Тайный грех императрицы - Арсеньева Елена - Страница 27

– Вы с ума сошли! – закричала она так пронзительно и зло, что кавалергарды и Загряжская остолбенели от неожиданности. Ну да, этого от всегда тихой, сдержанной императрицы они не ожидали. – Как вы смеете ко мне вваливаться! Немедленно все вон! Вон!

Защитники и спасители в панике развернулись, но Алексей оказался первым, кто выскочил в приемную, мигом замешавшись среди дежурных офицеров и тотчас выскользнув в коридор.

Вдали громко раздавались шаги – еще один отряд спешил на помощь, и Алексей вернулся в приемную вместе с ним. Здесь уже было не протолкнуться.

– Что происходит? – наперебой спрашивали офицеры второго отряда, и Алексей начал спрашивать вместе с ними.

Наконец из покоев императрицы вышел Горский, имевший вид весьма сконфуженный, и махнул рукой.

– Господа, вернитесь все в кордегардию, – скомандовал он с сокрушенным видом. – Императрица разгневана, покои ее пусты: злоумышленник, если он все же существует, а не является плодом паники этой бестолковой фрейлины, сюда, к счастью, не пробрался.

Алексей мысленно перекрестился.

– Охотников? – увидел его Горский. – Ты как здесь? Сегодня не твой день.

– Никак нет! – вытянулся Алексей. – Я поменялся дежурствами с Вревским.

Начальник отряда успокоенно кивнул, и кавалергарды удалились. Алексей до смерти хотел остаться и узнать, как чувствует себя Елизавета, но он опасался столкнуться с Загряжской. Рисковать не стоило, следовало убраться с ее глаз немедленно, а то кто знает, что еще она могла придумать и чего наговорить!

– И что же было потом? – нетерпеливо спросила Катрин.

– Ой! – Натали Загряжская схватилась за щеки, сокрушенно покачала головой. – Чего я только не натерпелась!

– Да врешь небось! – усмехнулась Катрин. – Ни за что не поверю, что наша белая мышь решилась влепить тебе зуботычину или наорала на тебя. Для этого она чрезмерно хорошо воспитана, в отличие от меня.

– Нет, ее величество, – проговорила Загряжская, кидая при этих словах такой взгляд на Катрин, что стало понятно: в сие почтительное выражение фрейлина вложила максимум сарказма и неприязни, – не повысила голоса ни разу. И, конечно, не подняла на меня руку! Она была безупречно вежлива, как всегда!

– Что же она сказала?

Натали возбужденно хихикнула, искательно заглядывая в глаза госпожи.

– Она сказала, что не желает больше меня видеть, потому что я намеренно устроила скандал, желая повредить ее репутации...

– Ага, – быстро перебила Катрин, – но, если Елизавета была в спальне одна, каким образом удалось бы этой самой репутации повредить? Ты ее не спросила о том?

– Я побоялась ее разозлить еще больше, – сказала Натали. – Она говорила очень тихо и спокойно, но была вся белая от злости и ненависти. И сказала, что я отставлена от должности, и чтобы я не думала обращаться к своим покровительницам. А при этом так на меня посмотрела... Я думаю, она догадалась, что я... она догадалась, как я к ней попала.

– Она дура, но все же не до кончиков ногтей, – хмыкнула Катрин. – Уж, конечно, смогла связать концы с концами. Итак, ты отставлена, получается? Ну, знаешь, если так, тебе не поздоровится! Мало того, что ты всю нашу затею провалила... Как, скажи на милость, ты не заметила ее любовника? Каким образом он выскользнул?! Так все прекрасно было придумано, а они обвели тебя вокруг пальца! И теперь ты еще и выгнана, теперь у меня никого не осталось среди ее окружения! Я тоже выгоню тебя, мало того – расстрою твою...

– Мадам! – испуганно пискнула Натали. – Погодите сердиться, молю вас! Меня не выгнали. Ее величество оставила меня в должности!

– Что? – недоверчиво вытаращилась на нее Катрин.

– Клянусь! – Натали торопливо, небрежно перекрестилась. – Клянусь, что это правда!

– Каким образом ты ее уговорила?!

