Вкус яблока - Хиккетс Роберта - Страница 16

— Вы с мужем в разводе? — спросила Барбара.

Мэйбл спокойно посмотрела на нее.

— Да.

— Он знает, что случилось с сыном?

Разведенная женщина вздохнула. Последний раз она разговаривала с Реджи почти восемь месяцев назад. Тогда и сообщила ему, что как только закончится срок аренды квартиры, они с сыном уедут в Стампу. Он в очередной раз обвинил ее в том, что она его бросает. Он, мол, всегда знал, что на нее нельзя рассчитывать, что она эгоистка, которая печется только о своем благополучии. Из-за нее, видите ли, и он оказался в таком бедственном положении. На этом ее терпение иссякло, и Мэйбл выскочила из комнаты. С тех пор они не виделись и не разговаривали.

И сейчас, понимая, что Барбара и особенно Гард ждут от нее ответа, она, откашлявшись, сказала:

— Нет, не знает. Я подумала, что будет лучше не говорить отцу.

— Но ведь Алан его сын, миссис Роллинс! Имеет же он право знать, что его мальчик попал в беду!

Участливый голос Барбары едва не вывел мать-одиночку из себя. Хотелось резко бросить: «Отец Алана наркоман! Ему нет и сорока лет, а выглядит на все пятьдесят! Работать он не в состоянии. Без родителей вообще пропал бы. Он все время не в себе — либо накачан наркотиками, либо отходит после них. Он и со своими-то проблемами разобраться не может. А тут еще какой-то сын…»

Но разве могла она это сказать?

Да еще в присутствии Гарда?

— Поверьте мне, мисс Энджерс, — с напускным спокойствием произнесла она. — Если бы это помогло делу, я обязательно сообщила бы обо всем отцу Алана.

— Сын часто о нем вспоминает. Гард говорит, любит хвастаться, что у отца много денег, хороший дом, престижная работа. — Она помолчала. — Они часто видятся?

— Нет.

— Это ваш муж так решил или вы сами? Мэйбл опустила глаза.

— Оба. Однако надеюсь, в ближайшем будущем все изменится.

Голос Энджерс стал еще вкрадчивее.

— Но мальчик хоть как-то общается с отцом?

— Раз в две недели разговаривает с ним по телефону.

Обычно разговор происходил в доме Роллинсов. Сначала Реджи звонили его отец или мать, чтобы узнать, в состоянии ли их сын беседовать со своим чадом. Если нет, у стариков всегда наготове было следующее объяснение: «Папа не может с тобой сегодня разговаривать, Алан, потому что плохо себя чувствует». Мальчик воспринимал эти слова как нечто само собой разумеющееся и никогда не интересовался, чем это отец так часто болеет.

Что-то она темнит, подумал Гард, наблюдая, как Мэйбл машинально чертит на песке кончиком туфли какие-то фигурки. Нетерпеливо покусывает губы, смущенно прячет глаза… С чего бы это?

Может быть, испытывает неловкость, оттого что не сумела удержать богатого муженька? Или разозлилась, когда Барбара намекнула, что Реджи в отличие от мамаши мог бы чем-то помочь, а может быть, стыдится обсуждать свои личные проблемы в его присутствии?

Как-никак он не какой-то сторонний наблюдатель!

— Я поработаю с Аланом еще одну неделю, — неохотно заметил он. — И если не будет никаких сдвигов, передам его другому наставнику.

Хотя это чревато иными проблемами. Алан может подумать, что он и в самом деле никуда не годный пацан, которого, как мячик, кидают от одного воспитателя к другому.

Мэйбл мрачно кивнула и, повернувшись, зашагала к машине, а Гард стоял и смотрел ей вслед. Она захлопнула дверцу, отъехала, а он все смотрел и смотрел…

— Красивая женщина, — заметила Барбара.

— Внешность бывает обманчива. — Лейтенант незаметно отодвинулся и отступил на шаг назад. — А что это ты здесь до сих пор делаешь? Насколько я помню, у тебя сегодня свидание с твоим полковником.

— Не пойду к нему, только скажи! Он недоверчиво взглянул на нее.

— Неужели променяешь полковника на какого-то лейтенантика?

— На тебя кого угодно! — Лучезарно улыбнувшись, Барбара подошла к нему вплотную. — Ну, что скажешь на это, офицер? Давненько мы не виделись…

Действительно, сто лет прошло, подумал Гард. Они познакомились, когда он только что прибыл в форт Джи-Пойнт. Несколько раз ходили в кино, несколько раз переспали, а потом она вернулась к полковнику, метившему в генералы, с которым встречалась до него, а он… Он — к своему одиночеству, с которым провел бок о бок почти полжизни. Мэйбл он не мог получить из-за Роллинса, а ни одну другую женщину не хотел из-за возлюбленной. Она ни на миг не отпускала его от себя.

