Стражи утраченной магии - Уэйс Маргарет - Страница 87

Дым и шум становились все гуще и громче. Вольфрам изо всех сил старался успокоить лошадей. Ему было не до Ранессы. Либо она будет держаться рядом, либо пусть пеняет на себя. С каждой минутой орки все ближе подступали к этому месту. Вообще-то орки довольно дружелюбно относились к дворфам, но едва ли можно рассчитывать на дружелюбие пиратов, прорвавшихся в один из городов своего заклятого врага — карнуанцев. Ведь карнуанцы посмели захватить их священную гору Са-Гра и многих орков угнать в рабство. Глупо рассчитывать, что в такой момент орки станут разбираться, где дворф, а где карнуанец.

Вольфрам свернул на одну из улиц и сразу же убедился, что дальше дороги нет. У него на глазах рухнул горящий деревянный дом, разметав фонтаны огненных брызг. Вольфрам повернул на другую улицу, начиная подозревать, что заблудился. Поскольку карнуанцы и дворфы всегда недолюбливали друг друга, Вольфрам никогда не задерживался в Карфа-Лене. Он знал основной путь до места назначения, и не более того.

Ранесса шла рядом, вцепившись рукой в гриву своей лошади. У Вольфрама не было сил говорить с нею. Дым ел горло и щипал воспаленные глаза. Руки дворфа саднило от напряжения. Он кашлял, смахивал с глаз слезы и упрямо шел дальше.

В конце следующей улицы путь им преградила цепочка людей, пытавшихся потушить пожар. Она тянулась от колодца до горящего дома. Руки быстро передавали наполненные водой ведра и одновременно принимали пустые, чтобы в конце цепочки их наполнили снова. Вольфрам шел, не останавливаясь. Если эти люди не пропустят его и Ранессу, он был готов прорваться силой.

На мостовую упал пылающий шар горючего студня, и на нескольких карнуанцах сразу же вспыхнула одежда и загорелись их тела. Побросав ведра, люди торопились убраться с пути огненного ручейка, зазмеившегося между камнями мостовой. Одни срывали с себя пылающую одежду, другие кричали от боли — огненные брызги прожигали дыры в живой плоти. Огненная змея подползла к старику. Не прошло и секунды, как на нем горело все и сам он горел заживо. Он кричал от боли и пятился назад, хватаясь руками за воздух.

Кожа несчастного мгновенно почернела. Она вздувалась и лопалась от жары. Его душераздирающие крики неслись по улице. Возле него металась какая-то молодая женщина, крича, что это ее отец, и умоляя помочь ему. Остальные смотрели на старика с ужасом и сочувствием, но никто не решался к нему приблизиться. Помочь ему было невозможно. Одно прикосновение — и горючий студень перетек бы на новую жертву, превратив и ее в живой факел.

Наконец один из цепочки, судя по деревянной ноге — отставной солдат, схватил кусок бревна, упавшего с горящего дома, и ударил старика по голове. Череп несчастного треснул, а сам он повалился на землю. Крики стихли.

— Аль шат альма шаль , — произнес одноногий.

Потом он бросил окровавленное бревно и подхватил ведро. Цепочка ожила. Люди осторожно обходили догоравшие остатки студня. Тело старика продолжало гореть. Его дочь немного постояла над ним с опущенной головой, затем вернулась в цепочку.

Вольфрам видел все это лишь мельком. От огненного ручейка, появившегося словно из ниоткуда, его лошадь испуганно встала на дыбы и так заметалась, что едва не вывихнула дворфу руки. Ему стоило немалых усилий удерживать обеих перепуганных лошадей и успокаивать их.

Наконец Вольфрам кое-как справился с лошадьми. Обессиленный, он обливался потом, пытаясь отдышаться. Но отдышаться в дыму значило еще сильнее наглотаться этой ядовитой смеси. Вольфрам закашлялся. Ранесса неподвижно стояла рядом и молча смотрела на происходящее.

— Чем стоять столбом, помогла бы мне сдерживать лошадей, — огрызнулся дворф, сумев наконец откашляться.

Ранесса обернулась и посмотрела на него так, словно он был где-то далеко-далеко, словно она стояла на вершине горы, а он — внизу, в долине. Или, может, она парила высоко в облаках, а он был песчинкой на берегу океана.

— Почему люди так относятся друг к другу? — зло спросила она.

