Опьяненные свободой - Журавлев Владимир Борисович - Страница 30

Вот как так получилось, что я согласился?! Мне же тут же прилетело в ухо, потому что не заметил силуэт угрозы. Ага, а как, спрашивается? Я же по камням скачу, гляжу под ноги, больниц-то здесь не найдешь, ежели что — а он как даст в ухо! Больно, блин. Правда, тетя Маша сблокировала, еще и надо мной посмеялась. Примитив, типа, пропустил, атаки же в первую очередь идут, когда отвлекаешься. А как же следить, если внимание действительно отвлекается?! Ну, правда, Ивану не в лом объяснить в сто первый раз. Понять бы еще, что это такое — свобода в концентрации.

На следующий день тетя Маша — вообще-то, Марианна по паспорту — стала «сгорать». Круги под глазами еще чернее. Кожа страшно обвисла. Я мог только ей молча сочувствовать. Вечное внимание Стража — это, я вам признаюсь, не штангу таскать. Штанга что! Пара часов — и ты свободен, расслабляйся. А Страж — это на всю жизнь, в каждое мгновение чтоб был настороже. Даже когда расслабляешься — будь готов. У тети Маши уже взгляд заледенел. Жуть!

О мечах Иван разъяснил мимоходом. Мол, не в оружии суть. Человек с человеком бьется. Чтоб целиться и на курок жать — тоже время требуется. И немалое, потому что человек несовершенен. Вот за это время и успевай отвечать. Ага. Одно дело стволом автомата повернуть, совсем другое — что-то успеть, когда под дулом стоишь. Но Иван сказал, многое можно успеть. Можно выстрел мечом отбить. Это если руки надежные и меч хороший. А у тети Марианны меч страшный. Я его даже в ножнах боюсь. Гибкое Лезвие, веч Стражей.

Иван вообще-то много чего рассказывал, мы ж еще и бежали все время, а под разговоры в транс улетаешь, тогда бежать немного легче. Бежали мы, потому что тетка вредные шлаки выгоняла. Что со мной творилось, я даже не хотел представлять. Прозрачным, наверно, стал.

Но мне все же полегче было. Я-то ночами спал. А тетка растяжкой занималась, и медитацией, и восстановлением кожи. Она же обвисла вся без жира. Так запросто и умереть можно было, нагрузка же запредельная. Но у меня тетка очень сильная, она, оказывается, чем только в юности ни занималась, пока ее не разнесло. Спортсменка, блин, не из последних. Ну, это неудивительно, при ее-то росте. А откуда б я знал, меня тогда и на свете не было. Я ее с младенчества помню как «тетю-слониху».

Ну, я и добегался в результате. Да мы все добегались. Тетя Марианна свалилась к ночи без чувств. А я ей даже помочь не мог, хотя до Города осталось совсем ничего, с обрыва спуститься и через Ингулинку перейти. Видения у меня начались. А я себя и в видениях плохо чувствовал, бессмыслица какая-то и бредятина в голову лезли. И в глаза.

Сначала ушел Иван. То есть не ушел. Закрутил головой, вскочил — и исчез. Куда-то. Потом вывалился откуда-то со здоровенным негром на руках. Только негр, кажется, серым был. Ну, ночью-то все кошки серые, наверно, и негры тоже. Ага. И глаза у него желтые были. Я так понял, умирал он. Я даже из видений выплыл, сесть пытался, да не вышло. Что-то этот негр бормотал, но я языков сроду не знал, я и родной не очень-то… Потом… потом Иван сказал, что Страж погиб. Помню, я даже удивился. Вот же тетя Марианна, рядом спит, как же погиб-то? Помню, Иван закаменел. Это так страшно выглядело, что я сознание потерял. Ну, может, и заснул, в моем состоянии одно от другого и не отличалось вовсе.

Очнулся, а Иван меня тормошит. И поднимает. Ага, щас. Ноги-то не хотят держать. А Иван еще и говорит все время, и требует, чтоб я все запомнил и передал кому-то, потому что он сам должен уйти до срока. Ага. Я имя-то свое не сразу …идентифицировал.

Он мне много чего наговорил.

— Все запомнил? — спрашивает эдак требовательно. — Все передашь командирам, все в свое время?

Ага, киваю, и запомнил, и передам, только бы поспать еще.

— Марианну не оставляй до конца! — приказал Иван. — Она Страж юный, посвящение не прошла, ей без помощи сложно будет.

