Обратный от­с­чет - Холлидей Бретт - Страница 7

– Нет, это важно,– сказала Анна.– Но постарайся говорить немного быстрее.

– Когда я говорю быстрее, у меня начинают путаться мысли. Вопросы объема и размера, мистер Шейн,– эти вопросы поставили вашу страну в тупик. Соединенные Штаты обладали стопроцентной монополией на продукцию, имели систему стратегических баз и громадные военно-воздушные силы, способные поразить любую точку земного шара. Я не могу понять, почему американцы были так испуганы, но они были испуганы, это факт. Ясное дело, такая вещь, как технология производства ядерного оружия, не может долго оставаться секретом. Рано или поздно, но вы теряете монополию. А затем… предположим, «пятая колонна», шайка авантюристов или просто какой-нибудь сумасшедший собирает примитивное ядерное устройство и провозит его в Америку в своем чемоданчике! Я читал старые газеты: ядерная бомба в чемоданчике – очень популярное пугало того периода. Сейчас об этом как-то забыли, и я опять же не могу понять, почему.

– Такая возможность все еще реальна? – спросил Шейн.

– Более, чем когда-либо раньше. Размеры устройств уменьшаются, производство их увеличивается. Миллиарды уходят на ракеты, антиракеты и анти-антиракеты – но как, скажите на милость, защититься от сумасшедшего с чемоданчиком? В 1949 году какой-то умный государственный служащий убедил Конгресс назначить премию в полмиллиона долларов. Деньги в те годы стоили больше, чем сейчас. Ваши законоведы, должно быть, рассудили, что, столь крупная сумма способна свести на нет любые попытки конспирации. Если человека поставить перед выбором между полумиллионом долларов и верностью какому-то безумному идеалу, то лишь идиот выберет второе. Типично американский подход: назначил цену – получай товар.

– Вы видели текст этого закона? – спросил Шейн.

– Я видел вырезку из «Вашингтон Стар». Пожелтевшую от времени и, несомненно, подлинную. У вас есть какие-то сомнения?

– У меня есть крупные сомнения,– резко сказал Шейн.– Кто-то кого-то дурачит, вот и весь сказ.

– Ты взял с собой вырезку? – спросила Анна.

– Нет, разумеется нет. Если бы ее обнаружили у меня в кармане, то это разрушило бы весь замысел. Уверяю вас, что говорю правду. Федеральный закон N1063, утвержденный в обеих палатах Конгресса и подписанный президентом. Мои слова легко проверить.

– Проверить легко, но не на борту теплохода,– сказал Шейн.– Кто должен получить премию?

Литтл пососал потухшую трубку, отложил ее в сторону и хрустнул пальцами.

– Да, дух скептицизма заразителен. Я внезапно подумал о… Конечно, он мог подделать вырезку из газеты, но как состарить бумагу? Нет, нет, вырезка подлинная и премия существует. Все совпадает с историческими фактами, сомнений нет,– он наклонился вперед.– Человека зовут Пьер Дессау, он англичанин, несмотря на французское имя. План принадлежит ему. Он довольно умен, хотя и не любит упражнять свой ум, и остер на язык. Я три-четыре раза поймал его на незначительной лжи и преувеличениях, хотя в подлинности газетной вырезки не усомнился ни разу. Если бы она оказалась фальшивой, тогда мне действительно потребовалась бы ваша помощь.

– Квентин, ради Бога,– взмолилась Анна.– Ты расскажешь, наконец, как это случилось? Начни с вашей встречи в пивной. Когда ты прояснишь ситуацию, мы начнем действовать.

– Да, логичнее всего начать с пивной «Три источника». Я регулярно заходил туда последние несколько лет. Атмосфера безмятежного веселья как-то успокаивает. Мы выпили по паре рюмочек джина и через полчаса нашли общих знакомых: такому-то очень понравились слова такого-то, что доктор Квентин Литтл, заведующий лабораторией, где работает ее муж, не даст и ломаного гроша за будущее этого мира. Я основательно запутался, Шейн. У меня есть жена, которая презирает меня. У меня есть двое детей, которые считают меня предателем человечества за разработки в области ядерного оружия. С одной стороны, я работаю над проектом новой бомбы, супербомбы, и, должен; сказать, работа уже основательно продвинулась. С другой стороны, я нахожусь в финансовой дыре, одних долгов на десять тысяч фунтов. Семья моей жены – ее отец, ее брат – все безбожные растратчики, и каждая новая финансовая катастрофа ударяет по моему карману. В сексуальном смысле я импотент, настоящий импотент.

