За семью печатями [Миллион в портфеле] - Хмелевская Иоанна - Страница 15

— Как сказать…

— Мы с тобой провернули одно дельце, да я все позабыл. Теперь вот мои девушки, дочь и жена, вынуждены из-за меня, беспамятного, разыскивать по всему миру человека, с которым я тогда провернул дело.

— А на кой черт им его разыскивать? — подозрительно поинтересовался Амстердам.

Кристине стоило большого труда не потерять самообладания.

— А потому, — почти спокойно пояснила она, — что принесённое тогда вами.., э-э.., утеряно. И нам очень нужно знать, как оно выглядело.

— Понимаешь, кореш, я им, моим дамам, не много успел сказать, — снова счёл нужным подключиться Карпинский. — Ещё до несчастья со мной успел Крысе шепнуть всего два слова о наших делах, а теперь о них знаю лишь то, что тогда ей сказал, то есть практически ничего. И теперь Крыся с Эльжбеткой… Эльжбетка — это моя дочка.

— Да знаю я! — нетерпеливо перебил амстердамский Казик.

— Знаешь? — удивился Карпинский. — А откуда знаешь?

— Нет, я больше не выдержу! Да я на её крестинах был! Ты ещё меня пригласил.

— Скажи пожалуйста! — обрадовался Карпинский. — Как все хорошо складывается. Ну и то, что ты мне принёс, — пропало.

— Что?! — рявкнул Амстердам. — Все пропало?! Ты серьёзно? Или опять штучки с памятью?

В голосе школьного друга мужа прозвучали такой ужас и искреннее сострадание, что Кристина решила поговорить с ним открыто. Теперь уже не оставалось сомнений: именно он был таинственным сообщником. Кратко изложив случившееся, Кристина попросила оказать помощь в поисках пропажи хотя бы тем, чтобы описать, как же внешне выглядело то, что принёс Казик своему другу. Казик не стал темнить. Оправившись от шока, явно преисполненный сочувствия к своему напарнику, он ответил:

— Портфель я принёс. Большой кожаный портфель, старый, совсем потрёпанный, одна ручка того и гляди оторвётся, да больше ничего подходящего в доме не нашлось, а я спешил в аэропорт. Портфельчик был битком набит и, холера, тяжеленный, больше двадцати килограммов весил. И что он с ним потом сделал — понятия не имею.

— А что я с ним сделал, когда ты мне его вручил? — задал умный вопрос Хенрик.

— Ты его под стол засунул, потому как в тот момент аккурат сидел за письменным столом. Тьфу, глупо как-то такие вещи тебе самому говорить, вот если бы ты хоть был в дымину пьян, а так… Знаешь, я буду для себя Думать, что в дымину, идёт? Так мне легче, а то твоя память в голове не укладывается.

— Знал бы ты, как мне самому глупо! — вздохнул Карпинский.

Тут в комнату вошла вернувшаяся домой Эльжбета. Услышав обрывки разговора отца с неизвестным собеседником и долетавшие из спальни возгласы Кристины, девушка поняла — случилось что-то важное. Не раздеваясь, она присела в спальне на ручку кресла и не сводила с Кристины глаз. Та ухитрилась шепнуть ей, закрыв трубку рукой:

— Сообщник!

Но вот Хенрик и Кристина одновременно положили телефонные трубки. Все собрались в гостиной.

— Все-таки какой-никакой прогресс наметился, — рассуждала Кристина. — Значит, деньги были в портфеле. Большом и тяжёлом. Чёрном. Битком набитом. И стоял портфель у Хенрика под столом.

— Точно, под столом! — подхватила Эльжбета. — То есть портфеля я не видела, но когда прибежала сказать о приезде Клепы, отец сидел за письменным столом у себя в кабинете. Прекрасно помню!

— И я помню. Портфеля и я не видела, но он наверняка был под столом, не мог отец такую большую и тяжёлую вещь спрятать за несколько минут.

— Погоди, ведь мы уже решили — деньги он из дома унёс!

— Унёс. Теперь остаётся выяснить самую малость — куда именно.

— Ладно, сейчас мы по крайней мере знаем, чего искать. Не поеду никуда на каникулы, не оставлю тебя одну с такой проблемой. Папа, садись и думай. Что бы ты сейчас сделал с таким багажом, если бы пришлось срочно спрятать? Знаем, прятать ты должен был не в своём доме, туда только что заявился ворюга, значит, требовалось найти надёжное место за пределами собственной квартиры.

