Тайна горы Крутой - Шустов Владимир Николаевич - Страница 25

— Но Люся…

— Никаких «Люся». Вынимай! И бумагой как следует перекладывай. А то сложил все в одну кучу. Вот газеты! Чтобы растение от растения отделил сейчас же. Проверю! Ванюшка! Ты куда потащил этикетки? Давай их сюда. Это чьи? Ребята, чьи этикетки? Здесь фамилии нет! Время сбора и дата — есть, географическое местоположение — есть, степень обилия растения — есть, а фамилии нет! Коля, это ты, наверно, забыл?

— Я. Это от кедра и лиственницы этикетки.

— Добавь сюда еще, что кедр достигает высоты тридцати пяти метров, в диаметре — до двух метров, живет до пятисот лет. Дает орехи, масло и очень ценную древесину. У лиственницы допиши, где она растет, умеренно-сухие и каменистые почвы, высоту сорок пять метров, толщину — метр семьдесят пять сантиметров и триста пятьдесят лет жизни. Не забудь этикетки в прессы вложить!

— Ладно! Бегаешь, только мешаешь.

— Без тебя знаю, что делать.

Закончив работу, пионеры стали читать письма. Одно в голубом конверте с маркой-штампом было из города Тайга. Этот город пионеры знали по сообщению из музея. Полк «Стальной солдат революции» разгромил под Тайгой отборные офицерские части Колчака, захватил бронепоезд, много пулеметов и взял в плен генерала.

Письмо рассказывало о героизме красных бойцов и командиров. О Григории Лапине не было даже намека.

— Третье, — ответил вслух Коля. — Не найти.

— Без паники, — попросил Вася. — Разыскать мы разыщем, это всем понятно, — он надорвал второй конверт, прочитал и с удивлением посмотрел на ребят.

— Опять чьи-то шутки? Когда отправляли гербарий в Донбасс?

— На прошлой неделе, — ответил Коля.

— Так вот. Нам сообщают, что на шахте «12-бис» трудится семья Тараса Федоровича Лапина. Он, три сына и дочь еще. Они первыми начали работать на угольных комбайнах, машинах, которые рубят, сгребают и грузят уголь. Все Лапины награждены. Здесь и вырезка из газеты со снимком есть.

Вырезка пошла по рукам. Ребята разглядывали семейный снимок. Тарас Федорович, плечистый старик в мундире почетного шахтера, сыновья-богатыри, тоже в шахтерской форме с боевыми и трудовыми орденами, и дочь. Посмотришь — ни за что не подумаешь, что такая тоненькая девушка угольным комбайном управляет где-то глубоко под землей.

В остальных четырех — из Мурманска, Хабаровска, Горьковской области и с Кубани — тоже писали о Лапиных. Оказывается, они были везде. Лапины — животноводы. Лапины — хлеборобы, Лапины — моряки, садоводы. И все пользовались известностью, почетом и уважением. В письмах ребята подробно рассказывали о своих знаменитых земляках.

Пионеры недоуменно переглядывались и пожимали плечами. Откуда известно ребятам этих городов о том, что они разыскивают Лапина. Вася с укоризной посмотрел на Колю Хлебникова и сказал с досадой:

— Ну и догадался ты, даже не посоветовался. Теперь можем совсем запутаться, где какой Лапин.

— Честное слово, ребята, это не я. Ошибки в архангельском письме мои, а это я не знаю. Не писал в гербариях о Лапине! Честное слово!

— Теперь обязательно путать начнем. И надо же было кому-то догадаться, — сказал Володя Сохатов.

— А может быть, это и лучше, — возразила ему Нюша, поправляя косички, — скорее найдем?

— Думаешь, это все? — Коля Хлебников откинул со лба волосы и прищурился. — Математика простая. У нас миллионов пятьдесят населенных пунктов. В каждом есть Лапины. Пусть всего по три человека только. Сто пятьдесят миллионов.

— Эх куда хватил! — воскликнул кто-то. — Ты, Колька, как Володька в прошлый раз о Луне и Марсе. В астрономию полез. У нас населения больше двухсот миллионов, а у тебя получается больше половины Лапиных. Как так?

— Что, мало героев? Ну, не таких, чтобы обязательно фамилия была Лапин, а людей таких, как Лапин!

— Другое дело… Надо…

— Чего спорить? — вмешался Юля. — Нашел ведь Тимка Лапика. Он зря не напишет.