– Двенадцать часов назад ты думал совсем по-другому,– мягко сказала Анна.

Шейн взглянул на нее, и она ответила ему холодным, ясным взглядом.

– Вам нужно разобраться в ситуации, а это тоже имеет значение,– сказала она.– Это произошло естественно, как обычно случаются такие вещи.

– Не надо объяснений,– ласково сказал Литтл.– Я так благодарен тебе, дорогая. Это было настолько же прекрасно, насколько и неожиданно. Но не волнуйся, Анна: я не собираюсь висеть у тебя на шее подобно дохлому альбатросу Кольриджа. Случай показал мне, что я еще могу верить в собственные силы. Ты… в тебе много жизни, вот в чем дело,– он повернулся к Шейну.– Я чувствовал себя как в клетке, и вот дверца отворилась. С какой стати мне продолжать отношения с женой? Я не буду их продолжать. Я не обязан платить по счетам моего тестя и его сына. Я могу оставить работу, не заниматься ядерным оружием. Все, что раньше казалось сложным, теперь легко. Спасибо Анне, теперь я могу взглянуть на себя со стороны. Это не значит, что все мои трудности позади, они только начинаются.

– Давайте вернемся к Дессау. Когда все началось?

– Весной. Сначала мы встречались на уик-эндах, когда он приезжал из Лондона. Он представил себя как посредника, который может достать все, что угодно: порнографические фильмы, наркотики, девочек, мальчиков. В общем, тот тип, с которым приятно общаться в пивной. В «Трех источниках» постоянно околачивались три-четыре парня из лаборатории; Пьер их тоже обхаживал. Мы считали его романтиком из тех, что насмотрятся фильмов о Джеймсе Бонде, а потом липнут к физикам в надежде раздобыть какой– нибудь стратегический секрет и продать его русским. Мы не воспринимали его всерьез. Он не скупился на выпивку, а тем, кого это интересовало, предоставлял и другие развлечения. Но, как выяснилось, он охотился вовсе не за стратегическими секретами. Ему нужна была бомба.

– Как вам удалось это узнать?

– Он сам мне сказал об этом.

Литтл замолчал, глядя на свои руки. Морщины в уголках его губ обозначились резче.

– Мне пришлось пройти через унижение, и оно меня добило,– продолжал он.– Я слышал, как мой сын говорит обо мне со своим другом по телефону. Оскорбительно – это не то слово: уничижительно. Я решил, что с меня достаточно. Это было вечером в четверг. Я накачался джином а баре и надел резиновый шланг на выхлопную трубу своего автомобиля. Но оказалось, что Пьер следил за моими приготовлениями.

Литтл встал и принялся ходить по каюте. Его голос звучал более возбужденно, чем прежде.

– Он ждал, пока я проводил шланг в салон, садился в машину и включал зажигание, а потом открыл дверцу и выволок меня наружу. Мы снова принялись пить и пили всю ночь, а потом он раскрыл мне свой фантастический замысел. В самоубийстве, на его взгляд не было ничего дурного. Каждый человек имеет право сделать свой выбор. Но зачем прибегать к такому нелепому способу, как угарный газ? Почему бы не обставить свой уход из жизни достойно? Он хотел знать, что конкретно толкает меня на этот шаг, и я рассказал ему о деньгах, о презрении детей, о сексе – обо всем. По поводу секса он ничего не мог обещать, но он обещал деньги; он обещал мне путь, который оправдает меня морально в глазах детей и позволит к тому же нагреть Национальный Банк США на полмиллиона долларов. Если жизнь для меня – пустой звук, то почему смерть должна быть пустым звуком? Он предложил мне войти в историю.

– Он хоть знал, какую кашу собирается заварить, или придумал этот план той же ночью?

– Думаю, он долго обдумывал свой план, да и газетную вырезку носил с собой неспроста,– озадаченно сказал Литтл.

– У него нет ни малейшего шанса получить премию – эго он понимал? Здесь что-то не так.