Рой - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 25

Теща безбожно врала: все шестеро дочерей, одна к одной, были похожи на Тимофея. Материного и в помине не было, и это всегда радовало Тимофея. По старой примете дочки, похожие на отца, должны быть счастливыми. Впрочем, это и Валентину радовало, но только в мирные времена.

Они были ровесниками, но Валентина казалась Тимофею старше – по бабьему рассудку, по заботливости и предусмотрительности. Но случалось днем, когда между ними проскакивала искра, Валентина менялась, как небо в грозу. Она носилась по квартире, гремела мебелью, ведрами, хлопала дверями, и если под ноги в этот момент кто-то попадал и, отлетев, начинал реветь – а как правило солисту тут же дружно подтягивал хор, – Валенина в отчаянии вздымала руки:

– Да чтоб вы попередохли, заварзинское отродье! Навязались вы на мою душу, ироды горластые, напасти на вас нету!

Горластые ревели еще пуще, и вместе с ними начинала плакать теща, потом сама Валентина. Тимофею в такие минуты тоже хотелось уйти куда-нибудь и пореветь. Однако Валентина вытирала слезы и принималась успокаивать ребятишек.

– Ну-ка, тихо! Я кому сказала? Сейчас папке скажу – протокол составит.

И улыбалась при этом – тепло, ласково, долгожданно, словно солнышко после дождя.

– Ты бы хоть съездила когда со мной, – сказал Тимофей, доедая борщ: девчонки подставляли тушеную картошку. – Посмотрела бы сама, что творится.

– Еще чего – съездила! – огрызнулась жена. – Мало тебя одного там… Хоть бы раз за клюквой свозил! Бабы вон ведрами прут, а у нас опять ни ягодки.

– Клюквы я наберу! – отрезал Тимофей. – Брусники же привез? Привез. И смородину привозил.

Тимофей достал сигареты и сгорбился у печи, скрючив босые ноги. Дарьюшка забралась на колени и попросила показать на пальцах зайчика. Он показал, и все дети засмеялись.

– Сил нету, – вздохнула Валентина. – Хоть пойди и удавись…

– А как я вас ростила? – неожиданно сердито спросила теща. – Без отца-то вон как досталось… Бабье дело такое: рожать да ростить. Ишь, сил у нее нету… Так бы все взяли да и удавились!

Она тяжело прошла через кухню и скрылась в своей боковушке. И тут же до Тимофея донеслось ее пришептывание: то ли тетешкала на руках младенца, то ли молилась у икон…

Тесть Тимофея, в средних летах еще, поехал в нефтеразведку на заработки и убился, сорвавшись с вышки.

– В ранешное время за такие б слова о-ох бы и досталось тебе от мужика! – вплела теща в молитву. – Неделю б на заднице-то не сидела…

Тимофей подтянул к себе сапоги и, не поднимая глаз от пола, стал наматывать мокрые портянки. Валентина молча сдернула с печи чистые, сухие, бросила к ногам мужа. В этот момент зазвонил телефон. Теща оборвала молитву и, придерживая внучку у груди, кинулась к аппарату:

– Квартера Заварзиных.

Она положила трубку рядом с телефоном и глянула на Тимофея. Тимофей, обутый в один сапог, подошел к аппарату.

– Здорово, Заварзин, – сказал начальник милиции. – Спишь, паразит?

– Да нет, – отмахнулся Тимофей. – Дрова собираюсь колоть. Чурки запрели…

– Ты уж сегодня дров наломал, – пробасил начальник. – Зачем трубу в реку скатил? И зачем ты Сажина трогал? Суешься не в свое дело. Нашел – и ко мне бы скорей. А мы бы все сделали как надо.

– Как – не в свое дело? – напыжился Тимофей. – Труба-то меня касалась… Зато я одностволку не разворачивал и не прикасался.

– И на том спасибо, – проворчал начальник милиции. – Догадался… А пыжи? Пыжи ты мог собрать? Из трубы? Как я теперь ружье к трубе привяжу?

Тимофей бросил трубку и кинулся к вешалке, вывернул карманы фуфайки, вытряс табак и с радостью вернулся.

– Есть пыж! Я его машинально в карман сунул!

– Завтра принесешь, – буркнул начальник милиции. – Трубы-то все равно нет. Мне следственный эксперимент проводить, где я такую же трубу возьму.

– Это ваша забота, – засмеялся Тимофей. – Что Сажин-то говорит?

