Анютина дорога - Губаревич Константин Леонтьевич - Страница 4

— ...И вы прогнали его?— с горечью спрашивает женщина детишек.

— А что же он не дал нам сухарика!— пробует оправдаться малыш.

— Пущай не будет таким жадюгой!— поддержал другой.

— А куда он мог уйти?..— размышляет Ганна.— Обшарила все теплушки, как в воду канул...

— Забрался в какой вагон, а паровоз подцепили, вот и укатил...

— Ну куда же ему, такому маленькому, да еще одному укатывать?!— все не может успокоиться Ганна.

— Да рази он один там будет?— искренне удивляются ребята,

— Там таких, тетенька, ух, сколько! Я уж знаю!

...Тишка ползет под теплушкой. Проползает под одной, другой, третьей... Наконец нырнул из-под колес пятой или шестой и очутился у своей, откуда его прогнали.

Все же обжитое место тянет. Тишка прислушался — там ли ребята... Нет, ничего не слышно. Взобрался в вагон, огляделся — пусто. Тишка даже доволен. Никого нет, значит, никто уже не будет прогонять, бить. Теперь он тут хозяин!

И на правах хозяина Тишка забрался в самый дальний угол, свернулся калачиком и закрыл глазенки, Теперь только и поспать.

...Конный отряд с детьми приближается к дому с белой колоннадой. По липовой аллее конники подъезжают к въезду во двор. Бывший помещичий дом. Бывший, потому что навстречу конникам н.а площадку парадного крыльца из дому вышел не хозяин-помещик, а одноногий солдат в рваной гимнастерке без ремня и в старой окопной папахе, несмотря на сравнительно теплую погоду. Видимо, он тут теперь хозяин.

Кондратюк повернулся в седле к конникам и махнул рукой — молчаливая команда слезать.

Конники начали спешиваться, осторожно снимая ребят на землю.

— Сторож, что ль?— обратился Кондратюк к инвалиду на деревяшке.

— И сторож, и хозяин...— не очень гостеприимно ответил тот.

— Как хозяин?— не понял Кондратюк.

— А так. Три года в окопах отвоевал? Отвоевал. Панов прогнали? Прогнали. Кому теперя панское богатство, как не нам, безземельным калекам, кто кровь проливал?

— Это что,— все еще не может взять в толк Кондратюк,— ты забрал имение и решил хозяйновать один?

— Один не управлюсь... А подсоберу еще таких окопных калек аль безземельных, поделим панское добро да землю и почнем жизню.

— Нет, батя, не бывать по-твоему,— твердо заявил Кондратюк.

— Это почему — не бывать?

— А потому, что тут будут жить вот они...— показал чекист на стайку молчаливых ребят, сгрудившихся вокруг Лукерьи.

— Кто они?— не сразу понял солдат.

— У тебя дети есть?— спросил солдата Кондратюк.

— Были. Оказались в войну под немцем, так с голодухи да болезнев и перемерли.

— А эти пока живы. Но ежель не помочь им — и они перемрут, потому как батьки их, видимо, погибли на войне чи еще воюют.

— Нет такого закону, чтоб беспритульной детворе папские имения раздавать!— стоит на своем солдат.

— Есть такой закон,— спокойно парирует Кондратюк.

— Не слыхал такого приказу!

— Так вот я приказываю.

...Очутившись в панском доме, ребята почувствовали прилив буйной радости. Покои огласились смехом, криком, топотом ног, грохотом передвигаемой мебели, стонущими аккордами пианино, по клавишам которого колотили кулачонками...

Ничего подобного не видел и не слышал чопорный барский дом.

Ганна с Лукерьей сбились с ног, приводя в порядок бесприютную вольницу. Это было не так просто.

Кто-то из ребят притащил морковку, пошептался с дружками. В один миг ребятня ринулась за пареньком с морковкой во двор, а оттуда — на ближайшие деревенские огороды...

В деревне — переполох. Бабы с палками, ухватами бегут защищать свои гряды от налета детской орды. Крики, проклятия подняли на ноги всю деревушку. На непрошеных гостей двинулись мужики, дети. Вот-вот начнется избиение голодных детей.

Но тут подоспели Лукерья с Ганной и стали между детьми и бабами.

