Третья молодость - Хмелевская Иоанна - Страница 35

Тётя Ядя уехала домой, но пропажа бонов нам покоя не давала. Мы, уже втроём, перешли в комнату. Меня разозлила эта очередная семейная история, и я снова перебрала все содержимое письменного стола, бумажку за бумажкой. Обнаружилось множество удивительных вещей, в том числе четыре отцовские челюсти и довоенная косметическая шкатулочка с танцующей гуральской парой на крышке и вделанным внутри зеркальцем. Я растрогалась при виде вещи, которую помнила ещё с детства. Бонов, однако, не было. Поискала ещё кое-где — без толку. Я пообещала матери как-нибудь всерьёз заняться поисками и отправилась домой.

Люцина ночевала в квартире моих родителей, и об открытии я знаю по её рассказу. Открытие так её потрясло, что, похоже, она ничего не приукрасила. Ночью без всякой необходимости Люцина проснулась, встала, извлекла из ящика эту довоенную шкатулку и, не размышляя, принялась портить вещь. Маникюрными инструментами она попыталась извлечь зеркальце, даже не предполагая, что зеркальце выдвигается. Никакой определённой мысли у неё не было. Она ободрала немного деревянную рамку, зеркальце вдруг сдвинулось, и из-под него выпали пропавшие боны.

А через несколько недель после похорон мне приснился отец. Уважая чувства читателей, я не рассказывала своих снов, но на сей раз отступаю от правила.

Мы встретились где-то на лоне природы. Отец выглядел превосходно, а я удивилась, поскольку чётко помнила — он умер. Спрашивать, как он тут очутился, вроде бы неуместно, а потому я что-то неуверенно пробормотала. Отец сам все объяснил.

— Послушай, — слегка замялся он, — мне разрешили навестить семью…

Получалось, чуть ли не за хорошее поведение. Я поняла — можно и спросить кое о чем.

— Пап, как ты там? Отец просиял.

— Ах, если бы ты видела! — с безграничным восхищением сказал он. — Какая тут рыба!..

На рыбе сон кончился, а я убедилась навсегда: отец на том свете счастлив.

В какой-то момент, несколько раньше, нас начал развлекать младший сын Марека, Славек. Тут самое время вспомнить о книге «Дикий белок».

Книга появилась во многом под влиянием Марека. Однако это вовсе не значит, что он вдохновлял меня писать. Напротив, вдохновлял на любые другие почины — например, сделать генеральную уборку, следить за причёской, заняться общественной деятельностью и так далее. Нет, я неточно говорю, не вдохновлял, а осуждал отсутствие энтузиазма ко всем этим сферам деятельности и стремился всячески искоренять мою незаинтересованность.

Я уже более или менее ориентировалась в его проповедях и считала: кое-что можно оставить и для харцеров младшего возраста. Переводить через улицу старушек, носить им покупки, чинить замки в квартирах пенсионеров и писать им же заявления — все это как-то, честно говоря, не вызывало у меня восторга, и я согласна, чтобы меня за это осудили. Даже публично. Я предпочитала писать книги. Не говорю уже о чтении — каждый, в конце концов, имеет право на дурацкие увлечения.

«Дикий белок» — результат Марековой страсти к критике. На похвалы он скупился как Гарпагон, а все плохое вызывало в нем гейзеры осуждения. Сама я наверняка не обратила бы внимания на разные идиотизмы, а он ловил их с талантом. К тому же Марек отличался обострённым чувством катастрофизма и дважды убедил меня в конце света. Один раз он спрогнозировал его в семьдесят втором году, а второй раз попозже, не помню когда. Продукты, продаваемые в магазинах, уже давно должны были отравить все человечество, а страна пока что не превратилась в бесплодную пустыню только по недосмотру или по ошибке.

Другое дело, что все идиотизмы, о которых я пишу в книге, действительно взяты из жизни. Теперь вам снова следует обратиться к книге, не стану же я её переписывать. Подтверждаю целиком и полностью post scriptum, помещённый на последней странице. Добавлю лишь, что пакостный эпизод с мясом тоже правда. Разные государственные мужи в самом деле снабжались прямо на бойне.

Кур и петухов с зелёными хвостами, я разглядывала совершенно огорошенная. В реальной жизни история их зелёных хвостов расцветилась дополнительными красками.

