Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Собрание сочинений. Том 3

Шаламов Варлам Тихонович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Собрание сочинений. Том 3 - Шаламов Варлам Тихонович - Страница 33

Изменить размер шрифта:

ЗЛАТЫЕ ГОРЫ

ЛИЛОВЫЙ МЕД[29]

Упадет моя тоска,

Как шиповник спелый,

С тонкой веточки стиха,

Чуть заледенелой.

На хрустальный, жесткий снег

Брызнут капли сока,

Улыбнется человек,

Путник одинокий.

И, мешая грязный пот

С чистотой слезинки,

Осторожно соберет

Крашеные льдинки.

Он сосет лиловый мед

Этой терпкой сласти,

И кривит иссохший рот:

Судорога счастья.

ИНСТРУМЕНТ[30]

До чего же примитивен

Инструмент нехитрый наш:

Десть бумаги в десять гривен,

Торопливый карандаш —

Вот и все, что людям нужно,

Чтобы выстроить любой

Замок, истинно воздушный,

Над житейскою судьбой.

Все, что Данту было надо

Для постройки тех ворот,

Что ведут к воронке ада,

Упирающейся в лед.

* * *

Тебя я слышу, слышу, сердце,

Твой слабый стук из тайника.

И в клетке ребер нету дверцы,

Чтоб отомкнуть ключом стиха.

И я прочту в зловещем стуке,

В твоих ослабленных толчках

Рассказ о той, о смертной муке

В далеких горных рудниках.

Ты замуровано, как вечник.

Все глуше, глуше ты стучишь,

Пока под пыткой спазм сердечных

Ты навсегда не замолчишь.

У КРЫЛЬЦА[31]

У крыльца к моей бумаге

Тянут шеи длинные

Вопросительные знаки —

Головы гусиные.

Буквы приняли за зерна

Наши гуси глупые.

Та ошибка — не зазорна

И не так уж грубая.

Я и сам считаю пищей,

Что туда накрошено,

Что в листок бумаги писчей

Неумело брошено.

То, что люди называли

Просто — добрым семенем,

Смело сеяли и ждали

Урожай со временем.

* * *

Так вот и хожу

На вершок от смерти.

Жизнь свою ношу

В синеньком конверте.

То письмо давно,

С осени, готово.

В нем всего одно

Маленькое слово.

Может, потому

И не умираю,

Что тому письму

Адреса не знаю.

* * *

Шепот звезд в ночи глубокой,

Шорох воздуха в мороз

Откровенно и жестоко

Доводил меня до слез.

Я и до сих пор не знаю,

Мне и спрашивать нельзя:

Тропка узкая лесная —

Это стежка иль стезя?

Я тогда лишь только дома,

Если возле — ни души,

Как в хрустальном буреломе,

В хаотической глуши.

* * *

Отчего на этой даче

Не решается задача

Из учебника тайги?

Подгонять ее к ответу

У меня таланта нету.

Боже правый, помоги!

Сколько формул, сколько знаков,

Каждый знак — не одинаков,

Не таков, как был вчера.

А об истинном значенье

Думать мне — одно мученье

И, конечно, не игра.

Дело было бы попроще,

Если б пели в наших рощах

Птицы, вроде соловья.

Я б доверил птичьим горлам

Изложенье важных формул

Содержанья бытия.

Ведь любых чудес загадка

Решена во мгле распадка

И до ужаса проста.

Что ж дрожит полярной ночью,

Разорвав рубаху в клочья,

Онемевшая мечта?

В ШАХТЕ

Жизнь, дорожащая мгновеньем,

Где напряжен до боли слух,

Где даже ветра дуновенье

И то захватывает дух.

Нет, не затем я рос все выше,

Чтоб, упираясь в потолок,

Паденье этой тяжкой крыши

Сдержать и выдержать я мог.

Того чудовищного веса

Свисающего потолка

Не удержать крепежным лесом

Хотя б и лучшего стиха.

Но рифм пугливое смещенье

И треск ломающихся строф

Звучит сигналом приближенья

Неотвратимых катастроф.

И кто успеет двинуть бровью

И доберется до норы,

Покамест грохнет, рухнет кровля

И слышен грузный вздох горы.

Предупрежден моей судьбою,

Где хруст костей — ему сигнал,

Он припадет к груди забоя,

Чтоб уцелеть от гнева скал.

И, стоя в каменной метели,

Белее меловых пород,

Поймет мои мечты и цели,

Мою беспомощность поймет.

И возвратит свое значенье

Тому, что звал он пустяком,

Пустым воскресным развлеченьем,

А не спасительным стихом.