Бегство Квиллера - Холл Адам - Страница 2

Я опять промолчал.

— Включая ваше присутствие на стадии планирования операции, — ловко подключился Калтроп, — вместе с шефом Контроля. И конечно, — смущенной улыбкой он постарался смягчить грубость очередной приманки, — более чем соответствующее вознаграждение.

По стеклам стучал дождь.

— Насколько соответствующее?

Калтроп глянул на Ломана, который быстро ответил:

— Двойное.

— Что это вдруг заставило вас столь высоко оценить меня, учитывая, что еще недавно вы предполагали, что мои мозги будут размазаны отсюда и до России?

— Я не сомневаюсь, что Директорат придет к выводу — каковой уже сделали мы — что всегда сможем договориться об уровне компенсации. Кроме того, они… — нашелся Ломан.

— Дерьмо собачье. Вы думаете, что они попытаются снова купить меня?

— Я не стал бы столь откровенно…

— Если вы уйдете из Бюро, — торопливо вмешался Калтроп, — что вы будете делать? Об этом вы подумали?

— Не беспокойтесь, есть чем заниматься и вне этого паршивого заведения.

— Для такого, как вы?

— Да.

— Тебе нелегко будет найти себе место в жизни, — взял слово Ломан. — И если ты окончательно уйдешь, мы никогда не попросим тебя вернуться.

— Стыд и позор. — Я шагнул к нему, и, видно, в моих глазах было нечто, что заставило его отшатнуться. — На какое бы задание вы ни послали меня, вы никогда не сможете мне гарантировать, что не сделаете того же самого, что было, если вас к этому обяжут обстоятельства. И мне все время придется оглядываться, поджидая появления от вас какого-нибудь подонка с ножом или взрывчаткой. На этот раз не сработало. Я хотел бы знать, куда делись мои друзья, я никого из них здесь не застал. Они списаны, как должен был быть списан и я. — Подходя к дверям, я услышал скрип кожи — Калтроп поднялся из кресла.

— Квиллер?

Я повернулся и увидел, что он развел руки, как бы извиняясь.

— Прошу прощения.

Я с такой силой распахнул двери, что они с треском врезались в стену, когда я выскочил в холл.

Я пошел к черному выходу, чтобы избежать встреч, но Чарли увидел меня из дверей.

— А я думал, что с тобой уже все кончено. Я подошел к нему, чтобы он не вставал: последнее задание стоило ему размозженного бедра и парочки подобных же неприятностей.

— Просто обрубаю концы.

— Но ты никогда не сможешь быть уверен… — Обожженными пальцами он обхватил чайную чашку.

— В чем?

— Что они снова не попытаются.

— Вот это уж точно. — Коснувшись его плеча, я снова двинулся по коридору.

Мишлен спешила с папками досье и не увидела меня. Рядом с лестничной площадкой открылась дверь, из которой вышел Холмс; рассеянно пройдя мимо, он остановился и повернулся ко мне.

— Кто-то сказал что ты подал заявление об отставке.

— Да.

— Да у тебя просто крыша поедет.

— Это может быть интересно.

Через черный ход — узкую высокую дверь с козырьком — я вышел на Уайтхолл-стрит и прошлепал по лужам к машине, не оглядываясь на это здание. Сев в машину и включив двигатель, я погнал ее к западу через Кенсингтон и Сизвик на М—4; телефон был отключен и дворники стремительно разгоняли воду по стеклу; я отстегнул страховочный ремень и отбросил его на сиденье: дальний свет фар прорезал серую пелену дождя на пустынной дороге, а я гнал и гнал вперед, оставляя как можно больше миль между собой и Лондоном, и меня преследовал горький едкий запах сожженных мостов.

2. Червяк

— Не могу, — отказала она. — Утром я должна быть с иголочки.

— Ты улетаешь?

— К полудню. — Она поцеловала меня в последний раз, и пряди ее волос, прохладные и душистые, упали мне на лицо.

— Тогда почему бы тебе не остаться на ночь?

— В девять у меня собеседование. Я хочу попасть на рейсы “Конкорда” — ну не фантастика ли? На лацкане пиджака у меня будет карточка с именем, и, когда я буду идти через зал аэровокзала, все будут глазеть на меня. Тут речь идет о престиже. — Соскользнув с кровати, она оглядела комнату. — Где тут двери?

