Кирклендские услады - Холт Виктория - Страница 21

Прошла неделя, а я все еще оставалась в «Усладах», каждый день надеясь на возвращение Пятницы. Хотя время шло, а его все не было.

Я знала: семья ждет, когда я извещу их, как поступлю дальше. А я все не могла ни на что решиться. Меня по-прежнему занимал этот дом. Я чувствовала, что многого о нем не знаю и смогу узнать, только если останусь. Я имела право здесь жить, ведь я — вдова Габриэля. Его отец явно хотел, чтобы я осталась, и, по-моему, его желание разделяла тетя Сара. А вот Руфь, наверное, вздохнет с облегчением, если я уеду.

Интересно, почему? Потому ли, что ей мешает присутствие другой женщины, или по каким-то другим причинам? Если же говорить о Люке, то он держался по-дружески небрежно, но мне казалось, мои планы его не волновали. Он был поглощен собственными делами и, как ни старался, не мог скрыть, что сознает всю важность своего нового положения. Он стал наследником «Кирклендских услад», а учитывая возраст и слабое здоровье сэра Мэтью, ему недолго придется ждать, когда он станет здесь полновластным хозяином.

В эту пору доктор с дочерью бывали у нас почти ежедневно. И каждый раз, навещая сэра Мэтью, доктор неизменно заглядывал ко мне. Он был участлив и внимателен, я чувствовала себя его пациенткой, и встречи с ним в то печальное время приносили мне некоторое утешение, в чем я так нуждалась! Казалось, доктора беспокоило состояние моего здоровья.

— Вы пережили большое потрясение, — говорил он. — Возможно, даже более сильное, чем сами думаете. Мы должны проследить, чтобы вы себя поберегли.

Он обращался со мной с той чуткостью, которую я тщетно пыталась найти у отца, и я начала думать, что, может быть, одной из причин, почему я не уезжаю из «Услад», является доктор Смит. Ведь он, по-видимому, понимает мое горе и мое одиночество, как никто другой.

Часто с доктором приезжала Дамарис, неизменно холодная, невозмутимая и прекрасная. Я не сомневалась, что Люк влюблен в нее, но догадаться о ее чувствах к нему было невозможно. Она поражала своей непроницаемостью. Если бы решение зависело от Люка, он бы женился на ней хоть сейчас. Но оба были слишком молоды, и я сомневалась, согласятся ли сэр Мэтью и Руфь на такой ранний брак. А дальше — кто знает?

Я чувствовала, что просто тяну время. Я еще не избавилась от странного оцепенения, охватившего меня, когда я услышала, что стала вдовой. Я не могла ничего решать, пока не освобожусь от этого состояния. Если я уеду из «Кирклепдских услад», куда мне деваться? Вернуться к себе в Глен-Хаус? Я вспоминала наши темные комнаты, освещенные лишь случайно пробившимися сквозь жалюзи лучами. Вспоминала поджатые губы Фанни и странные «приступы» отца. Нет, мне совсем не хотелось возвращаться в Глен-Хаус. Но хочу ли я остаться в «Усладах»? Больше всего я желала расстаться с растерянностью, сбивающей меня с толку. Мне казалось, что, когда это удастся, я пойму… но пойму — что?

Каждый день я выходила пройтись, и ноги каждый раз сами вели меня к развалинам. В библиотеке «Услад» я раскопала старый план аббатства, каким оно было до 1530 года, когда закрыли монастырь, и, чтобы отвлечься от мрачных раздумий, пыталась мысленно восстановить старую постройку. План был прекрасным подспорьем. Мне даже удалось найти кое-какие ориентиры. Моему восторгу не было границ, когда я набрела на развалины бывшей церкви с девятью алтарями, отыскала остатки монашеских спален, сторожки привратников, кухни и пекарни. Кроме того, я нашла пруды, где разводили рыбу. Прудов было три, разделявшие их берега поросли травой.

Неужели, думала я, Пятница упал в один из этих прудов и утонул? Невозможно! Они не такие глубокие. Он вполне доплыл бы до берега. Тем не менее, приходя в аббатство, я все время звала его, хотя понимала, что это глупо. Но примириться с тем, что потеряла его навсегда, не могла.

Я вспоминала день, когда впервые увидела доктора Смита и он сказал, что Пятницу нужно водить по руинам па поводке. Как только я немного оправилась от потрясения, вызванного смертью Габриэля, я отправилась искать Пятницу к старому колодцу, но и там не нашла никаких следов.

