Лучшие романы о любви для девочек - Селин Вадим - Страница 8

– Месяц назад, в конце мая, на прокатную базу плавсредств пришел работать незнакомый мне парень. Я раньше никогда его не видела. Он целый день проводит на пляже под зонтом. То катамараны отдыхающим в аренду сдает, то насосы, изредка на «банане» катает – тогда, конечно, из-под своего зонта выползает. Я постоянно за ним наблюдаю в бинокль со своей вышки. Когда увидела первый раз, со мной произошло что-то странное – сердце учащенно застучало, стало как-то жарко, дыхание перехватило. Сначала я удивилась – что со мной такое? Мы же даже незнакомы с ним. Знаешь, так иногда бывает – видишь кого-то и понимаешь, что если не познакомишься с этим человеком, не удержишь его, то сделаешь большую ошибку и будешь об этом жалеть. Вот так у меня с катамаранщиком и произошло. Но я к нему не подошла. Только… просто смотрела на него.

– А не подошла почему?

– Он ведь был не прохожим, которого надо удержать, а стал работать рядом с моей вышкой. Мои руки постоянно сами собой тянулись к биноклю, подстраивали резкость и поворачивали его в ту сторону. Я за ним уже целый месяц наблюдаю. Но только сегодня поняла, что даже имени его не знаю.

– И? – удивилась Фулата. – Так из-за чего ты из моей палатки убежала?

– Ты же мне сказала, что косички отросли, и я отвернулась к зеркалу, чтобы их рассмотреть. И увидела в отражении этого парня. Он быстро прошел мимо. В ту секунду я опять перестала владеть своим телом. Не могла поступать разумно. Понеслась за ним, как привязанная. Не знаю, что со мной происходит… Чем он так привлекает меня? В городе же столько парней, но мой разум только при виде него отключается! Я побежала за ним. Он стал в очередь за коктейлем. Я тоже стала. Ты себе просто не представляешь, что со мной творилось, когда я стояла рядом с ним. От него исходили какие-то мощные волны, от которых я теряла голову. Если бы ты слышала, какую ерунду я ему говорила… Мне стыдно за себя… Но совладать с собой я не могла… Так, как к нему, меня притягивает только к морю. Магия какая-то, честное слово, по-другому и не выразишься. Я думаю об этом катамаранщике целыми днями. Я не понимаю саму себя, – заключила я, не зная, что еще добавить к рассказу, как в полном объеме описать свои непонятные чувства. Непонятные в первую очередь мне самой.

– Это влюбленность, – компетентно заявила Фулата.

– Ты хочешь сказать, любовь? – поправила я подругу, думая, что она ошиблась в слове.

– Нет, именно влюбленность. Любовь – это уже проверенное временем, испытания прошедшее чувство. А вот влюбленность – это как раз то, что сейчас с тобой.

– Да? – прошептала я. – Не знаю…

До этого момента я как-то не задумывалась о том, что мое чувство к катамаранщику в коей-то мере связано с любовью. Он мне просто нравится. При чем тут любовь, правильно? Мне нравится смотреть на него в бинокль, любоваться его телом, но за месяц моих наблюдений я ни разу не подумала, что это какая-то разновидность любви. И теперь после слов Фулаты мне стало немного страшно, ведь любовь (ну, или влюбленность) влечет за собой какую-то ответственность, поступки, действия. Получается, мне теперь надо что-то делать? Сказать по правде, мне по душе просто за ним наблюдать. До заявления Фулаты у меня даже не возникало мыслей, что с катамаранщиком мы можем встречаться, разговаривать, гулять. Мне нравится наблюдать за ним со стороны, ничего не требуя от него взамен. Я просто была счастлива, что такой человек существует на свете. По вечерам бегаю на свой пляж и там вспоминаю катамаранщика. И каждый раз от этих сладких воспоминаний хочется взлететь в небо и парить вместе с чайками над морской гладью… А теперь Фулата говорит – влюбленность. Не нравится мне это определение. Слишком оно конкретное и обязывающее. Печать какая-то, а не слово. Нет, так не пойдет. Уж лучше просто «нравится наблюдать».