И со временем ничто не изменилось. Вот стоит перед ним роскошная женщина и предлагает ему все мыслимые и немыслимые наслаждения, а он не в состоянии думать ни о ком, кроме Мэйбл.

— Нехорошо динамить одного, если подвернулся кто-то получше, — поддразнил он ее, а сердце больно сжалось. Мэйбл, не дрогнув, разбила его сердце, когда встретился кое-кто побогаче. — Так что развлекайся со своим полковником.

— Не передумаешь?

— Нет.

— Смотри, от меня так просто не отделаешься!

Он притворился, что не понимает.

— До завтра, Барбара.

Гард поехал домой, принял душ и растянулся на кровати. Был седьмой час — впереди длинный, пустой, скучный вечер. Обычно он не страдал от скуки, находил себе дела, но в последнее время эти свободные от работы часы были целиком заполнены думами о Мэйбл. Он вспоминал другие длинные вечера в той прошлой, счастливой, жизни, которые они проводили в кино, в кафе — их в Стампе полным-полно, — в каком-нибудь укромном уголке, где целовались и ласкали друг друга до тех пор, пока страсть, как пламя, не охватывала их, ища и не находя выхода… Девушка была тогда так невинна и так полна готовности эту невинность потерять. Ей хотелось потрогать каждую жилку на его теле, и она ласкала с такой нежностью, с таким наслаждением.

Что ж, надо думать, Реджи оценил уроки, которые его невесте были преподаны до замужества.

Повернувшись на бок, Гард взял с тумбочки бумажник. В нем было всего несколько предметов — полицейское удостоверение, водительские права, фотографии племянниц и племянников, две десятидолларовые банкноты и маленький смятый кусочек бумаги. Люди бывают разные. Одни хранят письма своих бывших возлюбленных, другие — их фотографии, у него же не было ни того, ни другого. О Мэйбл ему остался лишь этот клочок бумаги — черно-белое свидетельство ее предательства.

«Мистер и миссис Ральф Уиндхемы объявляют о помолвке и предстоящей свадьбе своей дочери Мэйбл Уиндхем с Реджинальдом Роллинсом, сыном мистера и миссис Питер Роллинсов».

Он редко доставал эту газетную заметочку и обычно читал только первую строчку, но бумажку не выбрасывал, чтобы не забыть и не простить.

Он сунул клочок обратно в бумажник и, откинувшись на подушку, вновь предался мыслям о Мэйбл. Интересно, что она сегодня делает. Сидит дома со своим сыночком? Или пошла в гости к сестре, с которой всегда была дружна? Или к родителям? А может, отправилась на свидание?

Эта последняя мысль ему не понравилась. Впрочем, должны же быть мужчины в ее жизни! Год в разводе… Молодая, красивая… Конечно, с Барбарой не сравнить. Та даже чересчур хороша — пышнотелая броская брюнетка. Но скорее привлекает к себе какой-то спокойной внутренней красотой. Ей, наверное, так хочется иметь надежного друга и… любовника.

Когда они с Мэйбл впервые стали близки, он был на седьмом небе от счастья, хотя она плакала, да и сам он готов был разрыдаться, оттого что причинил ей боль. Но уже тогда понял, что их связывает не просто страсть, а некое особое чувство. И название ему — любовь. У него были другие женщины, не много, но достаточно для того, чтобы понять — с Мэйбл их роднит единство душ.

Как было бы хорошо, если бы она никогда не выходила замуж за Реджи!

Еще лучше, если бы никогда не встретилась ему на пути.

А самое лучшее, если бы он вообще никогда не влюблялся в нее, подвел Гард итог своим невеселым мыслям.

Было воскресенье. К четырем часам мальчишки уже отработали половину смены, и лейтенант решил, что неплохо было бы передохнуть. Он достал небольшой холодильничек, который принес с собой, и открыл его. Конечно, в такую жару лучше всего было бы попить простой воды, но в холодильник влезали только маленькие бутылочки с фруктовым соком. Волей-неволей пришлось остановить свой выбор на них. Гард бросил по бутылке Фрэнсису и Мэтью — они растянулись под деревом, а две другие отнес Алану — тот сидел на пеньке неподалеку.