Скандальная мумия - Хиршфельд Корсон - Страница 81

Он снова навел бинокль на заднюю дверь, когда знакомый тощий танцор танго в белом полотняном костюме и – да, жена Дуна, прелюбодейка, высадили дверь. Так вам, значит, тоже Дун нужен?

А потом эти негодники появились.

Пальцы застучали по перилам – сами по себе, как с неудовольствием отметил Мори. Опять эта проклятая дрожь.

Через несколько минут он перевел свой телескопический взгляд на парковку позади музея и на яркий «понтиак», низкая спортивная модель. С заднего сиденья выползал какой-то парнишка со спущенными штанами… Ой-ой. Что-то там такое затевалось… Мори увидел расставленные бедра, брошенные трусы. Мальчишка подался вперед, готовясь шпокнуть эту девицу. От воспоминаний о Розе, обманщице, у Мори сморщился нос, но горько-сладкие мысли тут же прервались – внимание отвлекло завывание сирен полицейской машины, влетевшей на стоянку. Еще машины, объехали музей, и… это вода брызжет из дверей?

С высоты трехсот с лишним футов он услышал оглушительный треск, увидел разворачивающуюся катастрофу, как показывают в телевизоре камерой с полицейского вертолета: задняя дверь вылетела, на волне из здания вынесло – корабль? – а за ним… это что? Большая рыба? Нет, кит без хвоста.

Завороженный Мори смотрел, как цунами перехлестнуло через «понтиак» и «шевроле» негодников, полицейская машина покатилась юзом через всю стоянку, как мяч гольфа после неумелого удара, а на месте схлынувшей волны остались десятки психов в белых балахонах, барахтающихся, как выброшенные на берег карпы. Водяная воронка понеслась вниз по улице, зашумела в пене по гатлинбургскому стрипу, как Потерянная Река в старом добром аттракционе на Кони-Айленд в Цинциннати.

Корабль раскололся по одному борту, оттуда вылетели птицы – некоторые из них вопили, как баньши. Пара больших собак с ослиными ушами и короткими задними ногами залаяли и побежали в лес. Лев – нет, на самом деле, понял Мори, большая собака – свиньи, мохнатые создания всех форм и размеров – одно из них, медведь, закосолапило в сторону города, – большая змея, обезьяны какие-то полезли на фонарь… а какого черта они там делают? Ух ты…

– Отличное шоу, – сказал про себя Мори. – Но где моя мишень?

Он переводил бинокль с карпа на карпа, никого из них не узнавая. Снова перевел взгляд на корабль, расколотый как лопнувший стручок. Какие-то мокрые твари, которых он не знал, продолжали оттуда лезть. Он посмотрел на большую рыбу – да, это кит, молодой Моби Дик, только черный и с оборванным хвостом. Челюсти кита подхватывали и жевали фигуры в балахонах, и… стоп. Мори навел бинокль на черноволосую голову, высунувшуюся из дыры на макушке кита, на белокурую фальшивую бороду, отклеившуюся наполовину от подбородка, открывающую…

– Шики Дун, так это ты? Ха-ха! Не такой красивый, как на портрете, но это точно ты.

Через тридцать секунд Мори увидел, как Дун и индеец-фейгеле, все еще в юбке и в сандалиях, вышли из пасти кита. Они переступили через откашливающихся «светляков», обнялись и расстались. Дун снова приклеил бороду, белокурый парик и теперь надел соломенную шляпу с круглой тульей.

– Итак, мой хитроумный друг, ты теперь гилгул [80] того самого фермера-амиша, которого я встретил у «Пончо Пирата»? Ну так вот, Молот занесен над тобой.

Он видел, как Дун наклонился осмотреть некоторых из лежащих, потом двинулся к арсеналу. Фейгеле помахал рукой молодой женщине, держащей плакат, хотя что на нем было написано, Мори не видел. После краткого, но оживленного разговора они двинулись туда же, куда и Дун.

Зная, куда направляется Дун, Мори похлопал ладонью по пистолету под пиджаком, проверил, что глушитель в боковом кармане, поправил галстук-бабочку и, слегка прикоснувшись к шляпе, произнес, обращаясь к арсеналу:

– Что ж, пора закончить наше дельце, мистер Дун?