— Вон там. Туалет для гостей налево.

— Господи, я еле держусь на ногах. У тебя всегда так?

— Нет. Только из-за твоих поцелуев. Она стояла, глядя на меня сверху вниз, и в тусклом свете из окна тело ее чуть отсвечивало.

— Я всегда так целуюсь, но не предполагала, что ты превратишься в торнадо.

— Теперь можешь предполагать.

Она стояла, оглаживая бедра, и прикидывала, может, стоит остаться. Это было бы как нельзя лучше: я чувствовал себя очень одиноко.

— Откуда эти синяки? — Она только сейчас заметила их.

— Мертвая петая на машине.

— Она тебе дорого обошлась.

— Если останешься, я преподнесу тебе яичницу с беконом.

— Я бы и без нее осталась, но в любом случае я не могу. Завтра — решающий день в моей жизни. — По пути в ванную она бросила из-за плеча: — Но я остановилась в Лондоне.

Пока она была в ванной, странная мысль пришла мне в голову — может, стоит поискать кого-то в спутницы жизни, кого-то вроде этой девушки? Осесть на месте, начать какое-нибудь свое дело? Подобные идеи впервые посетили меня прошлым вечером, когда я возвращался в Лондон на взятом напрокат “Порше”, но они были странными и чуждыми для меня — не потому, что жена и нормальная работа не устроили бы меня, не дали бы чувства удовлетворения, а потому, что эти мысли из мира других людей, в котором мне не было места. У меня возникло ощущение, что кто-то чужой и незнакомый хочет обосноваться в моей черепушке, и если я потеряю неповторимость собственной личности, то кончу в психушке.

“Да у тебя просто крыша поедет.

Холмс. Но ведь, скорее всего, к этому я и иду. И ни женитьба мне не поможет, ни нормальная работа. Главное, я должен обрести полную свободу. Мира и покоя мне недостаточно: я хотел, чтобы в моей жизни присутствовал риск, доходящий порой до предельного напряжения, чтобы я ощущал зыбкую грань бытия. И такую жизнь ты никому не можешь предложить разделить.

— Чем ты займешься? — спросила она, выйдя из ванной.

— Расстался с одной работой и буду искать другую.

— Ты артист? — она наблюдала за мной в зеркале.

— Нет.

— В тебе есть что-то странное. — Она укладывала свои длинные волосы. — Я хочу сказать, что в ресторане ты буквально не сводил с меня глаз, смотрел как зачарованный, и все же я чувствовала: все время ты думаешь о чем-то другом. Тебя что, уволили?

— Близко к тому. Я подал прошение об отставке. И ушел…

— Откуда?

— Я работал на правительство. Жутко унылая работа. Ты оставишь свой номер телефона?

— Если хочешь.

На улицу мы выбрались уже к полуночи; дождь наконец прекратился, и мне повезло поймать такси.

— Надеюсь, ты будешь летать на “Конкорде”.

— Господи, я тоже. Ты только представь себе… — Привстав на цыпочки, она поцеловала меня, пока рядом терпеливо дожидалась машина. — Спасибо за прекрасный вечер, Мартин. Звякни мне, если у тебя появится такое желание — на будущей неделе я вернусь в Лондон. До следующей среды.

Когда я вернулся, квартира поразила меня пустотой, что было достаточно странно, потому что обычно меня только радовала тишина. Она нацарапала свой номер телефона на оборотной стороне билета “Бритиш Эйрлайнс”; он лежал под лампой на туалетном столике. Я разорвал билет сперва пополам, а потом на четвертушки, бросил его в мусорную корзину и выключил лампу. На следующей неделе в Лондоне меня не будет. Бог знает, куда меня занесет, но здесь меня не будет.

— Ну-ну…

Это Пепперидж ссутулился у стойки над бокалом мескаля, производя впечатление полураздавленного червя, человека, дошедшего до предела.

Я не хотел общаться ни с ним, ни с кем-либо еще; забрел я в “Медную Лампу”, чтобы побыть одному среди чужих. Но теперь, когда он окликнул меня, я не мог отвернуться и выйти. Я заказал бармену стакан тоника и глянул на Пеппериджа.

— Как дела?

В падающем из-под абажура свете я увидел, как он прищурился.

— Думаю, что так или иначе наладятся.