Голос бездны - Ветер Андрей - Страница 8

– Сегодня сорока у нас на задах с самого утра строчила – примета в руку: к гостям или к вестям. Вы проходите в дом, вон в ту избу, в этой мы покойника положили до приезда милиции, – сказал человек в стёганке.

При упоминании о приезде милиции Павел Коршунов насторожился, но ничего не сказал и едва уловимо показал брату глазами, чтобы тот ничего не спрашивал.

– Я тут покамест за старшего, – объяснил человек в стёганке. – Меня Иваном зовут. Я на базе дежурил до приезда группы.

– Что ж так мало вас?

– Из инструкторов, которые с туристами приехали, здесь сейчас только Олегыч. Был ещё Женька, но запропастился куда-то, пожал плечами Иван. – Боюсь, как бы его этот сумасшедший тоже не порешил. Олегыч сейчас бродит поблизости, ищет его… А вы откуда такие измученные?

– Оттуда, – Павел неопределённо махнул рукой вверх по тропе, – в грозу заплутались, теперь хотим до Куюса добраться… Перекусить не найдётся?

– Только что суп поспел, тушёнкой заправили, – без малейшего аппетита в голосе сообщил Иван. – Славно, что у вас ружья имеются. Мы теперь не знаем, чего от этого сумасшедшего ожидать. Он ведь умыкнул Васькину двустволку. У нас, правда, ещё два ружья есть, но всё-таки… Сумасшедший есть сумасшедший…

– Долго вы плутали? – подошёл к ним мужчина лет тридцати семи и протянул Коршуновым руку. – Давайте знакомиться. Меня зовут Сергей Лисицын, друзья кличут Лисом.

– А мы, – Павел замялся на пару секунду, – Коршуновы… Павел и Матвей Коршуновы.

– Братья? – совсем не весело улыбнулся Сергей, думая о чём-то своём.

– Братья, – кивнул Павел.

– Не наткнулись ни на кого?

– В каком смысле? – насторожился Матвей. – Чего это нам натыкаться на кого-то? Мы сами по себе.

– Что вы так набычились сразу? – удивился Сергей. – Я имею в виду нашего Петра… Ну того, который спятил…

– Не-е, не видали никого, – решительно замотал головой Павел.

– Пойдёмте-ка суп хлебать. Слышите запах? Похоже, наши женщины сварганили недурственные щи, – Лисицын взмахнул рукой, – там и поговорим. Может, вы присоветуете что-нибудь. Вы, как я понимаю, люди бывалые, лес знаете.

– Это точно, – сплюнул Матвей, – сызмальства по тайге шныряем.

– И всё-таки сбились с пути, – хмыкнул Сергей.

– С кем не бывает…

Войдя в дом, Коршуновы устроились за длинным столом поближе к двери. В доме царила почти тишина, туристы, пришибленные сознанием случившегося на их глазах убийства, чувствовали себя потерянными. Они приехали в горы Алтая отдохнуть, но теперь ощущали себя почти заложниками обезумевшего человека. Они были отрезаны от цивилизованного мира, они всерьёз испугались за свои жизни.

Снаружи послышался топот копыт.

– А вот и Олегыч! – радостно воскликнул Иван, вытирая руки о стёганку. – Какие новости?

Коршуновы одновременно повернули головы к двери и увидели хмурого мужчину лет сорока. Пришедший обвёл глазами всех собравшихся и кивком головы пригласил Ивана выйти:

– Подойди, пошептаться надо…

Иван не заставил себя ждать и быстро выбрался из-за стола. Сергей Лисицын покрутил деревянную ложку в руке, облизал её и тоже поднялся, решив разузнать, что стряслось. Олегыч бросил на него короткий взгляд, когда он подошёл к нему следом за Иваном, но не прогнал, он чувствовал в Лисицыне человека серьёзного и решительного.

– Я нашёл Женьку, – сообщил Олегыч едва слышно, – он убит, два удара ножом в спину… прямо под сердце. Между прочим, моим ножом убит. Нож-то мой поутру пропал, видать, этот псих его спёр у меня…

– Дела… – протянул Иван и поскрёб ногтями заросший подбородок.

– А это кто такие? – тихонько спросил Олегыч, стрельнув глазами на Коршуновых.

– Не знаю, – пожал плечами Иван. – Назвались Коршуновыми. По мне, хоть Коршуновы, хоть Орловы, хоть Кукушкины. Лишь бы беды не принесли.

– С ружьишками пришли? Охотники, что ли? – уточнил Олегыч.

– С дробовиками, – сказал Сергей, не поворачиваясь к дому, – утверждают, что заплутались в тайге во время грозы.

– Может быть, – неопределённо пробормотал Олегыч, – всё может быть. Что нам с Женькой-то делать?