Началось с того, что Славек, младший сын Марека, пошёл учиться на ветеринара и воспылал любовью к лошадям. Вместе со своим приятелем на паях они купили кобылу, полукровку с хорошей родословной. Таким манером Славек сделался обладателем половины лошади.

Собственно говоря, в другой руке сейчас вам надо держать «Флоренцию, дочь Дьявола». Именно здесь и начинается её настоящая история. Эти «пол-лошади» ожеребились кобылкой, и Славек произвёл обмен — отдал свою половину лошади за целого жеребеночка и превратился в полного хозяина Фрезии, послужившей прототипом Флоренции. Я изменила лишь её происхождение, сделав кобылу чистокровной, и присочинила ей спортивную карьеру.

Кроме Фрезии Славек имел невесту, тоже любительницу лошадей, в свою очередь имевшую собственного мерина. Некоторое время все три лошади находились вместе — Циния, мать Фрезии, Фрезия и мерин Зух. Позже хозяин забрал Цинию в другое место, и общество друг другу составляли уже только Фрезия и Зух.

Естественно, лошади должны обитать в подходящих условиях. Славек с невестой держали их во владениях пани магистерши. Как раз среди зеленохвостых петухов, неподалёку от Варшавы, кажется, в направлении Радзеевице, точно не помню. Не собираюсь намеренно порочить Славека, однако, сдаётся, для работы конюхом он годился так же, как я для оперы. Сено у них сгнило, потому что не ворошили его и не сгребли, все пошло к чёртовой бабушке — никто этим не занимался, и вместе с пани магистершей они образовали дружный дуэт. Лошади вышли живыми из всех переделок только благодаря нам, Мареку и мне.

Очень быстро между пани магистершей и Славеком возник конфликт, отразившийся на безвинных жертвах. Деталей не помню, зато последствия забыть невозможно. Целый месяц лошади стояли в стойле, закрытом на ключ, их никто не выводил, а кормили овсяной соломой. Славек пребывал в отчаянии, но справиться с ситуацией не умел, вломиться в стойло не решался. Различные перипетии сложились столь идиотски, что просто в голове не укладывается. Действовал Славек вяло и неумело и, кажется, ограничился тем, что впал в отчаяние, пока до него наконец не дошло, что обожаемая Фрезия того гляди сдохнет. На взлом стойла в присутствии комиссии он уже решился, однако для этого требовался ветеринар. С самого начала его лошадьми занимался доктор Оконьский. Между прочим, он жил в то время на территории служевецкого ипподрома. Фрезию он знал с рождения, и при взломе замка его присутствие было необходимо.

Когда мы приехали на ипподром, Славек сидел на скамейке около дома доктора. Не поручусь, удалось ли мне подавить раздражение. Во всяком случае я спросила, почему он тут сидит и что вообще происходит?

Доктора Оконьского не оказалось дома, и никто не знал, где его искать, посему Славек ждал. Задницей прирос к скамье и готов был ждать до скончания века, с тупой удручённостью, без единой мысли в голове. Марек пытался добиться от него решительных поступков, но педагогические приёмы тут явно не годились, я их отмела. Впрочем, Марек быстро понял: пока Славек сдвинется с места, успеют передохнуть все лошади на свете. Мы занялись проблемой сами и нашли жену доктора, сообщившую, что доктор завтра в восемь утра уезжает в Англию. Домой вернётся, только чтобы собрать вещи, а в данный момент пребывает где-то в конюшне под Варшавой. Славек, правда, готов был броситься под колёса стартующего самолёта, однако нам такой способ представлялся не наилучшим выходом из положения.

Кто-то подсказал, где находится доктор, и я рванула туда. Солнце клонилось к закату. Доктор Оконьский, проинформированный мною о положении дел, очень забеспокоился, оставил осматриваемых лошадей и сразу же поехал к пани магистерше.

Запертые лошади находились в состоянии, которого описывать не стану — от одного только воспоминания мне делается плохо. Славек поплакал — реакция естественная, но абсолютно бесполезная. Доктор рекомендовал терапию. С пани магистершей так или иначе предстояло порвать всякие отношения; если мне память не изменяет, она продала своё хозяйство, а новому владельцу о лошадиной истории было невдомёк. Во всяком случае, другое место уже намечалось. С помощью Марека Славек выторговал маленькую конюшню у крестьянина в Трускаве, под Кампиноской пущей. Лошадей надлежало туда транспортировать. Переход был им не по силам, так что срочно понадобился фургон.