Ребята опять вспомнили о голубеграмме. Оживились, зашумели и потребовали зачитать депешу в «спокойной» обстановке.

Прослушали и заговорили в один голос. Юля забегал по кругу.

— Хватит ждать! — кипятился он. — Мы должны ехать, а не откладывать на потом…

— Уже решено, — спокойно возразил Вася. — Тимка сам решил. Он пишет, чтобы не выезжали. Значит, не уверен…

— «Не уверен»? — Юля подскочил к Васе. — Нет, уверен он! Обязательно уверен! Ведь он в Минск едет!

В это время в дверях фабрики показался Семен. Заметив Юлю, он нахмурился, прошел к окну и забарабанил пальцами по стеклу.

— Болдырев в Урминске. А где Катаев?

— В Малахите, — буркнул Юля, усиленно разглядывая что-то под ногами.

— На сколько дней уехал?

— На три или четыре.

— Ох и заварили вы, друзья, кашу!

Семен даже не поинтересовался письмами. Он задал Юле еще несколько вопросов, сказал, что завтра утреннюю зарядку будет проводить Вася, и ушел.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ВСТРЕЧИ

Выпустив голубя с депешей, Тима посидел немного в станционном сквере, а затем, размахивая пустой клеткой и напевая любимую песню, вприпрыжку спустился с холма, на котором находился вокзал, в низину, где виднелись домики города. Времени у Тимы было хоть отбавляй, и он решил использовать его как можно лучше. Прежде всего звеньевой должен был посетить Урминский краеведческий музей и разузнать там все, что относится к полку «Стальной солдат революции» и Григорию Лапину. Все это, конечно, пригодится Тиме при встрече с Лапиным. Ведь наверняка разговор зайдет о боевых делах полка.

По горбатому деревянному мостику Тима перебрался через мутную мелководную речонку Болотнянку с низкими илистыми берегами и вошел в улицу. Был жаркий полдень. Время самое бойкое для ребячьих игр, но, к удивлению Тимы, улица, по которой он шагал, была безлюдной. Низкие приземистые домики пустовали. Окна без рам и стекол черными проломами печально смотрели на пионера. С каждым шагом удивление и беспокойство нарастали. Тима оглядывался по сторонам, отыскивая признаки жизни. Наконец, ему посчастливилось. Из переулка вышел паренек в синей гимнастерке ученика ремесленного училища. На плече он нес большой деревянный чемодан. По раскрасневшемуся лицу паренька струился пот. Заметив Тиму, незнакомец остановился, поставил на траву чемодан и, окинув пионера любопытным взглядом живых темных глаз, спросил:

— Ты чего здесь бродишь?

— Здравствуйте, — сказал Тима, — мне бы в музей попасть надо.

— Да музей-то в новом городе. Уже давно переехал. Сейчас Урминск не здесь. До города еще километров девять на автобусе ехать.

— Как на автобусе! А станция Урминск?

— И станция тоже скоро переедет. Новый вокзал выстроен! Не знаешь, что ли?

— Нет, — чистосердечно признался Тима. — А почему Урминск переехал? Разве города переезжают с места на место?

— Тут история долгая. А города переезжать могут, и даже очень просто! Знаешь ли, тут у болота для людей место неподходящее. Гниль, сырость, запах для здоровья вредный. Вот и решили перевезти город на хорошее место. Сейчас он на равнине у соснового леса. Как на курорте живем.

Тима внимательно слушал рассказ нового знакомого. Когда-то давно, еще до революции, жадный заводчик поставил на Болотнянке завод для выплавки чугуна. Своих крепостных людей он тоже поселил на болоте. Ему-то что! Жил богач в Парижах разных и Ниццах, а крепостные ютились в лачугах на болоте, возле завода. Гнилой воздух вызывал эпидемии болезней, подрывал здоровье.

И вот Советское правительство постановило осушить болото. Стали рыть канавы и обнаружили под слоем трясины богатые залежи железной руды. Тогда решили Урминск перенести в другое место, а болото осушить и построить железные рудники.

— Мы все можем, — сказал паренек, вскидывая на плечо чемодан. — Пошли вместе. Я тоже в Урминск еду. Дома в отпуске был.

Возле указателя, вырезанной из фанеры стрелы-надписи: «В новый город!», ребята присели на лужайку и стали ждать автобуса. Комфортабельный пассажирский автобус подошел скоро. Шофер гостеприимно распахнул красную лакированную дверку. Ребята устроились на мягких сиденьях, машина тронулась.