Драконы весеннего рассвета - Уэйс Маргарет - Страница 61

– Есть у тебя год времени, Полуэльф? – запыхтел Фисбен. – Если есть, я, пожалуй, успею поведать тебе про некоторую часть мест, где мне довелось побывать! – И он погрозил Танису пальцем. – Не ценишь ты меня, юноша! Без конца в чем-то подозреваешь! И это после всего, что я для вас сделал…

– Ой, не напоминай ему лучше об этом, – поспешно встрял Тас, видя, как потемнело лицо полуэльфа. – Пойдем, дедушка… И они зашагали вперед по тропе, причем борода Фисбена продолжала возмущенно топорщиться.

– А что. Боги правда жили там, куда мы идем? – спросил Тас, желая отвлечь своего спутника и опасаясь, что в ином случае тот опять сцепится с Танисом.

– Мне-то почем знать? – ершисто осведомился Фисбен. – Или я, по-твоему, смахиваю на Бога?..

– Ну…

– Говорил тебе кто-нибудь, что ты ужасающее трепло?..

– Да почти все говорят, – ответил Тас жизнерадостно. – Слушай, я тебе еще не рассказывал, как я повстречал волосатого мамонта?..

Танис отчетливо расслышал стон Фисбена… Потом мимо него пробежала Тика

– она спешила вдогонку за Карамоном.

– Идем, Флинт? – окликнул Танис гнома.

– Сейчас, – отозвался гном и… Неожиданно опустился на камень. -Мешок уронил, – ворчливо пояснил он Танису. – Ступай вперед, я сейчас подойду… Танис разглядывал на ходу карту кендера и не заметил состояния Флинта. Не расслышал странной ноты, прозвучавшей в голосе старого друга, не увидел гримасы боли, на миг исказившей его лицо…

– Поторопись, – рассеянно сказал он гному. – Смотри, отстанешь.

– Иду, сынок, – тихо сказал Флинт, сидя на камне и ожидая, чтобы боль в груди улеглась, как это обычно бывало. Танис все дальше уходил от него по тропе. Он двигался несколько неуклюже – никак не мог как следует освоиться с трофейными латами. Смотри, отстанешь…

– Иду, сынок, – чуть слышно повторил Флинт. Зачем-то провел узловатой рукой по глазам, поднялся и пошел следом за всеми…

3. ОБИТЕЛЬ БОГОВ

Весь тот долгий и утомительный день они провели в совершенно бесцельном хождении по горам – по крайней мере, снедаемому нетерпением полуэльфу оно казалось бесцельным.

Нельзя передать, до какой степени у него чесались руки задушить Фисбена. В особенности после того, как в течение каких-нибудь четырех часов он дважды подряд заводил их в слепые каньоны. Если Таниса что и удерживало, так только то обстоятельство, что старик все-таки вел их в правильном направлении. Сколько раз ему начинало казаться, что они ходили кругами, сколько раз он мог бы поклясться, что они вот уже третий раз идут мимо одного и того же валуна… И тем не менее, всякий раз, находя взглядом солнце, Танис убеждался, что они упрямо двигались на юго-восток. Только вот солнце проглядывало на небе чем дальше, тем реже. В воздухе уже не чувствовалось леденящего дыхания зимы; ветерок доносил даже запахи молодой зелени, но вскоре небо затянули свинцовые облака и закапал дождик – мелкий, но настырный, из тех, от которых не спасает и самый толстый плащ.

К середине дня все без исключения выдохлись и приуныли – даже Тассельхоф, все утро яростно споривший с Фисбеном о том, в какой стороне находится Обитель Богов. Таниса это тем более выводило из себя, что ни тот, ни другой явно не могли сколько-нибудь точно сказать, где же они находились, – Фисбен, тот вовсе довольно долго разглядывал карту, держа ее… Вверх тормашками. Спор проводников кончился тем, что Тассельхоф спрятал карты в футляр («Да чтоб я их еще когда-нибудь вынул!..»), а Фисбен пригрозил заклинанием, которое должно было неминуемо превратить Тасов хохолок в лошадиный хвост.