– Надо бы сюда его доставить, – не то предложил, не то спросил Иван.

– Надо-то, конечно, надо, – Сергей сжал руки в кулаки и хрустнул пальцами, – только ведь народ до смерти перепугается. Второй труп! Представляете, что это такое для обычных горожан?

– А ты сам-то не боишься, что ли? – полюбопытствовал Олегыч. – Мы-то хоть и не каждый день с такими делами сталкиваемся, но всё же разного понюхали в тайге.

– Мне тоже приходилось через кровь пройти, – кисло улыбнулся Сергей.

– Это у тебя пулевое? – Олегыч указал пальцем на расстёгнутую на груди Сергея рубашку; там виднелись два следа, похожие на желваки.

– Это давнишняя история, – отмахнулся Лисицын, – с войны осталось.

– Где случилось? – в глазах Олегыча вспыхнул неподдельный интерес.

– В Ченгремском районе. Меня свои ранили. Можно сказать, что убили.

– Чего ж так? Специально, что ли? – не поверил Иван. – Я многое про Кавказ слыхал, рассказывают, что там иногда наши наших же косили не то по глупости, не то по приказу…

– Нет, я случайно попал под пули. Мы на засаду напоролись, я журналистом там был, – пояснил Лисицын. – Офицеры с инспекцией ехали и нарвались на засаду. Всех покосило на месте, некоторых в голову добивали. Я под машиной залёг…

Перед глазами Сергея возникла картина из страшного военного прошлого. Он увидел грязное дно завалившегося на бок грузовика, услышал приглушённый стрекот автоматов, разглядел неподвижные тела в простреленных гимнастёрках, битое стекло взорванного «уазика», чью-то фуражку под каплями дождя. И снова почувствовал тупой удар в грудь…

– И что? – вернул его к действительности Олегыч. – Все погибли?

– Думаю, что все. Очень всё быстро случилось. Затем на холме появился наш БТР и стал лупить из пулемёта, за ним шли спецназовцы. Тут меня и пришпилило к земле. А выходил меня, как это ни странно, один из тех горцев, что участвовал в засаде. До сих пор не знаю, что заставило его поступить таким образом. Он и сам не смог объяснить, сказал только, что так было нужно…

– Выходит, ты, Серёга, тёртый калач, – заключил Олегыч.

– Нет ли у вас чего горячительного? – гаркнул Матвей, выглянув из открытой двери.

– Водки, что ли? – откликнулся Иван. – Есть у меня маленько спирта.

– Не мешало бы дёрнуть чуток, чтобы оклематься после дождя. Угостишь, не зажмёшься? – ухмыльнулся Коршунов.

– Чего там зажиматься, – Иван залез на верхнюю полку, громыхнул жестянками и извлёк из глубины хорошенькую бутыль из чёрного стекла. Бутыль увесисто булькнула, показывая, что во чреве её плескалась отнюдь не малость спирта, а добрый литр, а то и более того. – Подставляй кружку, Матвей. Брат твой присоединится?

– В стороне от угощения не останусь, – подал голос старший Коршунов, – наливай.

– Воды зачерпните для запивки, – посоветовал Олегыч.

– Не-е, мы чистого махнём, дело привычное, – улыбнулся Матвей и запрокинул голову, одним махом влив в себя содержимое алюминиевой кружки. – Ах, славно дерёт!

***

Шум поднялся внезапно. Сергей сидел возле задумчиво курящего Ивана на лавке, представляющей собой широкую доску, приколоченную к двум вертикальным чурбанам, и вслушивался в звук падающих с деревьев капель, когда послышался внезапный грохот жестяных мисок и кружек, полетевших на пол.

– Да сколько же можно, уберите вы свои руки в конце концов! – женский голос воскликнул не столько возмущённо, сколько испуганно.

– Что там у них? – вздрогнул Иван и резко встал. Нервы у всех были достаточно напряжены.

– Пойдём-ка туда, – откликнулся Лисицын и быстро вошёл в избу.

Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить всю обстановку. Коршуновы успели изрядно набраться, их разморило, и Матвея потянуло на развлечения. Судя по всему, он пытался приударить за одной из туристок, пышногрудой и голубоглазой. Сергей Лисицын обратил на неё внимание в первый же день приезда в Нижний Лагерь. Она не отличалась красотой, можно даже сказать, что была совсем простенькой, а то и невзрачной. Но её голубые глаза заменяли все остальные прелести, которыми обладают смазливые барышни. Её звали Тамара. Она всегда вела себя тихо, неприметно, как мышонок, будто старалась всячески избегать постороннего внимания. И вдруг на неё положил глаз пьяный, насквозь пропотевший мужик с грязными волосами и рожей, усеянной чёрной щетиной.