– Что говорит… Говорит, заставляли, грозились избу сжечь или бакена переставить, чтоб авария случилась. Завтра придешь с утра – поедем ихнюю перевалбазу ликвидировать, – продолжал ворчливо начальник милиции. – Может, кого прищучим.

– Значит, Сажин признался? – перебил Тимофей.

– Не признавался, на тебя трубу катил, – довольно сказал начальник. – Да мы тоже не лаптем щи хлебаем… Кстати, и мед из Стремянки твоей точно так же уходит. Браконьеры у спекулянтов опыт переняли. Развел, понимаешь, трест браконьерский. 3а что тебе зарплату дают?

– Сам удивляюсь! – засмеялся Тимофей. – Думаю вот в милицию перейти. Те же тресты, те же уголовники, а платят побольше. Если еще рыбнадзор будет мне преступников брать и приводить – вообще красота!

– Но-но! – сурово заметил начальник и положил трубку.

Тимофей потянул сапог.

– А знаешь, Сажин-то разговорился! – сказал он весело. – Только тихо! Пока на улице ни звука.

– Брось ты эту работу, Тимофей, – попросила Валентина решительным тоном. – Сколько ж можно?.. Или я пойду и всех браконьеров вместе с твоим начальством в один день изведу!

– Иди, спасибо скажу, – Тимофей раздумывал: колоть дрова или нет.

– Ну брось, Тима.

– А куда я пойду работать, подумала?

– Господи! – она всплеснула руками, в глазах мелькнул огонек надежды. – Да капитаном на лесосплав! На лесопилку! Там мужики по три сотни зарабатывают.

– Это все не то, – бросил Тимофей.

– Тут, слыхала, какую-то колонию организовывают, – спохватилась жена. – Мелиорация какая?то в Стремянке будет, гари пахать. На бульдозерах-то по тыще в месяц… Поехали бы в Стремянку, дом пустой стоит. Девки наши растут, глядишь, кого замуж, кого в институт. Везде денег надо…

– Ладно, пойду! – отрезал Тимофей. – Брошу инспекцию и пойду. Но только запомни: пить буду!

– Как пить-то? – не поняла Валентина.

– Как пьют? Стаканами, ведрами!.. Буду пить и вас обеих гонять, – он покосился на тещу – та отвернулась, тетешкая младшенькую с обиженным видом. – Согласны так – нет?

– Но почему пить-то? Почему?

– По кочану.

– Отступись ты, Валь, – сказала теща. – Что с ним говорить? Весь в свата – батю родимого. Тот всю жизнь в председателях ходил, Стремянкой командовал, и этому командование подавай.

– Да какое же командование? – изумился Тимофей. – У меня же работа как у свадебной лошади: голова в цветах, а задница в мыле.

– Ла-адно, – пропела теща. – Люди-то говорят… Токо бы с наганьями ходили да народ пугали.

– А ну вас, – Тимофей пощупал локтем кобуру на поясе.

Он вышел в сени, сунулся в угол и стал шарить руками, отыскивая колун. Засветил спичку: колун оказался заткнутым под застреху. Тимофей выругался про себя. Только бабе в голову придет сунуть его на такую высоту. Видно, от ребятишек припрятала, чтобы не ушиблись, но если он оттуда слетит?! Он вытащил колун и в это время услышал голос тещи, громкий, как у всех глуховатых:

– Квартера Заварзиных!

Пришлось вернуться в избу.

– Как министр, – не вытерпела Валентина. – Чуть в дом – звонят, звонят…

А звонил новый начальник инспекции Твердохлебов. Он пришел год назад из бассейнового управления, где, говорят, занимался наукой – прудовым хозяйством. И дело заметно оживилось; по крайней мере, перестали исчезать протоколы, направленные рыбнадзорами в инспекцию для наложения штрафа. А было так: инспектор выслеживал, догонял, задерживал браконьера, не ел, не пил, ночей не спал, на рожон лез, уж не считая такой мелочи, как трата казенного бензина, – но составленный по всем правилам протокол испарялся бесследно. Новый начальник сразу же объехал все участки, работников порасспросил, Тимофею на катере двигатель заменил, «Вихрь» новый распорядился выдать и еще обещал, вездеход выделить, узнав о мытарствах со снегоходом. Тимофей к отцу его завез, тот медовухой угостил, медом в сотах, гостинец послал, хотя Твердохлебов отнекивался.

Звонок был неожиданным – уж скоро ночь на дворе. Тимофей угадывал в этом какую-то опасность и решил о найденной трубе пока помолчать.