— Ты что, совсем рехнулась? — у него уже не было сил кричать на Ранессу. — Этот старик мог бы еще долго промучиться. Солдат избавил его от страданий.

— Я не про этих, — тихо сказала она и посмотрела на дворфа так, словно видела его впервые. — Я про всех.

— Нашла время бредить, — прошептал Вольфрам, качая головой.

Вольфрам бросил взгляд на тело старика, превратившееся теперь просто в кучку углей. Потом посмотрел на горящий дом, на дочку сгоревшего, передававшую ведра и не замечавшую текущих по щекам слез. Отставной солдат то и дело оборачивался и мрачно поглядывал в сторону гавани.

Неподалеку находился загон, в котором содержали рабов, а также торжище, где их продавали. Нескольких орков, скованных общей ножной цепью, поспешно перегоняли в безопасное место. Хозяев заботила не столько жизнь пленников, сколько возможная потеря собственных доходов. Зато орки вытягивали шеи, силясь увидеть гавань, откуда приближалась свобода. Хозяева размахивали плетками, а потому орки не осмеливались вслух радоваться при виде полыхающего карнуанского дома. Но они улыбались.

— Я про всех, — повторила Ранесса.

Вольфрам повернул лошадей.

— Идем-ка искать другую дорогу.

Врикиль Джедаш потерял дворфа и женщину из племени тревинисов, когда они перебирались через Набир. Он несколько дней подряд прочесывал окрестности, пытаясь обнаружить хоть какой-то их след. Но когда нашел, след, что называется, был уже слишком холодным. Они проезжали здесь самое меньшее три дня назад. Внутри Джедаша все сильнее закипала злоба. Вместе с нею нарастала досада из-за постоянных неудач. Джедашу нечем было ответить на непрестанные запросы Шакура, требовавшего сведений, и он счел за лучшее не отзываться на них. Джедаш старался как можно реже пускать в ход кровавый нож.

Врикиль прекрасно сознавал, что Шакур крепко зол на него. Тот клял своего лейтенанта на чем свет стоит за нерасторопность. Шакур никак не мог понять, почему Джедаш до сих пор не исполнил столь простого задания. Джедаш этого и сам не понимал. Ему казалось, что он гонится за струйкой дыма. То она ясно видна, то вдруг налетает ветер и уносит ее неведомо куда.

Стоя на месте последней ночевки проклятой пары, Джедаш понимал, что должен принять трудное решение. Он догадывался, куда эти двое направлялись. Единственным большим городом в этой части Карну был Карфа-Лен, и путники поехали по дороге, ведущей именно туда. Джедаш мог бы и дальше тащиться за ними по пятам, напрасно теряя время и блуждая вокруг да около в поисках следов. Или же он мог, доверившись своей догадке, отправиться прямо в Карфа-Лен и поджидать их там. В городе им не удастся так просто исчезнуть из виду.

Джедаш выбрал вторую возможность, положился на удачу и поспешил в Карфа-Лен. Большой дороги он избегал, поскольку давно уже не ел, а когда врикиль долго остается без пищи, ему становится трудно скрывать свою истинную природу.

Он прибыл в Карфа-Лен под вечер, когда городские ворота уже закрывались, но для него не составило труда пробраться внутрь. Дождавшись темноты, Джедаш с помощью магии Пустоты преодолел внешнюю стену. Его голод достиг крайних пределов, доведя его чуть ли не до отчаяния. Он чувствовал, как начинает таять магическая сила, удерживающая его гниющий труп. Джедаш убил первого попавшегося ему солдата, воткнув тому кровавый нож прямо в сердце. Правда, при этом врикиль был вынужден выдержать короткую, но яростную битву за душу солдата. Однако Джедаш сумел подчинить ее своей воле и вобрал душу в себя, утолив свой голод и усилив в себе магию Пустоты.

Ему пришлось пережить несколько неприятных минут, отвечая на вопросы Шакура, который сразу же окликнул его, поскольку связь через нож давала ему возможность почувствовать свежую кровь. Джедаш, как мог, заверил Шакура, что теперь этим двоим от него не уйти.

Врикиль избавился от трупа солдата, применив заклинания Пустоты, которым он научился у таанских шаманов. Эти заклинания ускоряли разложение тела. С их помощью тааны скрывали число своих погибших. Джедаш также считал благоразумным скрывать следы своих убийств. Приняв облик солдата, он вместо него провел несколько часов в дозоре. К тому времени от трупа осталась лишь горстка черной влажной земли.