Карпинский внимательно слушал и беспомощно улыбался…

Решающее открытие было сделано случайно. Кристина зашла за мужем в клинику, где тому делали предписанные процедуры. Так получилось, что в тот день клинику посетил профессор, и он вместе с ведущим врачом обсуждал ход лечения больного Карпинского. Оба медика охотно подключили к обсуждению молодую и красивую супругу пациента.

— И ещё, пан профессор, меня интересует вот какая вещь, если разрешите. Не уверен, что это имеет какое-то значение, но…

— Смелее, коллега, — приободрил врача важный профессор. — Каждое ваше наблюдение, любое замечание может иметь значение.

— Я имею в виду последнее слово, которое наш больной произнёс перед тем, как потерять сознание. И его же он выговорил, ещё не совсем придя в себя.

— Какое же это было слово?

— Хлюп. Фамилия конкретного лица.

— Как вы сказали? Хлюп? — удивился профессор.

— Да, именно Хлюп.

В беседу включилась Кристина:

— Видите ли, Северин Хлюп был близким другом мужа. Такая у него фамилия — Хлюп.

— А почему вы говорите о друге мужа в прошедшем времени?

— Потому что Северин Хлюп умер. Недавно. И так получилось, смерть его совпала по времени с приходом в сознание мужа. Умер он от инсульта.

— А этот Северин Хлюп виделся с вашим мужем после автокатастрофы?

— Да, успел посетить Хенрика ещё в больнице.

— Однако в сознании нашего пациента словечко «хлюп» и конкретный Северин Хлюп не ассоциировались, — пояснил ведущий врач. — Человека больной не узнал. Никакой связи. И все же… Как вы полагаете, пан профессор, имеет ли значение вырвавшееся у больного словечко?

— Полагаю, имеет, — важно заметил профессор. — Коль скоро больной произнёс это словечко сразу после автокатастрофы, видимо, оно было связано с тем, о чем больной думал перед самой катастрофой. Разумеется, это не более чем предположение и я не стал бы утверждать так со всей категоричностью, однако в качестве рабочей гипотезы можно принять. Вероятно, тот самый.., как его… Хлюп.., вы сказали, проше пани, он был близким другом нашего пациента? Так вот, возможно, пациент думал о своём друге в дороге, беспокоился о нем, или ещё по какой-то причине тот занимал мысли нашего пациента.., так или иначе, был важной персоной. Не к нему ли торопился наш пациент?

— Нет, не к нему, — с расстановкой ответила Кристина, опять чувствуя, как заколотилось сердце. — Но вот думать о нем перед аварией вполне мог.

— Вы полагаете? — подхватил врач, довольный, что его наблюдение пригодилось.

— Вполне, вполне возможно, — рассуждал профессор. — Предположим, с Северином Хлюпом были связаны какие-то сильные переживания нашего пациента. Предположим, во время пути Карпинский думал только о нем. И тогда вполне логично допустить, что Хлюп оказался последним, о ком думал Карпинский перед катастрофой. Затем сознание оборвалось. Амнезия, знаете ли, очень странная вещь и ещё недостаточно изучена. Закрепившееся в сознании слово могло рефлекторно вырваться у больного, хотя тот сам уже не осознавал, что говорит. Не исключаю, не исключаю… Тут нам могла бы помочь очаровательная супруга нашего пациента. Возможно, незадолго до катастрофы что-то случилось с другом вашего мужа, Северином Хлюпом?

Кристина отрицательно покачала головой, изо всех сил пытаясь изобразить, что тоже глубоко раздумывает. Присутствовавший при описанной выше беседе сам Карпинский сидел с отрешённым видом, однако благожелательно улыбался.

Продолжением этой научной дискуссии явился разговор уже дома, с участием Эльжбеты.

— Не знаешь, амнезия заразна? — спросила девушка Кристину. — Как мы могли о таком забыть? Ведь обе же слышали.

— О! Ты тоже!

— Ну да! Не придала значения, тут же вылетело из головы, потому что отец принялся зайчиков считать. А ведь Хлюп сказал что-то вроде «все в безопасности». Тогда я и внимания не обратила на эти слова, а вот теперь думаю — не просто так сказал.

— Точно.