— Бабоньки!— бросилась Ганна навстречу разъяренным женщинам.— На кого с кольем-то?! Неужто не видите: голодные, бесприютные сироты!

Но бабы двигались грозной цепью, не слушая Ганну.

— Стойте!— твердо приказала Лукерья, и все почему-то остановились.— Вашего они ничего боле не тронут,— решительно заверила,— правда... У нас скоро все свое будет... Нам уезд дал панскую усадьбу, часть панской земли, поможет оборудовать школу, и мы сами будем пахать, сеять и учиться... Ваших ребят тоже возьмем в нашу школу. А пока помогите нам на первых порах. Хоть чем-нибудь. Хотя бы раз поесть. Ведь не сдуру они навалились на ваши огороды, с голоду!..

...По дороге к имению едет телега, полная всего понемногу. Тут и картошка, и кусочки хлеба в корзине, яблоки, морковка, бурачки, мука...

Слабую хилую конягу ведет за повод мальчуган, а Ганна и Лукерья и остальные ребята подталкивают телегу, помогают коняге довезти посильную помощь, которую собрала деревня голодным детям.

На повороте к имению телега остановилась. Ганна вытерла пот с лица, вздохнула.

— Ну, детки...— обратилась она к ребятам,— мне пора...

— Куда же вы, тетенька?

— Я еще и сама не знаю куда...— призналась Ганна.— А вы живите тут на здоровье... Поживите маленько, а там и объявится кто: мамка аль батька... Найдут вас, коль живы которые... А я пойду... Будь здорова, Лукерья... Смотри ж тут за ними...

Ганна подошла к Лукерье, поцеловалась с ней на прощанье.

— Ты уж не серчай на меня, бабонька, что поначалу не ласкова была с тобой.

— Да будет... Иди, Ганна. Ищи, даст бог, найдешь... И долго еще смотрели притихшие ребята с Лукерьей вслед удаляющейся Ганне, которая так неожиданно повернула маленькие их судьбы.

...Двор хутора. Анютка сидит на ступеньке крыльца с хозяйским малышом на коленях. Во двор въезжает телега. На телеге два полных мешка и еще что-то, прикрытое травой. В передке примостился возница — один из бандитов, пировавших у Прокопа.

Из дома навстречу вышел Прокоп... Поздоровался с приезжим. Пощупал рукой мешки.

— Чего тут?

— Жито...— нехотя ответил возница.— Сегодня ночью потрясли мельницу... Молоть для каких-то бесприютных? Понавезли их там в панское имение...

— А это?— потрогал хозяин что-то, накрытое травой.

Возница раскрыл. Под травой оказался пулемет.

— Церковный староста передал. Шла какая-то воинская часть через село. Выкрал вот. А патроны не догадался стянуть, старый пень... Пущай у тебя покуль побудет...

Прокоп и возница взяли по мешку и понесли в сарай. Туда же и пулемет оттащили. Из сарая на телегу начали грузить буханки хлеба, два копченых окорока, мешок картошки, бочонок огурцов, мешок яблок…

— Сегодня отдыхаем...

— Где?

— В Темном логе.

Возница удобнее положил обрез под переднее сиденье и завернул коня в обратный путь.

Анютка поставила малыша на землю и рванулась к телеге, видимо, хотела спросить незнакомого дядю — не встречал ли где маму?

Но, пробежав шагов шесть-семь, девочка упала. Она забыла, что была привязана за ногу длинной веревкой к крыльцу.

Возница оглянулся.

— Приучаешь?

— На всякий случай... Штоб не сбежала...— пояснил Прокоп.

...Едет телега, на которой бандит везет харчи от Прокопа, удаляется в лес все глубже и глубже.

Возница и не подозревает, что за ним следует на некотором расстоянии человек, осторожно переходя от дерева к дереву.

...Темный лог — небольшая поляна среди густого дремучего леса. В центре дымится догоревший костер. Над костром на перекладине висят портянки, сапоги, штаны — сушатся.

В шалашах вокруг костра спят после ночной «работы» бандиты, с обрезами под головами.

Дежурный с обрезом на коленях сидит на пне у обочины единственной, еле заметной тропинки, сторожа покой спящих. Дремлет.

Из-за спины с величайшей осторожностью к нему подкрадывается человек, следовавший в лесу за телегой. В какое-то мгновение человек прыгает на часового, глушит его ударом по голове.