Твари Господни - Мах Макс - Страница 75

"Кажется, – подумал Виктор. – Я наколдовал что-то такое, чего и сам от себя не ожидал".

Возможно, все так и случилось. Но, возможно, и не так, потому что Лиса была ведьмой, сагой невероятной силы, которая самим своим присутствием в этом мире ломает его законы, создавая совершенно новую реальность, даже если сама об этом и не подозревает.

"Знала ли она, что делает, когда пришла к Герману?" – понимание пришло к Виктору внезапно, но, как ни странно, это новое знание его совсем не удивило.

Судя по всему, Лиса смогла изменить даже Кайданова, причем так, что сам он этого не заметил, а ведь Фарадей силен, как мало кто еще в этом поколении. Интересно было бы, однако, узнать, понимала ли она сама, что творит?

Виктор поставил опустевшую чашку на камень ступеней и поднял взгляд. На пустой площади перед ним возникло смутное видение, стремительно набравшее вещественную силу в тот момент, когда его взгляд различил в призраке женщины знакомые черты. Мгновение, и полностью воплотившаяся Дженевра шагнула навстречу вставшему со ступеней Виктору.

– Пора, Август! – сказала она своим резким клекочущим голосом.

– Я готов, – улыбнулся Виктор, любуясь еще одним своим творением. – А ты, Дженевра, как всегда, пришла вовремя.

– Идем! – позвала она, и он, не раздумывая, ринулся за ней туда, куда ему не было хода уже почти двенадцать часов.

"Мертвые не возвращаются, но иногда воскресают… "

8

Это было странное ощущение, опыт, который не с чем было сравнить, так как ничего подобного она никогда прежде не совершала и не переживала. Сознание Ольги разделилось, не утратив, тем не менее, своей целостности. И вот теперь, с одной стороны, она осознавала себя стоящей внутри ожившего и набравшего силу Узора, который, разумеется, никаким узором не был, а был воплощенным в живом огне и сложной геометрии распределенных Сил древним Заговором. Осознавала, ощущала, видела себя, стоящей внутри невероятного совершенства, ставшей его частью, центром, повелевающей волей и направляющим разумом, творящим свою собственную волшбу, примеряющую и гармонизирующую Землю и Небо, Природу и Дух, Жизнь и Смерть. Но одновременно Ольга пребывала и совсем в другом месте и времени – в Мире, где властвовали иные силы и непохожие законы магии, и откуда ей предстояло вывести в мир людей лишенную плоти живую душу.

Если бы Ольга была способна сейчас свободно размышлять и оценивать с обычной для нее холодностью происходящее с ней и вокруг нее, она поняла бы, разумеется, какое небывалое чудо сотворила ее безумная волшба, какие грозные силы пробудила она к жизни, прикоснувшись к таинствам Восьмой ступени. Однако ничего этого она не осознавала именно потому, что творившееся вокруг колдовство было слишком огромно, чтобы сознание Ольги могло его вместить. К тому же все силы женщины – и духовные, и физические – уходили на безупречное исполнение волхования. Ольга шла по Тропе, проложенной среди таких великих и страшных тайн, что не то, что прикосновение к ним, одна лишь мысль об их существовании приводила в трепет даже великих магов прошлого. Однако в том-то и состояла сила Ольги Эйнхорн, тем и превосходила она сильнейших и мудрейших из Учителей, что сердце ее не ведало страха, и, ступив на Тропу, сделав первый шаг, она бестрепетно шла вперед, все глубже и глубже проникая, в Великую Неизвестность. Она не рассуждала и не страшилась, а шла вперед и только вперед, и никакая сила, кроме одной лишь Темной Госпожи, остановить ее теперь не могла. Случайный выбор судьбы оказался единственно верным. Здесь и сейчас, сделать то, что необходимо, могла только она.

Потом Ольга позвала, и Август услышал зов. Она "протянула руку", и он пошел за ней. Небо откликнулось на это событие сухим громом. Застонала земля и в близком, но невидимом море возникли темные столбы практически незнакомых местным жителям торнадо.

