Тени возвращаются - Флевелинг Линн - Страница 21

— Вот и прекрасно, — Ихакобин ласково похлопал его по плечу. — Выкажи мне надлежащее уважение, и окажется, что я очень добрый хозяин.

Немного погодя они остановились в месте, похожем на кузнечную лавку. По крайней мере, внутри было очень жарко. Кузнец приветствовал хозяина Алека почтительным поклоном, затем показал Алеку, что ему следует встать на колени возле наковальни в центре. Когда же тот сделал вид, что не понимает, его быстро заставили повиноваться, грубо подтолкнув и пнув под колени. Ихакобин достал из камзола тонкий серебристый обруч и дал его кузнецу. "Ошейник раба", — понял Алек, вспомнив золотое кручёное ожерелье, которое носил тот другой раб, и являющееся, очевидно, показателем статуса. Серебряный ошейник не был замкнут, на обоих концах его были специальные ушки. Кузнец слегка разогнул его, чтобы надеть на шею Алека, затем пригнул голову юноши к наковальне. Один из слуг Ихакобина держал Алека, а кузнец вставил медную заклепку в отверстия, приложил кончик прямого долота и нанес всего один точный удар молотком, столь сильный, что голова Алека ударилась о железо наковальни.

— Как тут и был, — Ихакобин сунул палец под обруч и слегка подергал его. — Не туго, нет? Нет возражений?

— Не туго…, илбан, — смог выдавить из себя Алек, с ненавистью ощущая на своей коже холодную тяжесть металла, такую же, как и на своих запястьях.

— На тебе рабские клейма, а каждый пленимарец знает, куда надо смотреть. Этот обруч означает, что ты принадлежишь мне, и его не так просто снять, как кажется. Держи это в памяти, ибо я заметил, как ты озираешься в поисках пути к бегству.

Алек виновато покраснел, а Ихакобин рассмеялся.

— А ты крепкий орешек, как я погляжу? Боюсь только, со мной это не сработает.

По его приказу слуги отвели Алека в ожидавшую неподалеку карету. Она была небольшая, но хорошей работы, украшенная инкрустацией и полированным деревом. Свет медных фонарей по краям скамьи возницы играл бликами на лоснящихся боках пары вороных силмаи, впряженных в карету. Этот Ихакобин должно быть очень знатен и весьма богат.

Ливрейный лакей спрыгнул открыть хозяину дверцу. Ихакобин поднялся на подножку и уселся на сиденье, обтянутое тисненой красной кожей. Охранники Алека запихали его внутрь, и он был вынужден встать на колени в ногах своего нового господина. Возница тронул лошадей, и они отправились в путь сквозь темноту. Ихакобин взял из кармана под окном какие-то бумаги и стал их читать, не обращая на Алека никакого внимания, словно его и не существовало. Алек имел теперь возможность рассмотреть Ихакобина поближе. Как и карета, одежда и прекрасная обувь его говорили о богатстве. Однако Серегил учил его не полагаться лишь на первые впечатления, и руки Ихакобина могли рассказать о нём больше. Помимо чернильных пятен, на его руках виднелись маленькие белые шрамы на тыльных сторонах кистей — особые метки, обычные для кузнецов или продавцов свечей. "Или же — магов", — добавил он про себя. Он попробовал вспомнить, как выглядят руки некроманта, но воспоминания уже стерлись, к тому же он больше запомнил те мучения, что они принесли ему своими грубыми прикосновениями, нежели то, как они выглядели.

— Куда мы едем…, илбан? — наконец отважился он спросить.

Ихакобин даже не глянул на него.

— Домой. Всё, помолчи.

Алек стиснул зубы и стал думать о том, не удастся ли выпрыгнуть на ходу, пока Ихакобин не смотрит на него. Но он все еще был скован, и слишком многое мешало этому. Он не был готов рискнуть ногой в самом начале игры. Ну что ж, он успокоился и стал смотреть в окно. Так как он находился в ногах, обзор его был ограничен, и всё, что удалось разглядеть — высокие здания и узкие улицы, затем пошла полоса деревьев, перемежающихся с фонарями, что было похоже на парк. Потом стало не на что смотреть, кроме восходящей луны.

Дорога становилась всё более ухабистой, и Алеку с трудом удавалось сохранить равновесие. Один особенно сильный толчок бросил его к коленям Ихакобина. Мужчина придержал его и потрепал по волосам так, будто Алек был собакой.

— Что это тут такое? — он отвел волосы с левого уха Алека и стал рассматривать синие метки от зубов дракона на его мочке. — Это что-то вроде знака клана, а?

