тема, занимавшая их, была, как водится, тряпочная и жутко неинтересная.

Я покосилась на Маринку, та пожала плечами.

Я поняла, что начинать придется мне.

— Извините, девушки, — сказала я. Мамашки замолчали и выжидательно посмотрели на меня, — тут, говорят, вчера похороны были.

— Ну да, — сказала ближайшая ко мне, белобрысая, полная, с красными пятнами на лице, — Юлька из второго подъезда повесилась. Наша ровесница. Такое несчастье случилось.

— Да довели ее, вот и все, она и не выдержала, — вступила в разговор ее соседка, худая нервная шатенка с короткой стрижкой. — Козлы эти и довели.

— Какие козлы? — наивным тоном девочки-одуванчика спросила Маринка.

И тут позади нас прокукарекал петух. Мы удивленно обернулись. Позади нас в палисаднике спокойно бродили две курицы и один петух.

— Ух ты, — сказала Маринка, сама перебивая ответ на свой вопрос, — а тут деревня рядом?

— Какая деревня? — усмехнулась белобрысая. — Это старуха из последнего подъезда на балконе развела себе курятник. Там у нее курятник, а здесь получается выпас. Житъя нет ни днем, ни ночью. Мы хоть наискосок от нее живем, а те, кто под бабкой, те постоянно это «кукареку» слышат.

Но куда ж деваться!

— А что вы говорили про эту Юлю? — напомнила я. — Вы сказали, кто-то довел. Как это «довел»?

— Да в газете ее пропечатали в одной, — сказала худая шатенка, — чуть ли не как проститутку ославили: и гуляет она, и трахается за деньги, и мужа своего Кольку ругает, и такая и сякая. Короче, кто-то ей подлянку подпустил, вот она и не выдержала. Еще бы: весь город, поди, читал; это ж с ума сойти можно. Как потом людям в глаза смотреть?!

Мы с Маринкой переглянулись. Я ничего не поняла, если честно. Маринка, похоже, тоже.

— Что, прямо так и было написано, — переспросила Маринка, — прямо проституткой назвали?

— Ну, проституткой не проституткой, но что гуляет с мужиками — это прописали точно, — подтвердила белобрысая.

— А вы сами читали? — осторожно спросила я.

— Я — нет, — призналась белобрысая, — мне рассказали.

— Да эту газету теперь хрен найдешь, — вмешалась шатенка. — Все ж прочитать хотят, вот и расхватали. Юлька, значит, перед тем как повеситься, написала записку, что, типа, не могу жить с такой славой, стыдно и прочее. И газету эту рядом с запиской положила, чтобы понятно было… Колька, муж ее, так плакал…

— Да, — поддержала ее белобрысая и сильнее закачала свою коляску, — жалко парня. И нормальная же семья была. Кто-то позавидовал.

— Или сглазили, — сказала шатенка, — это, может, Юлькина мать.

— Да ты что? Против своей родной дочери такое задумать? — ужаснулась белобрысая, подумала, привстала и поправила одеяло на своем ребенке.

— А она не против дочери, а против их семьи, — важно произнесла шатенка, — а порча, значит, и перекинулась на Юльку. Вот в прошлом году, помнишь, у Петровны сын утонул? Это она к экстрасенсу ходила и просила, чтобы тот его от запоев вылечил, ну тот и вылечил. Сашка теперь уж точно не пьет.

Мы с Маринкой еще раз переглянулись и встали. Больше здесь узнавать было нечего, узнали все, что было нужно, и даже чуть-чуть лишнего.

— Спасибо, — сказала я мамашкам и пошла обратно к «Ладе».

— Ну, что скажешь, подруга? — спросила я у Маринки, когда мы отошли на несколько шагов.

— А что я скажу? — переспросила Маринка, вздрагивая от очередного «кукареку». — Кто-то отпечатал один номер нашей газеты и подсунул этой Юльке, вот она и того… понервничала.

— Какой номер? — не поняла я.

— Ну, такой же, как и наш, только статью новую всунул, где про Юлю Пузанову написал всякие гадости.

— Не забывай, — напомнила я, — что газету нам принес сам Николай, и она была та самая, что делали мы, ничего лишнего. По логике, он должен был прийти ко мне именно с тем номером, на который и ссылалась его жена.

— Может быть, в этом номере еще какая-то статья есть, — заупрямилась Маринка. Ей понравилась ее версия. — Просто мы не в ту смотрели.

Я помню этот номер, там еще Ромкина статья есть.

И моя, кстати. Но я писала про дома, представляющие историческую ценность, и про кредиты по траншу Министерства культуры, — тут же уточнила она.

Мы подошли уже почти к самой «Ладе», как вдруг справа от нас послышался какой-то крик. Но это уже было не «кукареку», а что-то человеческое и не очень приятное.

Мы оглянулись.

От дома, стоящего первым в ряду пятиэтажек, к нам бежал Николай Пузанов. В руке у него была длинная палка.

— Ой, мама, — прошептала Маринка и быстро открыла дверь «Лады».

Она шмыгнула в салон и крикнула мне:

— Ну ты что там застыла? Хочешь получить дубиной по балде?

Я прыгнула за нею следом, и Виктор, всегда бывший начеку, тут же рванул машину с места.

Я обернулась и увидела, как Коля, поскользнувшись, едва не упал, но быстро вскочил на ноги и, видя, что мы уезжаем, кинул палку нам вслед.

Она не долетела до бампера всего ничего, каких-то несколько метров.

Обе мамашки, сидя на лавочке, смотрела на нашу «Ладу», открыв рты и выпучив глаза.

— Ну вот, — проворчала Маринка, — теперь в этот двор и не сунешься больше, сразу скажут: журналисты-убийцы приехали. Самих еще убьют.

— Или свяжут и позовут Николая, — сказала я, закуривая. — А он точно убьет.

Маринка промолчала, и в этот момент зазвонил мой сотовик.

— О, правильно! — сказала Маринка. — Поговори и давай его мне, я всегда буду держать на нем два пальца наготове.