Август прошел Темные врата и приближался к Последнему Порогу, и Ольга запела Песнь Возвращения, от звуков которой веяло стужей вечных льдов. Порывом ударил резкий холодный ветер и сразу же пропал, но на сухую осеннюю зелень тель-авивского кладбища упал белый иней. Напряжение стремительно нарастало. И Ольга уже не пела, а хрипло и отрывисто выкрикивала древние, несущие невероятной силы магию слова. Воздух вокруг сгустился и отяжелел. Изменился и свет луны, став из желтого оранжевым, и все сильнее ощущались подземные толчки, ритмично ударявшие в подошвы ее туфель.

Не заметить такое мощное колдовство в такой маленькой и густонаселенной стране, как Израиль, было невозможно, даже если бы у Шабака[56] не было здесь своих нюхачей. Тель-Авив уже минут десять трясло, как в лихорадке. Сухой гром оглушал людей, и голубые молнии беспорядочно били из безоблачного неба в сухую, жаждущую дождя землю, которая и сама была неспокойна, отвечая на вызов небес подземными толчками силой от трех до пяти балов по шкале Рихтера. Но если всего этого было мало, если недостаточно было столбов торнадо, внезапно возникших в спокойном море, и инея, выпавшего тогда, когда за тридцать две секунды температура воздуха упала с двадцати шести градусов Цельсия до пяти, то были еще и две сгоревшие напрочь трансформаторные станции, погрузившие весь центр города в темноту, и внезапно нарушившаяся сотовая связь в Тель-Авиве и Гуш Дане.[57]

Надо отдать людям должное, они сориентировались на удивление быстро, реагируя на опасность именно так, как и следовало по давным-давно разработанным инструкциям. Поднятые по тревоге Шабак и ЦАХАЛ[58] буквально рвали жилы в безумной попытке успеть за стремительно уходящим временем. Ожили и зажили своей лихорадочной жизнью "Часа Ч" армейские штабы и оперативные комнаты разведывательных служб семи государств региона. Завывая сиренами, мчались по дорогам полицейские машины, спеша перекрыть все подходы к району, определенному техническими и "специальными" средствами, как "эпицентр кризиса", и спешили им на подмогу перебрасываемые в Тель-Авив вертолетами группы полицейского, армейского и флотского спецназа. Время уходило, а волшба не ослабевала.

Август прошел через Порог и начал борьбу за свое тело. Камни и песок, которыми была засыпана его безымянная могила зашевелились, и Ольга, не раздумывая, выхватила из кармана перочинный нож, купленный "на всякий случай" в сувенирной лавке в аэропорту и, не прерывая идущего все дальше и дальше по Великой Тропе речитатива, полоснула лезвием по своему запястью. Боли она не почувствовала, зато удар высокочастотного излучателя, запущенного бойцами Псагот,[59] едва не опрокинул ее навзничь. Однако Ольга устояла, а второго удара не последовало, потому что в бой вступил Персиваль.

– Са йя! – выкрикнула она, искусно вписав слова одного заговора в текст другого, и кровь из разрезанной вены полилась на могилу Августа.

"Возьми мою кровь! "

– Возьми! – один за другим восемь свидетель вскрыли вены, чтобы выплеснуть на кости князя Августа "родную субстанцию".

"Возьми!"

В Тель-Авиве и Гуш Дане объявили воздушную тревогу, в Тель Нофе[60] взлетали в воздух поднятые по тревоге истребители-бомбардировщики F16 и грузились в транспортные вертолеты бойцы парашютно-десантной бригады. Но происходящим были озабочены не одни только израильтяне. Неаполь и Брюссель[61] включились в игру почти одновременно с Кирией,[62] и сейчас с палубы авианосца "Трумэн" уходили в ночное небо "хорнеты" и "праулеры", поспешно создавая второй эшелон атаки, который должен был поддержать – если потребуется – действующие на острие удара ВВС Израиля. А на оживших среди ночи авиабазах на Крите, в Греции, Турции и Италии готовились к взлету самолеты третьей волны, и корабли 6-го флота поспешно меняли курс, направляясь в сторону израильского побережья. Возможно, что в этой невероятной суете, нашлись все-таки люди, которым пришло в голову, что развалины Мегидо[63] находятся не так уж далеко от того места, где разразился нынешний совершенно невероятный по своим масштабам кризис. Но если и так, они все равно уже опоздали.