Дело с двойным дном [Версия про запас] - Хмелевская Иоанна - Страница 41

На втором этаже жила моя бабушка. И я с нею…

Не знаю, сколько времени прошло, пока я немного успокоилась и смогла рассуждать здраво. Прав оказался полицейский поручик: бандит и в самом деле был здесь, в спальне тётки. Не знаю, сколько времени, может, примчался незадолго до моего прихода, но у него хватило времени на то, чтобы ознакомиться с содержанием охотничьей сумки. Бумаги его не заинтересовали, он их отшвырнул не глядя, и связка документов угодила в кучу старья на ящике у стены.

Сказать им об этом?

К тому времени, когда позвонил Бартек, я уже приняла решение: скажу, но не сразу. Сначала сама доберусь до тайника на Фильтровой, там прадедушка спрятал, как он написал, «фамильные ценности, оставленные предками». Я хочу, чтобы у меня, как и у всех людей, были предки. Я хочу, чтобы у меня были вещи, оставленные ими, фамильные ценности.

Не обязательно драгоценности, пусть какие-то памятные вещицы… Теперь в бывшей нашей квартире, которую тётка продала, кто-то живёт, даже не знаю кто. Зато знаю, что в соседней квартире по-прежнему живёт бабушкина приятельница, они с бабушкой были очень близки. Она моложе бабушки, ещё крепкая старушка. Пока не знаю, как приняться за дело, посоветуюсь с Бартеком.

С ним мы поступили так же, как и в прошлый раз. Он поехал прямо ко мне, я немного подождала и вернулась домой попозже. У него опять было очень мало свободного времени, всего час. Бедняга вкалывал по-страшному, но держался бодро. Осталось работы на четверо суток, сказал он, на пятый день кончаем, как-нибудь продержусь, потом отдохну. Когда я ему рассказала о том, что арестовали бандита и тот может рассказать о встрече на Вилловой, если, конечно, это можно назвать встречей, Бартек беззаботно махнул рукой. Главное, сказал, закончить мне работу, а потом пускай арестовывают, может, наконец отосплюсь в камере. А вот как быть с тобой?

Любимая, придётся тебе им что-нибудь соврать или просто отказаться отвечать на вопросы. Или, ещё лучше, куда-нибудь уехать на это время?

— Мне запретили покидать Варшаву, пришлось бы просить разрешения. А завтра велели прийти в комендатуру, надо взглянуть на бандита.

— Ну так взгляни. Хорошо бы после этого продемонстрировать им что-нибудь этакое… ну, вроде как у тебя нервный припадок. Нет, просто ты пала духом, депрессия у тебя, нервный срыв. Постарайся, а?

Я подумала, что не будь у меня этого моего веснушчатого счастья, я бы давно без всякой симуляции впала в депрессию. А вот когда Бартек рядом, наоборот, испытываю удивительный прилив сил, жизнь кажется прекрасной, никакие превратности судьбы не пугают, никакие бандиты и предстоящие трудности. Достаточно одного сознания, что он есть, что мы с ним связаны на всю жизнь, что обязательно поженимся и я рожу ему ребёнка, нет, много детей — и у меня от счастья бьётся сердце, и появляются силы, и ничего не страшно.

Мы с Бартеком обсудили мой план относительно клада, запрятанного в бывшей нашей квартире на Фильтровой. Подумав, Бартек согласился с ним. Во всяком случае разведку надо провести, бабушкина приятельница была прекрасным предлогом. Однако в самой операции он должен непременно участвовать. Дней через шесть проведём её, сказал. Шесть дней ведь можно подождать? А я пока подумаю, сказал, как лучше все организовать, пока не знаю как, многое зависит от того, что мне доложит разведчик.

О своей находке я сообщу полицейским завтра, но после очной ставки, буду действовать по обстоятельствам, сориентируюсь в обстановке. Все ипотечные документы могу отдать, себе оставлю лишь перечень тайников с ценностями, написанный по-французски.

Это моя собственность, список написан лично прадедушкой, его рукой. Может, я немного спятила на почве предков, может, это стало у меня своего рода манией, но я хочу иметь своих предков и не откажусь от этой навязчивой идеи, что бы мне ни говорили. Могу отказаться от сокровищ, от золота и серебра, но не от фамильных драгоценностей, не от фамильных документов.