Шики и Джимми открыли дверь в глотку кита и вышли наружу. На языке валялись несколько человек, потрясенные, побитые, все еще отплевывающиеся водой, но тяжелораненых не было. Шики подходил к распростертым «светлякам» и убеждался, что ничего серьезного. Джимми звал Джинджер.

Шики кивнул в сторону «Маяка»:

– Мне надо к себе в кабинет забежать.

Джимми пожал ему руку:

– Ничего себе покатались. Спасибо еще раз, что спасли меня от толпы.

– Шики Дун меня зовут, спасать души – моя работа. – Шики тихо засмеялся, но вроде как натужно. – Во всяком случае, было раньше. А кто я – никому ни слова, ладно?

– Можете быть спокойны, вашу тайну я сохраню.

Шики посмотрел Джимми в глаза долгим взглядом, что-то пробормотал насчет сохранения тайны, положил руки Джимми на плечи и притянул его к себе в долгом и крепком объятии. Потом разомкнул руки, отодвинул от себя Джимми и сказал:

– Я тебе кое-что должен рассказать, малыш.

Джимми склонил голову набок, слушая.

– Э-гм… – Шики скривился, ища слова. – Я насчет этого твоего загара. Я сам хожу в солярий – профессия требует, – но каждый раз, когда доктор мне вымораживает одно из этих проклятых красных пятен, он предупреждает, что в следующий раз я могу потерять кусок собственного лица, и даже очень большой. Так что делай то, что я говорю, а не то, что я делаю: пользуйся тональным кремом вместо солярия, ладно?

– Ага… ладно.

Шики опустил руки, слегка толкнул Джимми в плечо:

– Ладно, потом увидимся, о'кей?

И он повернулся и зашагал прочь.

Через двадцать шагов он поравнялся с группой из трех молодых людей, повисших, как раскисшие макароны, на пластиковом верблюде: толстячок, которого выворачивало наизнанку, едва приходящий в себя верзила и еще один, совсем в полном отрубе. Что-то на большом пальце у этого последнего, торчащем из размокшего кожаного рукава, привлекло внимание Шики. Он подошел ближе, присмотрелся – его сапфировое кольцо. Его, тут сомнений не было. То, которое он слизнул у курившего сигары мясника во время покера в Вегасе, то, которое украл у него Фенстер, опоив наркотиком для изнасилований. А на запястье этого засранца с мордой сутенера болтался «ролекс» Шики.

Шики освободил его от обоих этих предметов. Юнец зашевелился, застонал, пробормотал что-то насчет того, что опять облажался, и стал хлюпать носом.

Джимми видел, как Шики, снова в образе фермера-амиша, по дороге к «Маяку» остановился, помог какой-то «светлячке» встать на ноги, кому-то еще пожал руку, обменялся несколькими словами с кем-то еще лежащим. Проверил, как там те трое – безбожники.

– Джимми!

Он обернулся, сердце у него упало. Перед ним была Бетси, подруга Джинджер, с плакатом: «ДЖИММИ! ДЖИНДЖЕР В БЕДЕ!»

Джимми тут же оказался рядом с ней:

– Что случилось? Она не уто…

– Нет, Джинджер была в «Маяке» с тех пор, как преподобный Пэтч ее запер. Он ее приковал к водопроводной трубе и…

– Приковал?

– На ней ничего не было, она… совсем голая. И без сознания. А преподобный Пэтч нагнулся над ней, и…

– Сукин сын! Он ее…

Бетси покраснела:

– Надеюсь, нет. Я побежала со всех ног искать тебя. Когда я увидела, что здесь случилось – это же начало конца света, я знаю. Князь говорил, что произойдут ужасные вещи, и они, видишь, произошли. Эта странная гроза, что у нас была, и про Ближний Восток в новостях говорили, и – я вчера не смотрела, но ручаюсь, что была падающая звезда. Я молилась, чтобы ты сегодня был на смене и не погиб при конце света – то есть при начале конца, – и тогда я сделала этот плакат…

Джимми взял ее за локоть:

– Отведи меня туда. Быстрее.

Бетти повела Джимми в «Маяк», к комнате Джинджер, одной из шестнадцати в глубине здания. Дверь оказалась распахнутой. Бетти не стала смотреть, но Джимми заглянул и покачал головой:

– Пусто.

Бетти шагнула к двери и взглянула. Показала на пол, почти под кроватью:

– Не пусто, – сказала она. – Это одежда Джинджер. Вся, сложенная вместе.

– Сволочь, гад! Это ужас.