Странствия убийцы - Хобб Робин - Страница 47

Думая о группе, я чувствовал вызывающую тошноту уверенность в том, что выдал им свои планы. Пришел ли я сюда по собственной воле, или это Уилл исподволь убедил меня, что мне следует броситься прямо в его объятия? Уилл прекрасно владел Скиллом. Его прикосновение было таким коварным и мягким, что распознать его было трудно. Внезапно мне захотелось потянуться Скиллом наружу, чтобы засечь его наблюдение. Потом я вдруг совершенно отчетливо понял, что это желание было внушено мне Уиллом, вынуждавшим меня открыть ему свое сознание. И так двигались мои мысли, несясь в настоящем вихре, пока я не начал ощущать его восторг от того, что он наблюдал за этим.

После полуночи я неожиданно заснул. Я наконец отбросил свои мучительные мысли и ринулся в сон, как ныряльщик, погружающийся в темные морские глубины. Слишком поздно я понял, к чему это ведет. Я бы сопротивлялся, если бы мог вспомнить как. Но теперь вокруг меня появились гобелены и трофеи, украшавшие Большой зал Рипплкипа, замка герцога Бернса.

Огромные деревянные двери были распахнуты, пробитые стенобойным бараном, который, выполнив свою ужасную работу, теперь лежал на пороге. Дым вился над знаменами и знаками прошлых побед. Повсюду лежали тела — бойцы Бернса пытались удержать поток пиратов, пробивавшихся сквозь толстые дубовые доски. В нескольких шагах от груды жертв резни все еще держался маленький, постоянно редеющий отряд защитников. В гуще битвы, рядом со своими младшими дочерьми Целерити и Верой, сражался герцог Браунди. У девушек были мечи, и они тщетно пытались защитить своего отца от натиска врагов. Обе сражались с искусством и яростью, о которых я не мог и предположить. Они казались парой ястребов. Их лица были обрамлены короткими гладкими темными волосами, синие глаза сузились от ненависти. Браунди отказывался отступить под свирепым напором пиратов. Он стоял, расставив ноги, залитый кровью, и размахивал боевым топором. На полу перед ним лежало тело его старшей дочери и наследницы. Меч вошел между ее плечом и шеей, разрубив ключицу и войдя в грудь. Она была мертва, но Браунди не отступал от ее тела. Слезы смешивались с кровью на его щеках. Грудь вздымалась, как мехи, под распоротой рубахой. Он отбивался от двух пиратов с мечами. Один из них был молодой человек, искренне нацеленный на то, чтобы сразить герцога. Второй был настоящей гадюкой. Он выжидал как бы на некотором расстоянии. Его длинный меч готов был ударить, как только натиск товарища оставит герцога открытым.

В долю секунды я понял все это, и понял также, что Браунди долго не продержится. Он уже был не так ловок, и сжимавшие топор руки слабели с каждой секундой. Каждый вдох был пыткой для его пересохшего горла. Он был старым человеком и знал, что, даже если ему и дочерям удастся уцелеть в этой битве, Бернс все равно будет захвачен пиратами.

Сердце мое разрывалось при виде его отчаяния, но он все-таки сделал один невозможный шаг вперед и опустил свой топор, покончив с молодым человеком. В то мгновение, когда его топор погрузился в грудь врага, второй пират шагнул вперед, воспользовавшись секундной паузой, и вонзил меч в грудь Браунди. Вслед за умирающим противником старик упал на пол, на окровавленные ступени замка.

Целерити, занятая собственным врагом, резко повернулась, услышав крик отчаяния своей сестры. Пират, с которым она сражалась, воспользовался предоставившейся возможностью. Тяжелый пиратский меч ударил по ее легкому клинку и выбил оружие у нее из рук. Она отступила от его свирепо-восторженной улыбки, отвернулась от собственной смерти как раз вовремя, чтобы увидеть, как убийца ее отца схватил Браунди за волосы, собираясь отрезать ему голову в качестве трофея.

Я не мог этого вынести.

Я протянул руку за выпавшим у Браунди топором и схватил его скользкую от крови рукоятку, как будто это была рука старого друга. Он казался странно тяжелым, но я взмахнул им и отбил удар своего противника с такой силой, что собственный меч ударил его в лицо. Баррич бы мог гордиться мной. Я слегка содрогнулся, когда услышал, как разошлись под ударом лицевые кости. Но у меня не было времени задумываться об этом. Я прыгнул вперед и с силой ударил топором по руке человека, собиравшегося отрубить голову моего отца. Топор зазвенел о каменные плиты пола, и я вздрогнул от отдачи. Кровь брызнула на меня, когда меч Веры ударил по плечу ее противника. Он возвышался надо мной, так что я бросился вперед и покатился кувырком, когда мой топор вспорол его живот. Он поднял свой клинок и, схватившись за рану, упал.