Уже уходя, Бартек вдруг вспомнил:

— Послушай, а то, что здесь запрятано было? Тоже фигурировало в списке кладов?

— Об этом ни словечка. И я боюсь, это чужое…

— Холера…

— Вот именно. И сам понимаешь, значит, тем более…

Вот и ещё одно осложнение. Сколько их на нашем пути? Бартек нежно обнял меня на прощание, мы поцеловались. Боже, когда же наконец он станет моим мужем, чтобы нам не приходилось расставаться?…

— Похоже, за ночь надумал, что для него же лучше признаться, — рассказывал поручик Болек. — И такое выдал, что волосы встают дыбом!

Я уже давно отказалась от мысли вести своё персональное расследование, целиком положившись на полицию. Правда, теперь у Болека появилась возможность в течение дня пообедать, но я надеялась — моя стряпня ему больше по вкусу. Вот и старалась изо всех сил. Никогда не уделяла кухне столько сил и времени, что чрезвычайно понравилось Янушу, и он всячески поощрял мои усилия в этой области.

Нет, кулинарные мои шедевры просто не могли не завлечь к нам на ужин поручика Болека! А Янушу я откровенно призналась: не всегда будет такая райская жизнь, так что пусть не очень-то привыкает.

Зная о давнишней мечте Болека отведать жареного гуся, я запекла в духовке индюшачьи грудки, к которым в магазине на Польной удалось купить бруснику.

С десертом дело было хуже, не хватало сил готовить что-то сложное, но, к счастью, во всех кулинариях по-прежнему продавался рулет со взбитыми сливками, а я очень хорошо помнила, каким он пользовался успехом у моих мужчин. Теперь рулет очень облегчил мне жизнь. Шампанское у нас с Янушем всегда стояло в холодильнике. На всякий случай…

— И что же он выдал? — пришлось напомнить Болеку о его обязанностях, ибо он замолчал, мёртвой хваткой впившись в индюшачью мякоть.

Оторвавшись от неё, поручик с расстановкой произнёс, явно рассчитывая на эффект:

— Представьте, он уверен, что именно он убил двух человек! Защищая собственную жизнь, так сказал.

Поручик не ошибся в своих расчётах: мы с Янушем и впрямь были ошарашены.

— Что ты говоришь? Каких таких двух человек?

Где?

— В Константине. Правильно мы думали, там был и четвёртый, но не их сообщник, напротив, из конкурирующей фирмы. Какой-то совсем неизвестный.

Набросился на беднягу Доминика ни с того ни с сего, ну тот и вынужден был, защищаясь, прикончить агрессора. А что ещё ему оставалось делать? Иначе его бы прикончили.

— Болек, дорогой, возьми себя в руки! Успокойся, расскажи все толком.

— А я разве…

— Вот именно. Давай по порядку. С чего начал свои откровения подозреваемый?

— С Каси, — чуть не подавившись, все-таки ответил Болек.

Януш повернулся ко мне.

— Ничего не поделаешь, пусть человек поест.

Подождём немного.

И, достав из холодильника бутылку шампанского, Януш не торопясь принялся её откупоривать.

— Ты прав, — согласилась я. — Индейка и в самом деле получилась отличная. Если честно, птица — единственное, что я умею хорошо готовить. Можно сказать, тут у меня просто талант. Ох, забыла подать на закуску селёдочку, ведь специально приготовила.

Селёдочка, естественно, была куплена уже готовой к употреблению, не хватало мне ещё тратить на неё время, но им совсем не обязательно знать об этом. Ничего, селёдочка не пропадёт.

Утолив первый голод, Болек принялся рассказывать более или менее связно.

— Ну так вот, он и сегодня молчал, как пень, до тех пор, пока в кабинет Тирана не вошла Кася. Надо было видеть, как они друг на друга посмотрели! Кася взяла себя в руки и твёрдо заявила: «Да, именно этот мужчина бросился на меня в кухне». «Дура набитая!» — вырвалось у Доминика. И, обращаясь к Тирану, пожаловался: «А что мне было делать, если она, проше пана полицейского, на меня с бутылкой кинулась? Да ещё с коньяком! Вы бы стерпели такое?» Ну и началось. Я уже сказал, должно быть, за ночь он придумал, какой линии придерживаться. И представил себя этакой жертвой стечения обстоятельств.