Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Собрание сочинений. Том 3

Шаламов Варлам Тихонович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Собрание сочинений. Том 3 - Шаламов Варлам Тихонович - Страница 16

Изменить размер шрифта:

* * *

Мы дышим тяжело,

Мы экономим фразы,

Спустившись вниз, в тепло

Сгустившегося газа.

Но здешний кислород,

Расхваленный рекламой,

Почти не лезет в рот,

Хотя он тог же самый,

Который много раз

Когда-то мы вдыхали,

Еще не пяля глаз

На сумрачные дали.

Мы ищем на земле

Соснового озона,

Расцвеченных полей

И летнего сезона.

Целебный кислород

Собрав с лесной опушки,

Сосем, прижавши рот

К резиновой подушке.

* * *

Едва вмещает голова

Круженье бреда

И эти горькие слова

Тверской беседы.

Иероглиф могильных плит

В дыму метели.

Мы сами тоже, как гранит,

Оледенели.

И лишь руки твоей тепло

Внушит надежду,

Что будет все, судьбе назло,

Таким, как прежде.

И мимо слов и мимо фраз

Вдвоем проходим,

И ты ведешь скупой рассказ

Каким-то кодом.

И у окна придется мне

Пред Новым годом

На лунном корчиться огне

За переводом.

Круженье лет, круженье лиц

И снега бисер,

Клочки разорванных страниц

Последних писем.

И одинокий старый храм

Для «Всех Скорбящих»,

И тот, ненужный больше нам,

Почтовый ящик.

* * *

Чтоб торопиться умирать,

Достаточны причины,

Но не хочу объектом стать

Судебной медицины.

Я все еще люблю рассвет

Чистейшей акварели,

Люблю луны латунный свет

И жаворонков трели…

* * *

Я с лета приберег цветы

Для той могилы,

Куда легли бы я и ты

Совсем нагими.

Но я — я все еще живу,

И я не вправе

Лечь в эту мертвую траву

Себя заставить.

Своими я похороню

Тебя руками,

Я ни слезы не уроню

На мерзлый камень.

Я повторю твои слова,

Твои проклятья,

Пускай седеет голова,

Ветшает платье.

И колют мне глаза кусты,

Где без дороги

Шагали только я и ты

Путями Бога.

* * *

Иду, дорогу пробивая

Во мгле, к мерцающей скале,

Кусты ольховые ломая

И пригибая их к земле.

И жизнь надломится, как веха

Путей оставшихся в живых,

Не знавших поводов для смеха

Среди скитаний снеговых.

* * *[13]

Цветка иссушенное тело

Вторично встретилось с весной,

Оно худело и желтело,

Дрожа под коркой ледяной.

Все краски смыты, точно хлором

Белели пестрые цветы.

Остались тонкие узоры,

Растенья четкие черты.

И у крыльца чужого дома

Цветок к сырой земле приник,

И он опасен, как солома,

Что может вспыхнуть каждый миг.

ПЕРЕД НЕБОМ

Здесь человек в привычной позе

Зовет на помощь чудеса,

И пальцем, съеденным морозом,

Он тычет прямо в небеса.

Тот палец — он давно отрезан.

А боль осталась, как фантом,

Как, если высказаться трезво,

Химера возвращенья в дом…

И, как на цезарской арене,

К народу руки тянет он,

Сведя в свой стон мольбы и пени

И жалобный оставив тон.

Он сам — Христос, он сам — распятый.

И язвы гнойные цинги —

Как воспаленные стигматы

Прикосновения тайги.

ПОЭТУ

В моем, еще недавнем прошлом,

На солнце камни раскаля,

Босые, пыльные подошвы

Палила мне моя земля.

И я стонал в клещах мороза,

Что ногти с мясом вырвал мне,

Рукой обламывал я слезы,

И это было не во сне.

Там я в сравнениях избитых

Искал избитых правоту,

Там самый день был средством пыток,

Что применяются в аду.

Я мял в ладонях, полных страха,

Седые потные виски,

Моя соленая рубаха

Легко ломалась на куски.

Я ел, как зверь, рыча над пищей.

Казался чудом из чудес

Листок простой бумаги писчей,

С небес слетевший в темный лес.

Я пил, как зверь, лакая воду,

Мочил отросшие усы.

Я жил не месяцем, не годом,

Я жить решался на часы.

И каждый вечер, в удивленье,

Что до сих пор еще живой,

Я повторял стихотворенья

И снова слышал голос твой.

И я шептал их, как молитвы,

Их почитал живой водой,

И образком, хранящим в битве,

И путеводною звездой.

Они единственною связью

С иною жизнью были там,

Где мир душил житейской грязью

И смерть ходила по пятам.

И средь магического хода

Сравнений, образов и слов

Взыскующая нас природа

Кричала изо всех углов,

Что, отродясь не быв жестокой,

Успокоенью моему

Она еще назначит сроки,

Когда всю правду я пойму.

И я хвалил себя за память,

Что пронесла через года

Сквозь жгучий камень, вьюги заметь

И власть всевидящего льда

Твое спасительное слово,

Простор душевной чистоты,

Где строчка каждая — основа,

Опора жизни и мечты.

Вот потому-то средь притворства

И растлевающего зла

И сердце все еще не черство,

И кровь моя еще тепла.