Досыта наслушавшись их пререканий, Танис отослал Таса в «тыл» -остывать,

– а сам принялся успокаивать Фисбена. Хотя больше всего ему хотелось бы запереть обоих в какой-нибудь уютной пещере и там позабыть. Безрадостный и явно бесцельный поход мало-помалу сводил на нет то душевное спокойствие, которое он чувствовал в Каламане. Теперь-то он понимал, что спокойствие это приносила ему деятельность, необходимость принимать решения и сознание того, что он наконец-то что-то предпринимает для спасения Лораны. Эти мысли держали его на плаву, не давая погрузиться в глубины тьмы – так же, как морские эльфы спасали их в Кровавом Море Истара. Зато теперь он чувствовал, что тьма снова была готова вот-вот сомкнуться у него над головой… Лорана!.. Танис беспрестанно думал о ней. Вновь и вновь звучали у него в ушах казнящие слова Гилтанаса: она сделала это ради тебя! И хотя Гилтанас его, похоже, простил, Танис знал, что сам себя не простит никогда. Что они сделали с Лораной в Храме Владычицы? Была ли она еще жива?.. Танис запрещал себе об этом гадать. Конечно, она была жива!

Владычица Тьмы не станет ее убивать. По крайней мере, до тех пор, пока ей нужен Берем… Танис нашел взглядом Берема, шедшего впереди, подле Карамона. Я все сделаю, чтобы только спасти Лорану, молча поклялся полуэльф и крепко сжал кулаки. Все, что потребуется! Пожертвую и собой, и… Погоди, одернул он сам себя. Неужто я вправду выдам ей Берема? Выдам Владычице Вечного Человека и тем самым отброшу мир в пучину тьмы, куда уже вовеки не пробьется свет?..

Нет, твердо сказал себе Танис. Да и Лорана скорее согласится умереть, чем пойти на такое… Так он принимал непоколебимые и окончательные решения, чтобы всего через несколько шагов переменить их на противоположные. Да пусть остальной мир катится куда подальше, говорил он себе. Пускай сам разбирается. Мы обречены: как ни бейся, победы нам не видать. Ничто, кроме жизни или смерти Лораны, более не имеет значения. Ничто… В мрачной задумчивости пребывал не только полуэльф. Тика шла с Карамоном, и в сером бессолнечном мире ее огненные завитки были единственным пятнышком, излучавшим свет и тепло. Только вот в глазах Тики больше не было света. Карамон был с нею неизменно добр и участлив… Но так и не обнял ее ни единого разу со времени того краткого мига волшебного счастья в подводной стране, когда они с такой любовью дарили себя друг другу. А теперь?.. Одинокая ночь следовала за ночью, и Тика приходила в отчаяние: что же она в действительности значила для Карамона? Может быть, он просто воспользовался ее любовью, чтобы на время забыть свою боль?.. Если так и дальше пойдет, думала Тика, я его брошу! Брошу, как только это закончится! Тем более, что в том же Каламане был юный вельможа, прямо-таки не сводивший с нее глаз… Так было по ночам, днем же, при виде Карамона, с вечно опущенной головой устало шагавшего рядом, девичье сердце оттаивало. Она трогала его за руку, и он поднимал глаза, чтобы улыбнуться ей… А провалились бы все они в Бездну, эти молодые вельможи!

Флинт топал и топал вперед, не жалуясь и почти не подавая голоса. Если бы Танис был поменьше занят собой, он разглядел бы в этом недобрый знак… Что же до Берема – о чем думал Вечный Человек и думал ли он вообще, не знала ни одна живая душа. Только то, что, чем дальше продвигались путники, тем больше он нервничал. Голубые глаза – юношеские глаза на лице немолодого мужчины – так и бегали… На второй день путешествия по горам Берем бесследно исчез.

Утро началось не так уж и скверно: Фисбен объявил, что до Обители Богов осталось совсем немного, и друзья отчасти приободрились. Но вскоре всем вновь сделалось не до веселья. Дождь усиливался. А потом в течение одного-единственного часа Фисбен трижды увлекал их напролом сквозь мокрые кусты с обрадованным криком «Ну вот, пришли!» – и только затем, чтобы угодить в болото, выйти на берег пропасти или – на третий раз – уткнуться в глухую скальную стену.

Тут уж Танис почувствовал, что душа его вот-вот расстанется с телом: Увидя его лицо, даже Тассельхоф встревоженно попятился прочь. Танис отчаянно пытался взять себя в руки… И тут-то до него дошло, что Берема не было видно поблизости.

– Где Берем? – спросил он, охваченный неожиданным холодом, который вмиг выстудил весь его гнев.

Карамон, которому было поручено присматривать за Вечным Человеком, растерянно заморгал, ни дать ни взять вернувшись из какого-то одному ему ведомого мира. Торопливо оглядевшись кругом, он повернулся к Танису с пылающим от стыда лицом.