Высшей категории трудности - Яровой Юрий Евгеньевич - Страница 10

— Вот те раз! — изумился дед. — Ты на мою бабку, упокой господь ее душу, похожа. Та тоже, бывалочи, за словом в карман не лезла. Ей слово, а она враз прокламацию о равности баб с мужиками. А может, ты ее родня, а?

В голосе деда послышался искренний испуг. Он даже чуточку отодвинулся от Люсии, так поразила его мысль о ее родстве с покойной бабкой.

— Нет, дедок, не бойся. Я из кукушиного племени. Не помнящая родства,

— Это верно, что ты из кукушиного племени, — согласился дед. — