Опьяненные свободой - Журавлев Владимир Борисович - Страница 29

Призрачные птицы сорвались с крыши Города и канули в синеву — чтобы внезапно рухнуть на охрану подстанций. Оставив лежащие тела, закованные в серебристую броню обтекателей, командиры прошагали в операционный зал. Дежурные неверяще смотрели на фантастические силуэты с плащами-крыльями за спиной.

— Командирский корпус! — представился Дед. — Включите питание на Город, пожалуйста.

Естественно, никто не двинулся с места. Тогда один из бойцов прошелся по залу и все включил сам. Среди командиров хватало своих специалистов.

— Работайте, пожалуйста, не отвлекайтесь, — напомнил Дед. — Мы вас пока поохраняем. И не волнуйтесь, это ненадолго. В конце смены вас покинем, с вашего разрешения…

Чученов тихо тронул его за руку.

— Дмитрий Евгеньевич, ставьте пятерку на охрану. Мы должны уйти. Произошло кое-что, что меняет наши планы полностью.

— А что, если не секрет?

— Не секрет. Один охранник успел спросить, кто мы такие.

— Это что, так важно?

— Важно, как он это сказал.

Призрачные птицы устремились в небо. Сюрприз! Теперь «горные орлы» могли мгновенно уйти с места посадки. Невидимый луч Города властно притянул их домой.

Прогрохотали по коридорам тяжелые шаги закованных в броню людей. Чученов встал на пороге кабинета Гробова.

— Есть, командир! — сказал он. — Они здесь!

— Они здесь, — медленно повторил Кузьмин, словно пробуя слова на вкус. — Они все же здесь… А у нас никого нет. Что будем делать, пограничник?

Ха! Я бы и не догнал? Тетю Машу? С ее весом только и бегать, только и порхать! Да они к тому же и не бежали никуда. Сидели себе на травке возле речки Ингулинки, там, где начало маршрута, и трепались. Там я их и застукал. Тетя Маша сначала жутко удивилась, но я довел до сведения, что я не сам пришел, что меня Чучик попросил униженно, и она как бы что-то поняла. Ага. Я, например, ни фига не понял. Просто она своему Чучику безоглядно доверяет, потому что он за ней бегает, как песик, и хвостиком виляет. Но за осуждением — не ко мне. Я Чучика уважаю. Он попросил за блудливой теткой присмотреть, так мне же не трудно.

Тетка-то удивилась, а этот… бич чернофиговый на меня и не глянул. Занят, наверно, был офигивающе — что-то на ушко тетке пел. (Насчет фигулин в речи — это мы, молодняк то есть, так разговариваем. Стариков корчит, а нам весело.)

— Бег не помогает, — заявила тетка, продолжая разговор. — Уж сколько я бегала! Вот Володя подтвердит.

А я что? Я бы подтвердил. Она что ни делает, только здоровеет.

— Разве ж это бег? — хмыкнул мужичок. — Вот удирал я как-то от карабинеров…

Ага. Это мы слышали. В пересказе какой-то фиглястой соплючки из скалолазок.

Однако потом мы как побежали! К перевалу вверх по камушкам скок-поскок! Тетке пофиг, она на похуданиях здорово дыхалку натренировала, скачет — только сало колышется, а я так позеленел. И как-то сразу вспомнилось, что маршрут на декаду рассчитан, а у меня в карманах жрачки-жвачки на день. А у них и того нет, они же худеют!

Сдох бы я в первый же день, если б Иван не заговорил. Что-то он тете Маше показывал-рассказывал, ну и я слушал, рядом же. Незаметно словно в транс улетел, ноги невесомые, за спиной крылья. Тетя Маша впереди прет, рвет паутину, валежник крушит, бич этот деловитый рядышком, а я следом будто лечу. Весь день летел, к ночи бряк — ноги, как камень, мозоли горят жилы горят, легкие горят, кости воют, офигенно романтично! А они еще в ручей полезли, типа смахнуть легкий пот. А они еще растяжкой позанимались. А у них еще массаж потом. А еще потом на палках махались, как ниндзя! Тетя Маша с палкой — это что-то! Ей бы танковое орудие под мышку больше подошло. Она и сама это поняла, наверно, потому что рыдала полночи, а мужик ее успокаивал.

Я, конечно, сразу понял, не дурак, зачем меня Чучик к ним отправил. Чтоб я им мешал. Чтоб ничего не было. Ну вот я и заявляю: ничего не было. Только ночью по мне можно было стадо слонов гонять, все равно бы не проснулся. Устал, что ли? Так что за ночь я не ручаюсь. А так — не было ничего.

Я, конечно, и ночью пытался бдить, ибо Чучика я глубоко уважаю, и не только за суперменство. Ну, они ночью говорили. Наверно. Точно помню, он ей сказал, что она потому толстая, что сил до фига, а ноша по жизни легкая. И что ноша Стража мира ей по габаритам в самый раз. А похудеет она от того или нет, ему вообще-то пофиг — но чисто по старой дружбе поможет и в этом. А она ему спасибо сказала, очень странным голосом. Еще помню, Иван этот мне сказал, чтоб я с ними занимался. В смысле, мало устал, еще подгрузиться треба. Ну, мне трудно, что ли? Я даже растяжку вместе с ними сделал. А потом — бетон, фигня какая-то в башке, сны называется…

Утром глаза продрал, а они снова на палках машутся. Это в наше-то тысячелетие. И чо, вот так и попрут с боккеном на автоматы?

С утра мы опять побежали. Как сказал Иван, чтоб у тети Маши дурные шлаки выбить. А утро-то очень ранним было, потому что у костра на голой земле долго не проспишь. Да и пока спишь, каждые полчаса просыпаешься, чтобы перевернуться.

У тети Маши черные круги под глазами, как после ночи любви. Чучику бы такого не брякнуть! Я же на страже стоял, то есть лежал, не было там ничего.

— Фигрень это все! — брякнула тетка к обеду и пригорюнилась.

К обеду — это я так, по привычке. Обеда-то, ясное дело, не того… Я понял — тетка сейчас повесится. Если веревку найдет, чтоб выдержала. И что ей этот вес? Мешает, что ли? Она же специалист-супер! Уж я-то знаю, она дома же работает, при мне. И никто своей фиговкой не дотумкивается, кто Информаторию программы задает. А это она.

А этот гад чернушный, нет чтобы утешить женщину в депресняке, я бы ради такого даже отвернулся, так он еще и поддакнул!

— Фигрень и фигерня! — согласился он, да таким гундосым голосом, что даже до сосен доперло, что это они меня передразнивают.

А мне пофиг! Я и назло могу так говорить, и даже еще гундявее. Ну, попытаюсь, по крайней мере.

— Марианна, махать мечом — это не суть Стража, это лишь один из боевых навыков, — серьезно сказал он. — А суть Стража — в имени его. Быть настороже. Всегда. А ты не настороже.

— Да настороже я! — орет тетка. — Как дура, в тайге…!

А он вдруг оказался разом около нее, змея бесшумная, и хрясь ее по щеке! Это тетю Машу! Я аж онемел. А то бы убил его на месте. Камнем!

Ух, как она глазами засверкала! Ух, как выпрямилась! И сразу покрасивела даже, мне понравилось. Ну тут и я очнулся, заорал что-то типа, что убью гада, а тетка тут же тоже заорала, типа чтобы я заткнулся, потому что он прав — дурдом, короче. Ага, думаю, потому меня Чучик и подослал, чтоб он тетку лупил, а на меня орали. А, пофиг все!

— Силуэт угрозы не заметила! — прошипел он. — Срубят тебя в первом контакте! А мне на тебя Город оставлять, не на кого больше, ты же самая надежная!

В общем, поорали они. А потом он так задушевно сказал:

— Анни, постарайся уж, а? Ну я тебя очень прошу! Постарайся. Времени нет. Я боюсь за тебя.

Конечно, тетка тут же растаяла — я сам чуть не растаял от умиления. Конечно, они тут же и помирились, не сходя с места, а как же иначе. А я виноват остался, что лезу не в свое дело. В смысле, в теткино дело. А какое тогда мое дело? Только тогда, когда в именно мой фейс кувалдой тычут? Ага, щас поверил. Хитрофиговых поразвелось, и не такое заявят. Фиг вам, не пролезет!

До ночи он тетке сто раз показывал-объяснял силуэты угрозы, с оружием и без, со зверьем, без зверья и просто с понтами. Даже я понял. И раз десять еще тетка словила плюху в ухо. Слез было! Так что я озверел маленько, подхватил камень… А он, гад, тут же повернулся, словно увидел спиной, и тихонько пояснил, что он как раз не Страж, а вовсе воин, и на чистом рефлексе меня по камням размажет. Случайно. Чтоб не мешал наставнику наставничать. Это ему, то есть. И чтобы лучше бы я сам подучился, скоро пригодится типа. Да и Марианне проще будет рядом с лопухом — это типа я — замечать свои успехи.