— Нет, вовсе нет, илбан, — солгал Алек. — Это так — для красоты.

Ихакобин оставил его ухо в покое и вернулся к чтению. Алек покрутил запястьями в своих наручниках, пробуя, как держится похожий на гаечный ключ брусок, соединяющий их между собой. Я мог бы попытаться выпрыгнуть из кареты. А дальше? Остаться с переломанными костями и без одежды? — возразило ему сознание голосом Серегила.

Прежде, чем он смог придумать план получше, карета резко повернула и замедлила ход. Алек бросил взгляд на арку каменных ворот, затем услышал хруст гравия под колесами. Через какое-то мгновение они остановились, и дверца распахнулась. Слуги вытащили его за перемычку на его руках и толчками прогнали сквозь окруженный стеной внутренний двор и втолкнули в низкую дверь. Оттуда он почти кубарем скатился по узкой лестнице в длинный сырой коридор из красного кирпича. Они несколько раз повернули, пока Алек, бросая вокруг отчаянные взгляды, пытался понять, куда он попал. Миновали несколько закрытых дверей. Наконец, стражники задержались перед одной, ничем не отличавшейся от остальных, и отперев замок, открыли маленькую комнатку с побеленными стенами. Один из них забрал плащ, вновь оставляя Алека голым. Кто-то позади отдал короткий приказ: Ихакобин, оказывается, всё это время шел за ними следом. Он достал что-то из своего кармана, спрятав в руке прежде, чем Алек смог увидеть, что это такое. Но когда он коснулся каждого из наручников, те распались на половинки и осыпались к его ногам, вместе со злополучным бруском между ними.

— Спасибо, илбан, — сказал Алек, на сей раз почти от чистого сердца. Ихакобин, нахмурившись, поглядел на стертую до мяса кожу на запястьях Алека:

— Эти идиоты рисковали занести инфекцию безо всякой необходимости.

По его приказу тот, кого звали Ахмол, принёс горшочек с бальзамом и нанес его на пораженную кожу. Ихакобин казался удовлетворенным.

— Теперь всё должно быстро пройти. Ну что ж, располагайся.

Алека втолкнули в комнату и захлопнули за ним тяжелую дверь. Он услышал звук падающего засова и задрожал. Снова взаперти, и снова бессильный что-либо сделать!

— Теперь отдыхай, — донёсся снаружи голос Ихакобина. — Я прикажу, чтобы тебе принесли поесть.

Повисла пауза, затем тот же голос серьезно добавил:

— Вообще-то рабу полагается поблагодарить своего господина, Алек.

Это было слишком.

— Я не раб, и тебе никогда не быть моим господином! — завопил Алек, позабыв и уроки Серегила, и несчастную рабыню с её вырванным языком, но вместо того, молотя кулаками по двери. Она открылось так быстро, что он упал бы в коридор, если бы один из охранников не поймал его, обхватив рукой за шею. Ошейник больно впился в кожу, когда его, вытолкав из дверей, сбили с ног и уткнули лицом в грубую каменную стену. Ихакобин подошел к нему сзади — Алек почувствовал его теплое дыхание на своей щеке — и занёс над ним короткий толстый стек.

— На сей раз я буду снисходителен, ибо ты ещё не привык, и мы здесь одни.

Отклонившись, он с силой хлестнул Алека вдоль спины. Это было чертовски больно, но кожа осталась цела. Последовало еще девять ударов, потом Алека схватили за волосы и бросили назад в комнату. Он съежился на каменном полу, сильно ударившись правым локтем и содрав повязку на руке. Боль заставила его снова вскочить на ноги. Он опять очутился в дверях, скрученный стражей и отчаянно сопротивляясь.

Ихакобин молча разглядывал его несколько мгновений, затем улыбнулся.

— Возможно, неплохо, что ты так силен духом, хотя здесь это не облегчит тебе жизни.

— Я нахожусь тут не по своей воле…, илбан"- прорычал Алек, пытаясь совладать со своим гневом.

— Не по своей, но такова твоя судьба. — С этим словами дверь закрылась, и засов упал снова.

Алек послушал, пока затихнут шаги. Полосы на его спине горели огнём, но боль отрезвила его мысли. Он вел себя, как дурак, борясь, когда не было никакой надежды на победу, и оказывая сопротивление человеку, в чьих руках была его жизнь! Ихакобину достаточно было лишь шевельнуть пальцем, чтобы Алеку вырвали язык. По каким-то причинам он пока удержался от этого, но было глупо провоцировать его снова.