Подобно солнцу - Ланге Пауль Вернер - Страница 20

Само собой разумеется, что астролябия была для Магеллана важнейшим вспомогательным средством, когда он хотел установить географическую широту. Ведь Полярную звезду этот сияющий путеводный знак для всех моряков, плавающих к северу от экватора, — он продолжительное время не видел, а на небосклоне южного полушария нет аналогичной путеводной звезды над Южным полюсом. Таким образом, ему оставалось только солнце, высота которого в момент, когда оно находится в зените, давала возможность определить географическую широту. Предпосылкой тому служила так называемая таблица солнечных склонений, имевшаяся в распоряжении наблюдателя. Так как летом солнце ежедневно поднимается все «выше», а зимой опускается все «ниже», таблица приводила величину изменений его высоты. И только тогда, когда величину склонения в зависимости от времени года вычитали из измеренного угла или прибавляли к нему, дополнение его до 90° показывало географическую широту. Самый ранний предназначенный специально для мореплавателей труд, дававший сведения о склонении, — «Руководство по астролябии и квадранту» — вышел в свет в 1509 году в Лиссабоне. Его первое издание предположительно было напечатано в 1495 году. В нем приводится ряд данных о широте особо примечательных географических точек на морских побережьях и поправки на установленную, при помощи Полярной звезды широту, а также склонение солнца на каждые сутки года. Совершенно правомерно допустить, Магеллан располагал теми таблицами, которые были распространены не только в отпечатанном типографским способом но и в переписанных от руки копиях. Как хорошо с ними умели обращаться, доказывает вахтенный журнал Франсиско Альбо — кормчего во флоте Магеллана. В нем мы находим географическую широту бухты Сан-Хулиан — 49°40’ (фактически 49° 15’) и мыса Кабо-Вирхенес — 52°20’ (точнее, 52° 18’). Его коллега Андрес де Сан-Мартин делал также точные вычисления, едва ли уступающие сегодняшним измерениям.

Далее. Наблюдать солнце в зените важно для определения судового времени, так как в зенит оно восходит в полдень по местному времени. Тогда пускалась в ход ампольета — получасовые песочные часы. В дальнейшем за ними следили вахтенные и переворачивали их, как только верхняя емкость часов опустошалась. Конечно, такие измерители времени не годились для определения географической долготы. Как уже говорилось, долгота оставалась загадкой, пока не был теоретически обоснован метод «лунного расстояния», которым пытался воспользоваться Америго Веспуччи, и до тех пор, пока не были сконструированы надежные часы, пригодные для перевозки. Таинственный способ, каким Руй Фалейру якобы мог определить географическую долготу, — должно быть, один из многих, которые еще много лет спустя лишь вводили в заблуждение.

Однако Фалейру не был бестолковым человеком. Это видно из той части инструментов, которую он заготовил для армады. Франсишку Фалейру, его брат, написал книгу «Искусство мореходства», снискавшую широкую популярность, и таким образом увенчал навигаторские изыскания семьи Фалейру. Некий намек в списках снаряжения мог означать и то, что Фалейру был озабочен усовершенствованием существовавшего тогда компаса. Имеются в виду «четыре больших ящика для компасов», названные в приложении «футлярами» для компасов. В конце концов нет ничего предосудительного, если ученый проводит время за изготовлением ящиков — возможно, дело уже касается попытки смягчить движения картушки, вызванные качкой, деревянной рамкой и шелковыми нитями. Кажется возможным применение принципа, получившего сегодня название карданного подвеса, он был уже известен и пускался в ход для других целей. Но все это лишь предположения.

Следует заметить, что упомянутый список инструментов несовершенен. Например, в нем не значится лот — старейший вспомогательный прибор на службе у моряков. Он, по всей вероятности, состоял из свинцовой конической гири с прикрепленным к ней тонким прочным линем, на котором через определенные промежутки делались пометки — марки из разноцветной ткани. Матрос, измерявший глубину, стоял — и так продолжалось, видимо, еще длительное время у вант фок-мачты и оттуда бросал лот вперед по ходу судна. У гири снизу имелось углубление, заполненное салом, с помощью которого можно было брать пробы грунта. Если лот оставался «чистым», значит, было ясно, что грунт каменистый.

Неизвестно, применял ли Магеллан уже лаг — приспособление для измерения пройденного расстояния. В частности, на применение лага указывает одно замечание в путевых заметках Антонио Пигафетты, однако это указание весьма неопределенно. Точные данные о лаге (лаглине), помеченном узлами с утяжеленным деревянным сектором, дошли до нас из работы Уилльяма Бёрна, увидевшей свет в 1574 году. В ней, правда, утверждается, что речь идет о предмете, который используют уже с давних пор. А до того было возможно измерить только скорость с помощью щепки, выброшенной с подветренной стороны за борт, или каким-либо иным образом.

Идея применить лаг была впервые подсказана в 1543 году немцем Николаусом Кребсом (Николай Кузанский). Определено, мысль этого прелата была тогда уже не нова, но, так как попрежнему не имелось на борту подходящего хронометра, ее не удалось использовать на практике.

Ещё одно замечание по поводу морских карт армады. Это были плоскостные карты с прямоугольной градусной сеткой, не [дававшие достоверного изображения Земли ни в отношении координат ни в отношении ее поверхности. И хотя несовершенство карт было давно известно — на них, например, не были схождения меридианов к полюсам, — тем не менее в кругах мореплавателей продолжали ими пользоваться, не внимая советам, В середине ХУ! столетия испанский космограф Мартин Кортес сетовал на то, что переубеждать моряков — это все равно что «музицировать перед глухим или показывать картину слепому». Но в самом деле, чтобы устранить недостатки, предложили поначалу только математические расчеты, которые было не под силу ни одному моряку. А так как Фалейру прилагали усилия усовершенствовать карты, тогда существовавшие, вполне вероятно, что шесть карт, изготовленных по их желанию, не походили на общепринятые оригиналы.

Теперь, после необходимого экскурса, речь снова пойдет о событиях 1518 года в гавани Севильи. Обещанный поток дукатов течёт лишь тонкой струйкой, постепенно иссякая в бесчисленных конторах Каса де Контратасьон. Не обошлось без того что Магеллан то и дело беспокоит короля своими жалобами. Часть той переписки сохранилась. Из нее ясно, что на и на устранения осложнений в *колониальном ведомстве пришлось израсходовать вместе с государственными затратами 45 000 мараведи. Такое положение тяготит и удручает, сравнению с этим особенно опасными кажутся происки португальского консула Себастьяна Алвариша. Подобно змее, изворачивается он между группами, представляющими различные интересы, использует деловые связи, свои деньги и низменные чувства тех, кому невмоготу наблюдать успех «португальского выскочки». 22 октября станет большим днем его оплаченных и добровольных марионеток.

Началось в предрассветные сумерки. Во время отлива