Подобно солнцу - Ланге Пауль Вернер - Страница 21

Матьенсо тем самым оказал ему одну из тех услуг, которые порой оказываются некстати. Ибо речь идет о гордости, а гордость Магеллана, как известно, ничуть не менее уязвима, чем у любого заносчивого испанского гранда. И приятно слышать, что он остался благодарен и предан свидетелю своего поражения: в завещании Магеллан называет Санчо Матьенсо своим душеприказчиком.

Король Карл, уж отчасти знакомый с ненавистью своих подданных к чужакам, обеспечил обиженному удовлетворение, но и его скоро начинает мучить некоторое недоверие. Мало было доверия, и мало было денег. Намерение короля отправить флот к концу года — пустая иллюзия. Наступает хмурая зима. Иногда кажется, что только два человека продолжают интересоваться судьбой армады: Магеллан и его противник Себастьян Алвариш. Из сообщения, которое консул в июле составил для короля Манула, ясно видно, как неутомимо и ловко осуществляет он свою миссию. Еще раз проникает он к будущему генерал-капитану и уговаривает во имя процветания его отечества отказаться от предприятия. Вопрос Магеллана о полномочиях Алвариша он, видно, так до конца и не понял, равно как и ироническое замечание, что, если он вернется в Португалию, это не потребует даже особого вознаграждения — он удовлетворится семью локтями серого полотна да несколькими чернильными орешками. Однако серьезней надо было бы отнестись к тому, что, кроме того, поведал Алвариш. Магеллан не должен верить сладкоречивым словам епископа Бургосского, которыми тот его осыпает; среди тех, кто будет сопровождать Магеллана, много желающих разделаться с ним — как бы это не стало роковым для его чести.

Этой чести много вреда причинил Себастьян Алвариш, и уже упущен момент, чтобы просто отвести подозрение, которое пробудило его сообщение португальскому королю. В нем консул утверждает. что Магеллан заколебался и просил якобы гарантий. действительно, положение Магеллана в июле 1519 года было незавидным, Но и не таким плачевным. чтобы снова отдаться на милость короля Мануэла. Ясно, что Алвариш лгал, когда описывал состояние кораблей, так как они прекрасно оправдали себя в деле. это был изощренный интриган. А манера, в какой он обрисовывает, что только из-за недостаточных полномочии его усилия не имели успеха, допускает определенные выводы. Кроме того. потом события стали развиваться в ином направлении. Это выразилось в словах, которые мы также находим в письме Алнариша: Я человек чести. Я буду следовать путем, который выбрал. Вот ответ Магеллана.

Но есть и кое-что отрадное. В феврале 1519 года Беатрис Барбоза де Магеллан дарит мужу сына. Он получает имя Родриго. Одновременно с его крещением появляется просвет в том финансовом тупике, в котором до сих пор находилась армада. 10 марта Карл 1 уполномочил епископа Бургосского допустить к оснащению флотилии заинтересованных купцов. За это они получат не только прибыль от дохода первого плавания но Молуккские острова, но и возможность принять участие на точно таких же условиях в трех следующих плаваниях. Фонсека поручает провести соответствующие переговоры Кристобалю де Аро и Алонсо Гутьерресу. Первый заботится о привлечении в долю крупных финансистов, второй — финансистов помельче. Их усилия достаточно успешны, чтобы король отдал приказ об отплытии в мае.

Но купцам нужно время. Они осмотрительно, по наиболее выгодным ценам выбирают изделия из железа, военное и рыболовное снаряжение в Стране Басков, навигационные инструменты — в Кадисе. Свозятся тюки, мешки. слитки. товары для обмена и безделушки. которые как по мановению волшебной палочки должны будут обернуться мускатом и гвоздикой. Натиск на острова Пряностей должен осуществляться с помощью ртути и немецких ножей самых дешевых сортов. с помощью слоновой кости и колокольчиков трех разных видов>, в то же время могут быть пущены в ход семьдесят одна пушка в случае, если повстречаются конкуренты или чрезмерно строптивые местные жители. Вооружение. тщательно подобранное для плавания, кажется, рассчитано и на встречу с португальцами. Например, в распоряжении о правилах поведения в плавании, отданном 8 мая, король опять указывал на то, чтобы корректно относиться к областям, подвластным Португалии. Одновременно он требует, чтобы всех посланцев короля Мануэла изгонять из ) Юкатан. Что же может предложить п сравнению с этим армада? Четырехмесячное жалованье команде вперед за плавание, которое продлится два года — два года солонины и сухарей в морях, преимущественно неведомых, вдали от берегов, сулящих золото. В церквах поставлено достаточно свечей в память о тех, чьи останки гниют на Антилах и по всему побережью Карибского моря. Попасть туда, где перец растет, жаждут Кристобаль де Аро и ему подобные, простой же люд с набережных Севильи этого не желает.