Тут сон сразу улетел. Не понравилось мне как-то фраза про конец! А что не оставлять, это я и сам понимал. Тетка в состоянии Стража… дико смотрится. Кто-то должен будет переводить ее жесты широкой публике, речи ее странные адаптировать.

— Пятерке Кузьмина передай: они уже здесь! — приказал Иван непонятно и взялся за пояс. — Понимаешь, малыш, дымы вторжения, вот какое дело. А Страж не прошел посвящения… Бейтесь до упора! Даже если я не вернусь — бейтесь! И помните: есть и еще дети Болдуина!

Может, он и не говорил ничего. Может, бред это мой. Потому что только на бред и похоже. Он ведь изменяться стал. Жуть черная. Оружия на нем появилось, как на стенде вооружений. И росту прибавил. И шлем зарастил. И тигр его ожил. Я, хоть и в бреду, но прочувствовал: хоть и скафандр на нем, и выглядит, как скафандр, только он живой, и характер у него такой… тигриный. Смерть несущий.

То, что он потом в переход ушел, даже банально как-то в сравнении с тем, что уже произошло. Подумаешь, нуль-переход! Ну, фантастика, ну и что? Там же война, с той стороны, и мне туда не надо. Так что проку с перехода меньше, чем с обычной двери. Особенно если это дверь нашей кафешки в Городе! Мда, пожрать бы не мешало…

Потом очнулась тетя Маша. Где Иван да где Иван! А нет его. Ушел. Куда? А в нуль-переход. Взгляд у тетки совсем диким сделался, я думал, она сейчас у виска пальцем покрутит. Но получилось еще интереснее.

— Как же так? — сказала она. — Переход же в Городе!

И тут я вспомнил, что он мне говорил — словно выплыло из глубин в нужный момент. Переход в Городе, но шагнуть в него можно отовсюду, например, вот с этой скалы, как, собственно, и было. Потому что это же … ну… нуль потому что, вот.

Силуэт угрозы!

Я и чухнуть не успел, как оказался в стойке, и Марианна тоже. Облом, учебная тревога. Просто на полянке добавилось кое-что, чего вчера не было. Большой такой камень, вроде плиты. А на нем — оружие чужого мира. Что-то вроде длинноствольного, очень длинноствольного пистолета, зловещего такого цвета, из него ненависть разве что не излучалась.

— Это что? — шепотом спросила Марианна.

Я понял сразу, но… как сказать-то? Что вот, мол, это могила Стража иного мира? Посмотри, мол, что и тебя ожидает — затерянный камень в чужих лесах? Так что я промолчал. И попрощался в этот миг кое с чем, чего в свое время не ценил. Счастливое у меня детство было, оказывается. Могло бы продолжаться и еще … да не судьба.

А тетя Маша все и сама поняла.

Полянка наша была выбрана с умом: на вершине холма, и край обрывается скалой. От сырости подальше, и комара с мошкой ветром отпугивает. Подошли мы с теткой к обрыву.

— Он сюда шагнул? — спросила она.

Ну… да. Сюда. И что? Обрыв, конечно, впечатляет, только я после командирского маршрута отмороженный, ничего не боюсь. Так, принимаю меры безопасности — и только.

— Давай выбираться в Город, — решила Марианна. — И побыстрее. Неладно там. Видишь?

Я, конечно, вижу. Маршрут-то закончен. Внизу под обрывом шумит на камнях Ингулинка. За ней на холме сияют белизной стены нашего Города, переливаются изумрудным светом башни зимних садов, трепещут в небе разноцветные крылья дельтапланов, блестит лента железной дороги…Все как обычно вроде. Только вот там, куда убегает двойная стальная змея, поднимаются к небу призрачные дымы вторжения.

Александру я нашел в промкольце, в цехе животноводства. Здесь я еще не бывал. Видимо, здешний начальник решал проблемы сам, нас не вмешивал, мы и не вмешивались. До этого дня. Аврал с энергией разом вырвал из наших рядов всех командиров, способных понять специфику непрерывных циклов в животноводстве, в основном бывших врачей и ветеринаров. Александра — врач, поэтому охрану подстанций валили без нее. Ну и хорошо, грязное это занятие… Хорошо, что ребята-дроздовцы закончили свои непознаваемые дела, что электрическое сердце Города отныне работает в автономном режиме, что стремительные «горные орлы» больше не должны падать из поднебесья на охрану подстанций. Очень уж это рискованно. В следующий раз могут и автоматным огнем встретить.