Голос бездны - Ветер Андрей - Страница 7

– Мог начать? Бесспорно начал действовать… Но почему Пётр стал убивать?

– Вы же сами сказали, что у каждого могут начаться свои психические и физиологические процессы, которые вы не в силах предсказать.

– Не в силах…

– Вот они и начались. Теперь главное для нас – понять, как Пётр будет вести себя дальше, – Сергей напряжённо потёр глаза. – Он называет себя Чёрным Деревом. Значит, его психика перестроилась на какой-то первобытный лад, он считает себя диким воином…

– Воином?

– Это лишь моё скороспелое предположение, – объяснил Сергей, – нужно ждать, смотреть, как он дальше поступит…

***

– Зачем ты забрал меня, Петя? – плача спросила Марина. Её мокрые волосы налипли на лицо, с них текла вода.

– Не знаю, – мрачно ответил он и поморщился, – и прекрати звать меня Петей.

– Но почему? Почему не Петя?

– Не знаю, – не меняя тона сказал он и посмотрел через плечо назад, не видно ли кого.

– Ты же всегда был Петром!

– Теперь я не Пётр, я точно знаю это, но не могу объяснить… Я ничего не могу объяснить… Со мной что-то происходит, – его голос сделался усталым и плаксивым, как у маленького ребёнка, который испытывает сильное недомогание, но не может сказать, что именно его беспокоит.

На мгновение что-то будто выключилось в его голове, он закрыл глаза и почти лёг на шею своего коня. По всему телу разлилась свинцовая усталость. Рука, сжимавшая ружьё, безвольно свесилась, пальцы разжались, оружие выскользнуло и шлёпнулось в сырую траву.

Марина оглянулась на звук и остановила лошадь.

– Тебе плохо? – спросила она мужа, не зная, радоваться ей или огорчаться.

– Сейчас… сейчас всё пройдёт, – ответил он знакомым голосом Петра Чернодеревцева. – Что-то происходит со мной… Я болен… Мне дурно… Голова бежит…

– Конечно происходит, Петенька, милый, остановись, пока не поздно…

– Поздно? – Он устало сполз на землю, держась за крутой бок коня. – Силы уходят… Сколько мы едем? Долго?

– Долго, Петенька, надо возвращаться, иначе мы заблудимся… Он вдруг резко вскинул голову и посмотрел на жену покрасневшими глазами.

– Голова… голова кружится, земля плывёт… Подойди ко мне…

Марина приблизилась к сидящему в высокой траве мужу с явной неохотой, но ослушаться она не решилась.

– Повернись ко мне спиной, – процедил Пётр сквозь зубы, сними свой ремень…

Марина повиновалась, и он крепко скрутил ей руки за спиной.

– Вот так…

– Зачем ты? – попробовала она заговорить мягким тоном.

– Чтобы ты не вздумала удрать… Сиди… Жди меня… Я скоро… скоро…

– Мне холодно, Петя, и руки больно от ремня… Слышишь меня?

Он не ответил. Посмотрев на мужа, Марина увидела, что он прислонился спиной к шершавому стволу сосны и свесил голову, будто лишившись сил. Волосы поникли, мокрые и тяжёлые, нависли тёмной прядью над сведёнными бровями. Пётр Чернодеревцев впал в забытье, бормоча непонятные обрывки фраз про кровь, шаманов и украденную душу.

Коршуновы

– Чтоб им всем пусто было, – то и дело рычал Матвей, – вынудили-таки, сволочи, по тайге шнырять.

– Болтай поменьше, – рявкнул Павел, глядя себе под ноги, – да благодари Бога за то, что он нас от пули уберёг.

– Чего мне его благодарить-то? – огрызнулся Матвей. – Может, мне и за устроенную на нас засаду благодарить его? Нет уж, брательник, ты про Бога мне не впаривай. Я всю жисть лишь на собственные руки и ноги полагался и вот до сих пор на воле. Из всяких передряг целым выходил. И Бог твой тут ни при чём.

– Прикуси язык… Слышишь? – Павел остановился, насторожившись всем телом. Его заросшее лицо напряглось, глаза сверкнули. – Голоса вроде…

– Кажись, слышу что-то.

– Дождь мешает, сука проливная. Но голоса есть, это как пить дать. Где мы сейчас? – Павел осмотрелся, ноздри его шевельнулись. – Никак навозом конским тянет, чуешь?