Магеллан может кое-что посоветовать. Он знает многих португальцев, опытных мореходов, которые ходили в Индию, а потом перебрались по тем или иным причинам в Испанию и еще не нашли себе места службы. В их окружении он любит находиться, поскольку это люди совсем иного склада нежели Картахена, Кесада и Мендоса — только трое этих испанских офицеров потянули за собой шлейф из восемнадцати слуг. Тогда королю донесли, что Магеллан окружает себя сговорчивыми людьми, своими соотечественниками. Монарх дает понять Каса де Контратасьон, что следует *ненавязчиво, но непреклонно» сократить число моряков из Португалии до пяти человек. Несмотря на это, в плавание отправляются почти сорок португальцев — когда в июле германские курфюрсты избрали короля Карла императором, он нашел себе дело поважнее, чем забота о командах армады.

Однако же изнурительный спор с враждебно настроенными служащими и чванливыми знатными дворянами, попавшими благодаря поддержке при дворе на самые выгодные посты, затянулся надолго. Трое из этих аристократов уже названы: Хуан де Картахена, офицер дворцовой гвардии, теперь генеральный контролер флота, а позже капитан «Сан-Антонио»; Гаспар Кесада, состоявший вначале на службе у архиепископа севильского, теперь капитан «Консепсьона> Луис де Мендоса, казначей и капитан «Виктории». Лишь Хуана Серрано, брата того самого Франсишку Сиррана, который слал с Молуккских островов такие вдохновляющие послания, может Магеллан считать своим приверженцем. Он командует маленьким «Сантьяго». Но он профессионал высокого класса. Когда он был еще португальским подданным и звался Жуан Сирран, то командовал одной из каравелл Алмейды, поэтому он принес предприятию и в хорошие, и в трудные дни больше пользы, чем эти трое, вместе взятые. Один из них, имеется в виду Мендоса, проявляет себя уже в Севилье таким несговорчивым и непокорным, что король вынужден вмешаться и потребовать, чтобы тот оказывал Магеллану подобающее уважение. Король-то догадывается, что подразумевал когда говорил о роковых последствиях для чести Магеллана.

К сожалению, события развиваются дальше. Руй Фалейру, чьё имя ставилось довольно долго в многочисленных документах перед именем Магеллана, со временем упоминается только В конце концов он становится упрямым соперником, от которого можно ждать самых неожиданных выходок. И дело тут не только в их личных взаимоотношениях. Если Магеллан обладает хотя бы какой-то долей ловкости в обхождении со служащими и придворными, то у Фалейру она отсутствует полностью. Но многие хронисты, видно, все-таки преувеличивали, когда уверяли, будто бы он сошел с ума. Нет, он просто не смириться, что его постоянно отодвигают на задний план, хотя видит и сознает такую неизбежность. Сначала ему не дозволяют взять в плавание брата, затем он вынужден признать, что от него мало толку во время непосредственной подготовки к плаванию, и Магеллан постепенно отстраняет его от дел. Наконец, его самолюбию наносится самый ощутимый удар: король назначает генерал-капитаном и главнокомандующим Магеллана. Собственно, иначе быть и не могло. И хотя Фалейру поручено командование самым большим кораблем, «Сан-Антонио», он не готов следовать в чужом кильватере. Так возникает договор, по сущестству просто компромиссный. Фалейру обещают, что следующую эскадру на Молукки поведет он. Его место занимает де Сан-Мартин — главный кормчий империи, Хуан де артахена получает «Сан-Антонио».