Алмазная история [Великий алмаз, Большой алмаз] - Хмелевская Иоанна - Страница 23

Графу де Нуармону в этот момент сделалось как-то сразу очень жарко, так как вспомнилось, что Мариэтта приехала именно из Англии…

— Мне интересно было и как специалисту, — продолжал пан Крепель. — Судя по описанию, алмаз так и напрашивался, чтобы его распилили. Тогда получилась бы редчайшая вещь: два идентичных камня необыкновенных размеров. Такого не было даже в прославленном колье Марии-Антуанетты. И не плоские, заметьте, ведь он представлял собой настоящую глыбу!

Что представляет собой алмаз, граф де Нуармон знал, пожалуй, лучше всех.

— А тот факт, что так нигде и не появился и до сих пор его прячут, — лучшее доказательство, что владеют им незаконно…

Ни словом не упомянув о своём личном участии в сей неблаговидной истории, граф де Нуармон с лёгким румянцем на щеках жадно выслушал весь рассказ и даже кое-что записал. Раздувшийся от гордости пан Крепель охотно делился известными ему подробностями. Он был убеждён, что сэр Мидоуз ещё жив, для хорошо законсервированного англичанина шестьдесят — не возраст, несомненно жив также и гораздо более молодой инспектор полиции, и уж наверняка жива и здорова леди Арабелла Блэкхилл, вдова самоубийцы. Она тоже находилась в Индии в описываемые времена.

Результатом сей сенсационной беседы явилось письмо графа де Нуармона к находящемуся в Англии тестю. Лично отправляя письмо и не имея ни малейшего представления о филателии и будущем коллекционировании, граф приклеил на конверт марки по десять копеек, отрезные, беззубцовые. Ему и в голову не могло прийти, да и откуда, что именно эта мелочь позволит его потомкам обнаружить в далёком будущем бесценное сокровище, не говоря уже о том, что как раз в тот момент ему было глубоко наплевать на всех потомков.

В письме же, содержащем подробности, которые граф запомнил и записал, он просил Дембского непосредственно связаться с упомянутыми лицами и получить от них как можно больше информации об интересующих его событиях и сплетнях. Просьба мотивировалась обычным интересом к сенсациям.

И письмо графа, и ответ его тестя сохранились в семейных архивах, так как, к счастью, не все дома Европы были сметены с лица земли второй мировой войной.

Старая графиня Дембская умерла, во Франции все более или менее успокоилось, и супруги де Нуармон могли наконец без опаски вернуться домой.

Дочурке Клементины, очаровательнейшей девчушке, было в то время шесть лет, и она являлась предметом обожания четырнадцатилетнего панича Пшлесского из соседней усадьбы Пшилесье. Все семейство Пшилесских восхищалось графинюшкой Доминикой совершенно искренне, так как девочка обладала ангельским характером и потрясающим обаянием. Её младший братишка, четырехлетний Ян Петрусь (во французском варианте Жан Пьер), тоже был симпатягой, но сестрёнке и в подмётки не годился. Клементина, ведомая интуицией и собственной боевой юностью, детей воспитывала разумно и не баловала. Однако как матери ей было приятно, что детьми восхищаются, так что молодой Кшиштоф Пшилесекий получил приглашение погостить во Франции. Графиня де Нуармон приобрела тем самым полную уверенность, что о женихе для дочери заботиться не придётся. Дело едва не дошло до обручения чуть ли не с колыбели, как это принято в королевских домах.

В 1884 году, в чудную эпоху конца века, брак был заключён и Доминика переехала жить в Польшу.

Брат с родителями оставался в Нуармоне, который процветал почти как в старые добрые времена. Конечно, стража с алебардами у каждой двери не стояла и вооружённые рыцари не охраняли стены замка, но нормальной прислуги хватало, так что было кому ходить за свиньями, коровами и лошадьми.

Граф де Нуармон продолжал пламенно любить жену до конца жизни и все время боялся её потерять. Поэтому только на краю могилы, в начале двадцатого века, утратив уже былую ясность ума от старости и болезней, граф решился на признание.

— Поговаривали… — произнёс он с трудом. — Может, ты помнишь, дорогая.

Клементина, сдерживая слезы, заверила его, что помнит все пережитое вместе с ним.

