...Для того, чтобы жить - Дьяконов Юрий Александрович - Страница 21

Мама не любила жаловаться даже самым близким друзьям. Она сдержанно, не вдаваясь в подробности, рассказала, что немного прихворнула, подвело сердце. Но теперь уже все прошло, и она уж два дня как работает на фабрике.

Дядя Федя долго всматривался в ее лицо. Потом горько усмехнулся:

— Конспираторы!.. Ну ладно. Я же вам из столицы гостинцев привез. Олег, тащи-ка сюда мой чемоданишко.

Дядя Федя приоткрыл крышку и с видом фокусника стал вытаскивать одну вещь за другой. Первыми появились на свет хорошенькие желтые ботиночки.

— Это кому? — улыбаясь, спросил он.

— Мне! Мне! — забыв недавнее огорчение, вскочил Мишка.

— А это? — Федор Захарович держал в руках продолговатый пакет в промасленной бумаге.

Озадаченный Мишка переводил глаза с мамы на Олега. В пакете оказались маленькие коньки «снегурочки».

— Тоже мне?.. И коньки мне?!

— Кому же? — засмеялся дядя Федя. — Мама едва ли соблазнится. А Олегу они разве что на нос.

Мишка обеими руками вцепился в коньки…

— Ну, а тут, пожалуй, спору не будет, — сказал дядя Федя, вынимая большой светло-серый вязаный из шерстяных нитей платок.

— Вот уж это напрасно, Федор Захарович! — смущенно отозвалась мама. — Себе бы лучше что-нибудь купили.

— Не обижай, Вера. — Он нахмурился. — Вспомнил я, как Михаил твой переживал, когда ты одна с грудным Олегом в белогвардейском Ростове оставалась. Зима, говорит, придет, а у нее ни одной теплой вещи… Больше года по фронтам пуховую шаль для тебя возил. Так она где-то в обозе и пропала… Пусть платок этот будто бы от него, от Миши, будет… Купил по случаю. В Рязани мы застряли надолго. Пути замело. А бабы к поезду вещи всякие вынесли. Сколько, спрашиваю. Нет, говорит, денег не надо, ты хлебом заплати… Была у меня буханка с кусочком. Отдал. Так она еще и благодарила…

В комнате стало тихо. Даже Мишка на минуту забыл о своих коньках. Уставился на гостя темными жалостливыми глазами.

— Да-а, нелегко пока живется людям, — прервал молчание Федор Захарович. — Ну а это, Олег, тебе. Пополнение боеприпасов. Триста штук патронов с облегченным зарядом…

Олег отвел глаза. Федор Захарович глянул на коврик над кроватью, где на больших гвоздях уже ничто не висело.

— А где же винтовка? Где все твое оружие?

— Попрощался я с оружием, — глухо сказал Олег. — Так пришлось… Да я и не жалею, — и твердо глянул дяде Феде в глаза.

— Да-а, лихо же вам пришлось. Лихо… Ну а ты-то, Вера, почему ничего не написала?.. Ведь я в Москве полгода учился на всем готовом. Кормили, поили, еще и в театр водили бесплатно. На что мне деньги?!

— Ладно. В другой раз обязательно попрошу, — улыбнулась мама. — Серьезные разговоры в сторону. Будем чай пить.

— Ты попросишь, как же, — в голосе дяди Феди послышалась обида. — Ну, ладно. А к чаю вот что. — И достал коническую голову сахару в синей обертке и золотистый пахучий лимон…

Дядя Федя рассказывал о Москве, о Мавзолее Ленина и музее Революции, где он был несколько раз, о своей учебе, о последних событиях в стране и за рубежом.

Олег слушал его и одновременно работал — врезал в каблуки Мишкиных новеньких ботинок пластинки для коньков, потому что братишка хотел завтра утром удивить дружков обновками.

Дядю Федю домой не отпустили. Мишка с Олегом уложили его в середину. Счастливый Мишка так и заснул с ключом от коньков в руке. А Олег долго еще выспрашивал гостя о столице…

— Ну и здоров ты спать! — услышал Олег и открыл глаза.

Около кровати стоял дядя Федя и делал гимнастику. Олег вскочил и стал делать зарядку вместе с ним. Потом они умылись ледяной водой в коридоре. А когда оделись, дядя Федя сказал:

— Пока мать в магазине, а Мишка коньками хвастает, нам самое время поговорить по-мужски. Так что там случилось? За что ты в милицию попал? И вообще, расскажи, как вы тут жили это время. Только без обиняков, все, как есть.