Однажды, возвращаясь с прогулки, я воспользовалась другой дорогой и пришла не к крыльцу, а к заднему входу, так что вошла через дверь, которой раньше не знала. И оказалась в восточном крыле, где еще никогда не была. Как я убедилась, все части дома были совершенно одинаковы, только из южного крыла вниз в холл мимо галереи менестрелей вела главная лестница.

Я поднялась на четвертый этаж, зная, что все части здания соединяются коридорами, и думала, что легко найду путь в свои комнаты. Но оказалось, это не так. Я очутилась в настоящем лабиринте коридоров и не могла понять, где переход в южное крыло.

В нерешительности я остановилась, испугавшись, что вторгнусь в чьи-то личные владения.

Постучалась в несколько дверей, потом стала открывать их по очереди и попадала то в спальню, то в гостиную, то в комнату для шитья, но только не в коридор, который искала.

Можно было либо повернуть назад, выйти из дома, обойти его и войти в парадную дверь, либо продолжать поиски. Я выбрала последнее, так как не была уверена, что в этом лабиринте найду дорогу обратно.

В отчаянии я снова стала пробовать разные двери, но все напрасно. Наконец, когда я постучалась еще в одну из двврей, чей-то голос ответил:

— Войдите!

Я вошла и столкнулась с тетей Сарой, стоявшей прямо на пороге. От неожиданности я испугалась и отпрянула назад.

Тетя Сара засмеялась, протянула худенькую руку и схватила меня за рукав.

— Входите, — повторила она. — Я ждала вас, дорогая.

Я переступила порог, а она быстро забежала мне за спину — сейчас она была гораздо проворней, чем в присутствии других членов семьи, — и быстро захлопнула дверь, словно боялась, что я попытаюсь убежать.

— Знаю, — пробормотала она, — вы пришли посмотреть мои вышивки, правда?

— Посмотрю с удовольствием, — ответила я. — Но по правде говоря, я заблудилась. Я вошла в дом через восточную дверь. Раньше я через нее не входила.

Она погрозила мне пальцем, словно перед ней был озорной ребенок.

— Ах, здесь так легко заблудиться, когда не знаешь дорогу… Но присядьте.

Я не стала возражать, потому что после своих странствий сильно устала.

— Как печально, что пропала ваша собачка, — сочувственно произнесла тетя Сара. — Они ведь с Габриэлем исчезли вместе. Исчезли сразу вдвоем. Так грустно.

Я изумилась, что она помнит Пятницу, и испытала некоторую неловкость, так как знала, что временами в голове у тети Сары мутится, мысли с легкостью перескакивают из настоящего в прошлое. Однако в иные минуты она удивляла редкостной ясностью рассудка.

Я увидела, что стены ее большой комнаты увешаны яркими вышивками прекрасной работы. Я с восторгом рассматривала их, а она, заметив мое восхищение, засмеялась:

— Все это я сделала своими руками. Видите, как их много… но надо сделать еще больше. Может быть, если я не умру, мне удастся закрыть все стены до последнего кусочка. Но я ведь очень стара. Грустно, если умру, не успев закончить все, что нужно. — Вдруг печальное выражение ее лица сменилось сияющей улыбкой. — Но все в руках Господних, правда? Кто знает, может, если я попрошу Его в своих молитвах, чтобы Он позволил мне пожить подольше, Он разрешит? А ты, Клэр, не забываешь молиться? Подойдите же, посмотрите на мои вышивки… подойдите поближе. А я вам все про них расскажу.

Она взяла меня за руку. Ее тонкие пальцы непрерывно двигались. Казалось, она царапает меня коготками.

— Изумительная работа, — похвалила я.

— Вам нравится? А ты, Клэр, мало занимаешься вышиванием… Сколько раз я тебе говорила, что это совсем не трудно… совсем. Нужно только упорство. Я знаю, ты очень занята. Всегда говоришь, что Руфь такая своенравная девочка. А вот Марк, тот лучше… и теперь скоро появится еще один…

— Вы забыли, тетя Сара, — сказала я мягко. — Я не Клэр. Я — Кэтрин, вдова Габриэля.

— Ага, стало быть, вы пришли посмотреть мои вышивки, Кэтрин. Пора. Я знаю, вам они понравятся… больше, чем другим. — Она приблизилась ко мне и заглянула в лицо. — Я и вас вышью. Я узнаю, когда придет время.