— Алмаз, — выдавил из себя граф. — Великий Алмаз…

Клементина честно напрягла память.

— Да. Помню. Что-то такое было. Очень давно.

— Он есть, — твёрдо заявил граф, неожиданно обретя силы, и замолчал.

Клементина, убеждённая, что муж начинает бредить, но надеясь, что он ещё немного поживёт, охотно согласилась — пожалуйста, пусть этот алмаз побудет.

Граф снова собрался с силами.

— Он у меня, — прошептал он. — Спрятан в книге. В библиотеке. Это было то… благодаря чему… я надеялся… на тебе жениться…

Клементина напряжённо пыталась сообразить, что же все-таки муж имеет в виду. Ведь он на ней женился, значит, дело одними надеждами не ограничилось. Сейчас было очевидно: чего-то он от неё хочет и старается о чем-то сообщить, иначе не сможет умереть спокойно. Графиня всеми силами пыталась ему помочь. У мужа есть нечто, и оно спрятано. В книге. Вряд ли это алмаз. Алмазы обычно прячут иначе. Может, какой-нибудь документ?…

— Бумага? — спросила она неуверенно. — Письмо?

— Нет. Принеси. Книга. Соколы. Охота. Старая…

Граф едва говорил, но в глазах его было отчаяние.

Клементина потянулась к звонку, чтобы позвать прислугу, но муж успел её остановить.

— Нет, — простонал он. — Ты сама… Ты сама…

В библиотеке царил полный порядок, Клементина прекрасно ориентировалась, где что стоит, и самые старые книги обнаружила без труда. Зато столкнулась с проблемой выбора, ибо охота с ловчими птицами оказалась прямо-таки популярнейшей темой. Всего принести она никак не могла: тяжесть огромных томов превосходила человеческие силы.

Она наугад выбрала самую старую книгу.

И, как выяснилось, правильно сделала. Граф от радости немного оживился и даже попытался сам открыть фолиант. Однако обложка из тиснёной кожи, инкрустированная золотой нитью и густо декорированная полудрагоценными камнями, оказалась для него слишком тяжела. Клементина помогла мужу.

Внутренность книги показалась ей немного странной: слипшиеся, как бы склеенные страницы.

— Нож, — нетерпеливо и повелительно прошептал граф.

Послушная жена огляделась, сняла со стены висевший там в качестве украшения стилет и пырнула им склеенные страницы. В тот момент её очень мало волновало, что так можно испортить уникальнейшее рукописное творение эпохи Ренессанса.

Ради того чтобы сделать приятное умирающему, Клементина была готова хоть весь дом поджечь.

Страницы, склеенные по краям, легко, с тихим потрескиванием, разделились, и открылась безжалостно изуродованная сердцевина: неровно вырезанная дыра, а в ней нечто, завёрнутое в тонкую бумагу. Уже ни о чем не спрашивая, Клементина извлекла это нечто и развернула.

Великий Алмаз засиял во всей своей красе.

Довольно долго царило молчание, ибо Клементина лишилась дара речи, а граф с облегчением закрыл глаза и откинулся на подушки. Дышал он глубоко и ровно, а значит, был жив. Пальцами, касавшимися книги, он сделал движение, как бы закрывая её. Для жены его желания оставались по-прежнему затоном, и она, несмотря на все своё изумление и потрясение, втиснула алмаз вместе с бумагой на прежнее место и закрыла фолиант. Граф сделал дополнительный знак пальцами.

— Хорошо, — произнесла Клементина несколько севшим голосом. — Я поняла. Заклею.

Она прочла явное облегчение на лице мужа. А значит, это была именно та информация, которую он хотел передать, и его желание она угадала верно.

Что же теперь ей надлежало сделать?

Граф открыл глаза и с усилием произнёс:

— Бумаги… Письма… Тоже…

Пальцами он по-прежнему касался книги, и Клементина снова догадалась.

— Письма и бумаги — тоже в книгах, правильно? В этой? Нет, наверное, в других? В библиотеке? Мне нужно их найти?

Муж подтвердил, прикрыв глаза, затем тяжело поднял веки.

— Отнеси… Спрячь…

Клементина снова отправилась в библиотеку.

Когда она вернулась, муж был уже мёртв.