Олег честно рассказал обо всем, начиная от утери денег и карточек до истории с макухой.

— Понятно. — Дядя Федя внимательно посмотрел на него.

— Что вы на меня так смотрите? — смутился Олег.

— Да вот хочу понять, что ты за человек. Мешанина у тебя в голове. Грешное с праведным перепуталось. А лет-то тебе… четырнадцать. Пора уже твердо знать: кто ты? За кого? И против кого? Пора определить свой путь в жизни.

— Я и так определил давно. Буду рабочим. А за кого я… Ясное дело, за Советскую власть!

— Верно. Но нельзя быть одновременно и Фомой и Еремой.

— Как это? — не понял Олег.

— А так вот. Нельзя, чтобы человек был одновременно и за Советскую власть и против нее.

— Кто против?! Я? — вскочил Олег.

— А ты сядь и послушай. — Федор Захарович дождался, пока Олег, красный от возмущения, опустился на стул, готовый, однако, в любую секунду вскочить, защищаться, и продолжил: — Ты мне как сын. И перед отцом твоим, а моим дорогим товарищем и братом, я в ответе за то, каким ты станешь, по какой дорожке пойдешь… Не раз о том гутарили, когда ты еще в люльке агукал, а мы с ним по фронтам мотались. Хотел он, чтобы ты коммунаром стал.

— Так я буду! Через год в комсомол подам. А когда восемнадцать исполнится — в партию. Как отец.

— Ты решил? А подумал — примут ли в комсомол, а тем более в партию? Там нужны бойцы!.. Отца-то в партию приняли, когда он доказал, что достоин…

— И я докажу!

— Вот об этом, браток, и разговор. Доказывают делами, а не словами. А дела-то каковы?.. Нет, я не говорю, что у тебя кругом плохо. Парень ты вроде, смелый, боевой. Стреляешь метко. О матери с братом заботился, ничего своего не пожалел… А о тех, кто уголь, да макуху воруют, говоришь так, будто они герои. Да и сам тоже…

— Но жрать-то им хочется!.. А если ни отца, ни матери?!

— Ну, а вот этот… Феодал твой? Ведь и отец с матерью есть. А ворует. Почему?

Олег замялся. В самом деле, почему Феодал и за «граками», и за макухой первый? Ведь Сенька видел, что его отец целый мешок муки привез. Что он, голодней всех?..

— Вот. И сказать-то нечего. Не только голод виноват… Дело прежде всего в человеке. Каков он… А государство, Олег, и так отдает вам все, что имеет. Мало, конечно, но больше у него сейчас нет…

— Мама идет, — с тревогой и с облегчением сказал Олег, увидев ее во дворе через окно.

После ухода дяди Феди Олег весь день был сам не свой. Нигде не находил себе места.

Прибежал Явор — звал играть в снежки. Олег отказался. Не до снежков ему. Потом пришел заниматься Абдул. Просидел с полчаса за столом и вдруг собрал книжки.

— Ты куда? — остановил его Олег.

— Домой пойду. Там закончу.

— Почему? Сейчас вместе решим. Прочти условие задачи.

— Вместе не решим, — сказал Абдул, — твоя голова совсем другой сторона смотрит. Условие тебе пять раз читал. Горло болит. Сам понял. Ты не понял. Заболел ты, однако. Доктора звать надо. — И ушел.

Нет. Доктора звать не надо. Олег сам должен понять и решить, как жить дальше. И он думал. И чем больше думал, тем больше убеждался, что дядя Федя кругом прав…

Первое, за что решил взяться Олег, — это выполнить давнее поручение вожатого Васи Яшнова. И хотя за окном уже сгущались сумерки, оделся и побежал к Сеньке Явору.

— Ты что ж это, друг ситцевый, про ликбез забыл?

Сенька захлопал белесыми ресницами, но тотчас нашелся:

— А ты? Мы же вместе к тете Наталье ходили!

— А я что? Я тоже, дурак, забыл. Пойдем сейчас. Они поздно спать ложатся.

Захватив букварь и тетрадки, которые хранились у Явора, они пошли по Лермонтовской к Нахичеванскому, где недалеко от школы жили Орловы…

Собственно, обучать грамоте тетю Наташу Орлову, модистку из артели швейников, Вася поручил Олегу. А Сенька, который очень хотел иметь общественную нагрузку, упросил вожатого назначить его к Олегу помощником.