Потом в нашем крошечном пузырьке битвы наступил момент полной неподвижности. Вера смотрела на меня с удивлением, которое быстро сменилось триумфом и почти невыносимой болью.

— Мы не можем позволить им забрать тела, — заявила она внезапно и вскинула голову. Ее короткие волосы разлетелись, как грива боевого жеребца. — Солдаты Бернса, ко мне! — воскликнула она, и нельзя было не подчиниться ее приказу.

Я посмотрел на Веру. Мое зрение затуманилось, сдвоилось. В моем замутненном сознании Целерити говорила своей сестре:

— Многие лета герцогине Бернса! — Я заметил, какими взглядами они при этом обменялись. Ни одна из них не надеялась пережить этот день. Потом кучка воинов Бернса вырвалась из битвы, чтобы присоединиться к ним.

— Мой отец и моя сестра. Унесите их тела! — приказала Вера двоим. — Остальные ко мне.

Целерити с удивлением посмотрела на тяжелый топор в своих руках и нагнулась, чтобы поднять привычный легкий клинок.

— Здесь, мы нужны здесь! — крикнула Вера, и Целерити побежала к ней, чтобы дать бойцам отступить.

Я смотрел, как уходит Целерити, женщина, которую я не любил, но которую всегда буду уважать. Всем своим сердцем я хотел пойти с ней, но не мог удержать перед глазами эту сцену. Все стало темным и смутным. Кто-то схватил меня.

Это было глупо. Голос в моем сознании был таким довольным. Уилл, в отчаянии подумал я, и сердце мое упало.

Нет. Но вполне мог бы быть и он. Ты становишься небрежным в отношении своей защиты, Фитц. Ты не можешь себе этого позволить. Как бы они нас ни звали, ты должен быть осторожен. Верити толкнул меня, и я снова ощутил собственную плоть.

— Но вы же это делаете, — возразил я и услышал только слабый звук собственного голоса. Я открыл глаза. За единственным окном было темно. Я не знал, прошли ли мгновения или часы. Я только был безмерно благодарен за то, что остается еще время для сна, потому что меня охватила страшная усталость и я был ни на что не способен.

Проснувшись следующим утром, я был совершенно дезориентирован. Я очень давно не просыпался в постели, не говоря уже о запахе собственного чистого тела. Я заставил себя сфокусировать взгляд на сучках в потолочной балке. Через некоторое время я понял, что нахожусь в трактире, недалеко от Тредфорда — и Регала. Почти в ту же секунду я вспомнил о гибели герцога Браунди. Сердце заколотилось у меня в груди. Я зажмурился, защищаясь от воспоминания об этой битве, и почувствовал, как в голове начинает стучать молот боли. На одно мгновение я обвинил во всем этом Регала. Это он был причиной трагедии, разбившей мое сердце и оставившей меня дрожащим и ослабевшим. В то самое утро, когда я надеялся проснуться сильным, освеженным и готовым убивать, я едва мог собраться с силами, чтобы повернуться на другой бок.

Через некоторое время появился мальчик трактирщика с моей одеждой. Я дал ему еще два медяка, и он вскоре принес мне поднос. Вид и запах миски с кашей вызвали во мне отвращение. Я внезапно понял, на что всегда жаловался Верити в летнее время, когда он при помощи Скилла не подпускал пиратов к нашим берегам. Единственное, что заинтересовало меня на подносе, была кружка с горячей водой. Я выбрался из постели, сел на корточки и вытащил из-под кровати свой сверток. Перед глазами у меня прыгали искры. К тому времени, когда я раскрыл сверток и нашел эльфовую кору, я дышал тяжело, как после долгого бега. Мне понадобились все мои силы, чтобы, невзирая на разбитость, собраться с мыслями. Подгоняемый пульсирующей головной болью, я накрошил в кружку увеличенную порцию коры. Это была уже почти та доза, которую Чейд давал Верити. Все время с тех пор, как волк оставил меня, я страдал от снов Скилла. Как бы я ни укреплял свои стены, это не помогало. Но сон прошлой ночи был самым страшным за долгое время. Я подозревал, что причина была в моих действиях через Целерити. Эти сны страшно истощали мою силу, и запасы эльфовой коры катастрофически уменьшались. Я нетерпеливо смотрел, как кора окрашивает кипящую воду. Как только я перестал видеть дно кружки, я поднял ее и выпил. Горечь почти лишила меня дара речи, но я залил лежащую на дне кружки кору новой порцией воды.