За семью печатями [Миллион в портфеле] - Хмелевская Иоанна - Страница 14

— Зато я забыла! — вырвалось у Кристины.

— Ты рассказала Эльжбетке о деньгах. И что?

— Надо же, а до автокатастрофы отец был таким рассеянным! — удивилась дочь. — Гляди, придерживается темы, как репей собачьего хвоста. Я ещё позавчера обратила на это внимание, он запоминает каждое слово.

— Ведь что-то же должно оставаться в моей памяти, раз она совсем пуста, — пояснил Карпинский. — Так мне сказали в клинике. Мозг человека требует пищи, и если прошлого в нем не осталось — кормится сегодняшним днём. Ну, сказала ты Эльжбетке, и что?

— И теперь мы пытаемся вычислить твоего сообщника, — вздохнула Кристина. — Исходя из предположения, что у тебя должен быть его телефон. Взяли твой блокнот, выписали все фамилии с телефонами и обзвонили множество людей. Сотни две удалось исключить, а вот шесть штук осталось.

— А сообщник мой вам зачем? — удивился Карпинский.

— Он должен знать, что именно принёс тебе, — подключилась дочь. — И может нам сказать, как они выглядели, твои деньги, в чем были, мешок, свёрток, чемодан? А мы бы потом пораскинули мозгами, и, глядишь, какие-нибудь творческие мысли пришли бы в голову. Но, увы, ничего не вышло, а шестеро нам вообще недоступны.

— А почему?

— Или никто не отвечает, или тебя вовсе не знают, или уехали с концами.

— А те, что не отвечают, не умерли?

— Черт их знает, может, и умерли! — проворчала Кристина. — Хотя могли и переехать куда.

— У одного телефон сменился, — уточнила Эльжбета. — Номер он получил недавно, а чей этот номер раньше был, без понятия.

Карпинский задумался, закусил тефтели салатиком и вдруг неожиданно заявил:

— Вчера, возвращаясь из клиники, я зашёл к себе на работу. Жутко смешно, меня все узнали и не обиделись, что я их не узнаю. По очереди представились мне, и удивительная штука… Оказывается, я не только вспомнил их всех, но припомнилась и одна мелочь. Один из них меня не любит, почему, трудно сказать. Я скоро вернусь на работу, что там делать, знаю, оказывается, совсем не трудно, я проверил. Может, если с кем-нибудь из них я тогда провернул ту операцию, так он сам мне намекнёт? Как считаете?

Ответа не последовало. От неожиданности обе женщины потеряли дар речи, только во все глаза смотрели на Карпинского. Немного смутившись, тот пояснил:

— Ведь если я занимался каким-то дополнительным бизнесом.., на это наверняка понадобилось время, может, я отпрашивался с работы, может, выезжал куда-то. Они должны это помнить. И скажут мне.

Кристина радостно встрепенулась.

— Ну конечно же, Хенричек, я тебе говорила то же самое! Ты и без памяти можешь нам помочь. Пообщаешься с людьми…

— А все, что они тебе скажут, сообщишь нам! — подхватила Эльжбета. — И мы сделаем выводы. Папуля, как я рада, что память к тебе возвращается!

— Насчёт памяти не уверен, а разумом я, слава богу, не обделён. В энциклопедии уже добрался до буквы «п» и все понял. Врачи утверждают, что голова у меня всем хороша, вот только не желает помнить прошлое. Зато быстро обучаюсь всему, а уж особенно тому, что раньше умел, так что смогу приступить к прежней работе, как только снимут гипс с руки. Очень рад, что теперь мы все трое возьмёмся за решение проблемы, уверен, отыщем-таки наши денежки. Если, конечно, я спрятал их в безопасном месте. Хотя надеюсь, что и до того кретином не был.

Кристина с Эльжбетой почему-то немного помедлили, прежде чем одновременным «нет» заверить Карпинского — какие сомнения, кретином он никогда не был.

— Ну так должны быть в сохранности. Не волнуйтесь, мои дорогие, мы их найдём.

Вскоре гипс Карпинскому сняли. Врачи нашли руку в порядке и заявили — теперь потребуется недели две на восстановление двигательных функций, а потом можно и к работе приступать. Вечером того же дня зазвонил телефон. Трубку подняла Кристина.

— Можно попросить Хенрика? — поинтересовался в трубке мужской голос. — Мне хотелось бы с ним поговорить.

— Попросить я могу, — ответила Кристина. — Вот только не уверена, что вы сможете с ним поговорить.