Я не знала и не знаю о нем ровным счетом ничего – ни имени, ни места проживания, ни номера телефона, знаю только то, что он работает на базе у волнореза. И все. Я не думала о том, что у него есть своя жизнь, наполненная вкусами, привычками, кругом знакомых. Я просто на него смотрела… И испытывала счастье от того, что он есть…

Странно, но я ни разу не видела его в городе, хотя мы, местные, зрительно знаем почти каждого. Может, он не местный? Приехал, как Фулата, на лето, чтобы подзаработать денег?

Впрочем, я никогда и не задавалась целью высматривать его на улицах города. Почему-то мне казалось, что его можно увидеть только на пляже. Вечером засыпала с мыслями о том, что завтра увижу черноволосого парня с выгоревшими прядями у висков, но как-то не догадывалась, что его можно встретить и в городе, последить за ним… С другой стороны, зачем за ним следить? И вообще, если быть до конца откровенной, его образ для меня всегда заключен в рамку, похожую на знак бесконечности – перевернутую цифру «8». И только сейчас, сидя в «Пирамиде», я поняла, что это за рамка. Это – бинокль. Катамаранщик впечатался в мою память через окуляры бинокля.

Ну зачем Фулата устроила мне встряску? Думать теперь буду, переоценивать…

– Что же мне теперь делать? – простонала я.

– А зачем что-то делать?

– Ну, как это? Я же ему сказала… Ой, ты же не знаешь, что именно я сказала, когда заняла очередь за ним!

– Что? С каким сиропом он коктейль любит? – Фулата обнажила в улыбке свои белые зубы.

Я посмотрела на подругу, как на наивного ребенка. Затем склонилась к ней еще больше и монотонно проговорила:

– Я сказала, что ему очень идут его синие плавки.

Фулата замерла на пару секунд, как статуя, с соломинкой во рту. А после этого отмерла и заливисто расхохоталась, – так, что оживленные голоса в соседних кабинках стихли. Потом люди, слышавшие смех Фулаты, демонстративно покашляли и вновь забубнили что-то свое.

– Это правда? – все еще смеясь, спросила подруга. На ее глазах выступили слезы.

– Самая что ни на есть, – мрачно подтвердила я.

– Вот это да!

– Сама не верю, что на самом деле на меня нашло. Не пойму, как у меня только язык повернулся.

– Ты плохо знаешь свой язык, – снова рассмеялась Фулата.

– Хватит тебе прикалываться! – возмутилась я. – У меня тут жизнь, можно сказать, рушится, а ты смеешься.

– Почему это рушится?

– А разве нет? Он меня маньячкой посчитал. Или чокнутой. Или чокнутой маньячкой.

– Он тебе сам так сказал?

– Нет…

– А с чего ты тогда это взяла?

– Не знаю, – растерялась я и внезапно вспомнила: – Ой! Представляешь, а он в ответ на мою фразу о плавках сказал, что мне идет желтый купальник!

– Серье-е-езно? – протянула Фулата.

– Да! Я сама в шоке была. И пребываю до сих пор.

– Так тем более, жизнь не рушится, а строится! Жди продолжения вашего разговора.

– Думаешь, будет продолжение? – с замиранием сердца спросила я.

– Конечно! Если он сказал, что тебе идет желтый купальник, значит, он уже давно на тебя обратил внимание. И самое пристальное.

– С чего ты это взяла, про «пристальное»? – Мне стало как-то трудно дышать.

– У мужчин психология особенная. Например, они не заметят, если женщина придет на работу в сережках новых. У них реакция одна – или нравится ее вид в целом, или не нравится. Мелочей они не замечают. Но этот твой кара… ката… в общем, парень, понял не только то, что ты ему нравишься, но еще и запомнил цвет твоего купальника. Это говорит о многом.

– Так я только в этом купальнике на работе и хожу, – стала спорить я, хотя заверения Фулаты были мне по душе. – Было бы странно за целый месяц не обратить внимания на то, что он желтый. Желтый сам по себе заметный цвет – потому форма наших спасателей и желтая. Я весь день на виду – то на вышке стою – попробуй, не заметь вышку и желтое мелькающее пятно сверху, то пляж прочесываю. На катамаранщике почти постоянно надеты очки от солнца – вдруг он весь день за «желтым пятном» наблюдает, как и я за ним в бинокль? Глаза же его закрыты, не видно, куда направлены…

– Кстати, твои тоже биноклем закрыты, – заметила Фулата. – Может, ты и права, но в моих словах тоже есть смысл.