– Есть малость. Тут, наверное, база, где туристы ночуют, высказал предположение Матвей и встряхнулся, разбрызгивая во все стороны накопившуюся в одежде воду. – Верно говорю, Павло, тут где-то база должна быть. Мы ж сколько отмахали, аж до самого озера дотопали, а у них здеся тропа проходит от Ушлой Низины до Вороньей Горы.

– Тогда валяем далее, – решительно сказал Павел.

Он был старше Матвея года на четыре, впрочем, выглядели братья почти ровесниками. Трудно было определить по внешнему виду, кого из них жизнь потрепала сильнее. Два глубоких шрама через всю левую половину лица Матвея придавали его внешности особую свирепость, но в облике Павла имелось нечто неуловимое, что заставляло думать, глядя на него, что он обладал более суровым и даже жестоким нравом.

Сейчас оба они, промокшие до корней волос, выпачканные по грудь в грязи, покрытые многодневной щетиной, источающие густой запах немытых тел, – одним словом, внушающие всей своей наружностью подозрение, взяли ружья наперевес и приготовились к любой неожиданности.

– Вперёд? Ты хочешь, чтобы мы пошли на базу? – Матвей по-собачьи наклонил голову набок. Казалось, что уши его вот-вот встанут торчком.

– Ясный пень, на базу. Мне в тайге ждать неколи. Пожрём там с туристами, отогреемся. Нам пужаться нечего. Назовёмся охотниками, скажем, что заплутались во время грозы, с пути сбились. Чё тут гадать-то? – Павел перебросил ружьё через плечо. – Пошли. Авось выведет кривая.

– Рискованно это, Павло, – неуверенно покачал головой младший Коршунов.

– Ты башкой не тряси. У нас выбора нет. До Куюса нам ещё топать и топать. А здесь мы переждём чуток, сил поднаберёмся, может, что-нибудь разузнаем, лошадок прихватим и за пару дней спустимся в низину. Там осмотримся и, если всё чин чинарём, если легавые нас не заметут, то рванём дальше на север.

– Зря ты того инспектора порешил, – посетовал Матвей.

– Он сам на мой ствол вышел, к тому же меня на мушку подцепил, язва, – хищно оскалился Павел. – Мне теперь никак нельзя им в лапы даться.

– Это точно, – поддакнул Матвей и тоже бросил ружьё за плечо. – Пошли, что ли?

Они медленно двинулись вперёд, вслушиваясь в неясные звуки, доносившиеся откуда-то спереди. Вскоре они вышли на широкую, хорошо утоптанную тропу, поперёк которой тут и там тянулись могучие корни деревьев, скользкие, блестящие, омытые дождём и похожие на щупальца неведомых чудовищ. Минут через пять сквозь мокрую листву стала видна первая избушка, затем появилась вторая. На одной белел рогатый олений череп, стена другой была сплошь увешана ремнями и верёвками. Не менее десяти человек уныло бродили по залитому водой пространству между бревенчатыми строениями, негромко переговариваясь.

– Что-то они хмурые какие-то, – произнёс негромко Матвей, – туристы обычно шумнее ведут себя, веселее, беззаботнее.

– Да, мрачноваты они для отдыхающих, – согласился старший брат, – погода, что ли, придавила их?

– Не нравится мне это место, Павло, – скрипнул зубами Матвей. – Чует моё ретивое, что не дело нам сюда соваться.

– Выбирать не приходится, у меня живот от голода в узел свернулся. Пошли. Только ты язык не очень-то распускай и держи себя в руках. Норов свой поглубже запрячь, а то я тебя знаю, стервеца.

Они вышли на опушку спокойно, не таясь, надев на лица маски доброжелательных, но очень утомлённых людей.

– День добрый! – воскликнул Павел, приближаясь к туристам.

– Кому добрый, а кому и не очень, – донеслось в ответ сквозь негромкий гул голосов.

– Случилось что? – старший Коршунов довольно-таки естественно изобразил любопытство.

Навстречу шагнуло человек пять, и один из них, одетый в стёганку и мятые военные штаны, заправленные в высокие сапоги, сказал:

– Неприятность у нас случилась, человека застрелили насмерть.

– Как так?

– Турист наш тронулся, похоже, в уме. Ни с того ни с сего шарахнул из дробовика и убил Ваську, одного из инструкторов. Наповал… Врач уже не нужен.

За спиной человека в стёганке стоял седовласый старикан и бормотал что-то нечленораздельное. Он то и дело надевал на нос очки, затем снимал их и нервно крутил пальцами.