– Ну, я же знала, как вы станете гневаться... – заискивающе посмотрела на нее Натали. – И я упала перед ней на колени и взмолилась... Попросила, чтобы она меня не выгоняла. Я говорила, чтобы она подождала хотя бы еще месяц до моей свадьбы! Ведь, если пройдет слух, что императрица меня выгнала, родня Гончарова, которая и так-то против меня, вовсе на дыбы встанет и свадьбу расстроит.

– Ну? – затаив дыхание, спросила Катрин. – И что она?!

– Она примолкла, а потом и говорит: хорошо, мол, я вас пощажу, но поклянитесь, что более никогда вы не предпримете противу меня никакой подлости.

– И ты, конечно, поклялась, – насмешливо произнесла Катрин. – И, конечно, клятву свою намерена сдержать!

– Конечно, нет! – фыркнула Загряжская. – Я ведь вам служу, никому более.

– Да, на месте Елизаветы я не была бы столь милосердна, – хихикнула Катрин. – А впрочем, ход ее мыслей мне вполне понятен. Она, конечно, как свойственно всем совестливым дурам, мигом начала терзаться угрызениями совести. В том смысле, имеет ли право она, преступная жена, изменница, кого-то порицать и осуждать, тем паче карать. Именно поэтому она тебя простила... Но имей в виду, впредь она будет с тобой осторожнее!

– Да, она уже предупредила, что никаких моих дежурств в ее покоях больше не будет, – обиженно проворчала Натали. – Чтобы я держалась от нее подальше. Так что даже не знаю, как я теперь смогу шпионить за ней!

– Что делать, – задумчиво проговорила Катрин. – Как-то станем исхитряться! – И внезапно голос ее задрожал. – Я не могу упустить этого мужчину! Сама не знаю, чего я больше желаю: владеть им как любовником или как соратником! Вот человек, в объятиях которого я забыла бы обо всем, рассталась бы со своей осточертевшей девственностью! Но он... не хочет!

– Он просто ничего не понимает, – убежденно сказала Натали. – Нужно подождать – и он поймет. Он еще сам будет молить вас о свидании!

– Твоими бы устами да мед пить, – бледно улыбнулась Катрин. – Только не из таких он... Знаю я эту породу, они, говорят, однолюбы. А может, Елизавета каким-нибудь немецким колдовством его к своей юбке пришила. У нее прабабка была, герцогиня Шарлотта, сущая ведьма.

Натали с изумлением смотрела на свою госпожу. Какой она только не видела великую княжну: злой, неистовой, возмущенной, разъяренной, обуреваемой желаниями, обиженной, безудержно-веселой, неукротимой. Но вот слабой Катрин не была никогда. Слабой перед человеком, который ее знать не хотел, который принадлежал другой... Неужели любовь ее так скрутила? Натали, которая жила мечтой поскорей сделаться женой красавца Николая Гончарова, могла понять эту слабость перед любовью. И хоть Загряжская крепко побаивалась своей властной и неугомонной госпожи, впервые ей стало жаль Катрин. Она-то, Натали, хотя бы знает, что Николай любит ее и мечтает о ней. А Катрин? Тот человек, которого хочет она, боготворит другую и принадлежит другой. И, что бы там ни говорила Натали, она не слишком верит, что Охотников бросит Елизавету ради Катрин. Ведь это огонь, а всякий нормальный человек предпочтет смотреть на него издалека, может быть, любоваться им и восхищаться, но не хватать голыми руками!

Что же касаемо чувств Катрин, то Натали сомневалась, что в ней вдруг вспыхнула такая уж великая любовь к сему кавалергарду. Конечно, он изумительный красавец, а все же дело, пожалуй, в том, что это чужая игрушка. По складу своей натуры Катрин всегда хотела иметь чужое!

Как-то раз, довольно давно, когда Натали Загряжская только попала в число фрейлин великой княжны, была отмечена ее привязанностью и сделалась ее конфиденткой[10], она нашла в покоях Катрин, в каком-то дальнем углу, небольшой сундучок, битком набитый старыми игрушками. Там были ветряные мельнички с отломанными крыльями, солдатики с отбитыми головами, порванные мячи, безрукие и безногие паяцы, но больше всего оказалось кукол в разодранных, перепачканных платьях, с вырванными волосами и разбитыми вдребезги фарфоровыми лицами.

Натали осмелилась спросить, зачем великая княжна хранит эту рухлядь, неужели здесь собраны любимые игрушки ее детства?