— А в чем дело?

— А вы с ним уже общались после катастрофы? — вопросом на вопрос ответила Кристина.

— Какой катастрофы? — встревожился голос.

— Боже, так вы не в курсе?

— Кто там? — поинтересовался Карпинский. — Это меня?

— Да что произошло-то? — нервничал в трубке голос. — Расскажите толком, что случилось.

Теперь Кристине пришлось одновременно говорить с двумя собеседниками.

— Тебя, но не мешай, дай ответить, это я не вам. А теперь вам, Хенрик попал в автокатастрофу, в принципе он сейчас совсем здоров, только потерял память.

— А кто там? — добивался Карпинский.

— Это как же — потерял память? — кричали в трубке.

— Не знаю — это я не вам, — у него амнезия, полная утрата памяти. Ничего не помнит из того, что с ним было раньше.

— Но хоть что-нибудь о себе знает?

— Если ему сказать. А так никого из знакомых не узнает, даже родную дочь не признал. И если вы желаете с Хенриком говорить, должны это учесть…

— Ни фига себе, кто бы мог подумать! — Похоже, собеседник Кристины был потрясён. — Ну да ладно, проше пани, дайте ему трубку, попробую с ним поговорить.

Только передав мужу трубку, Кристина спохватилась — как же не сообразила поинтересоваться, кто звонит. Явно новенький, ими не опрошенный. Знакомый Хенрика, а о катастрофе не слышал. Может, один из шести сомнительных? Надо попросить Хенрика, чтобы выяснил имя мужчины.

А Карпинский уже слушал, как тот в волнении кричал:

— Хенек, чтоб мне подохнуть, ты и в самом деле — полный отпад? Надо же, а я собирался тебя сюда вытащить!

— Куда вытащить? — заинтересовался Карпинский.

— Ну сюда, к себе, в Амстердам. Тут, знаешь, биржа…

— Что такое биржа — я знаю! — гордо ответствовал Карпинский. — А вообще-то ты кто?

— Спятить можно… Ты что, не узнал меня? Казик я, Рестнер.

— Не узнал, — сокрушённо признался Карпинский.

— И моё имя тебе ничего не говорит?

— Абсолютно ничего. Хотя погоди, вроде я где-то слышал это имя…

— У тебя и в самом деле не все дома?

— Нет, все, и жена, и дочь…

— Господи, я и сам спячу!

В этот момент Кристина, которая уже минуты две слушала разговор, подняв трубку в спальне, решила вмешаться:

— Проше пана, я тут подключилась… У Хенрика и в самом деле не все дома, и я воспользуюсь случаем, чтобы кое-что выяснить. Ваша фамилия встретилась мне в блокноте Хенрика, а сейчас мы с Эльжбеткой пытаемся восстановить круг знакомых мужа, потому что сам он никого не помнит, как я вам только что сказала.

— Крыся, минутку, — мягко перебил жену Карпинский, — я сам его расспрошу. Алло, Казик, ты ещё там?

— Здесь я, — донеслось мрачно.

— Так напомни мне, парень, о себе. Откуда мы знаем друг друга и вообще.

— Знаем мы с тобой друг дружку ещё по средней школе, — так же мрачно пояснил амстердамский Казик. — После окончания её давно не виделись, а встретились недавно, и теперь уже много общались. И в день моего отъезда…

Тут у Кристины ёкнуло сердце и мурашки побежали по спине.

— А когда пан уехал? — чуть дыша, спросила она.

— В мае. Скоро два месяца будет. А что?

— Боже! Вы были у Хенрика в день отъезда? — почти кричала Кристина. — Приходили к нему сюда, к нам домой?

— Ну приходил. А что?

Карпинский уже не перебивал, а сам с интересом слушал разговор.

— Проше пана, проше пана, — умоляюще произнесла Кристина. — Это для всех нас страшно важно. Вы тогда что-нибудь приносили Хенрику?!

Казик не отозвался. В трубке напряжённо молчали.

— Алло! — отчаянно взывала Кристина. — Вы ещё там? Алло!

— Ну здесь я, — нехотя признался Казик.

— Так ответьте нам! Вы тогда что-то принесли Хенрику, ведь так?

— А что? — осторожно донеслось из Амстердама.

Карпинский счёл нужным подключиться к разговору:

— Ты, как тебя, Казик, послушай. Память я потерял, но соображать умею. Если бы ты ничего тогда мне не принёс, так бы и ответил, правда? Значит, принёс…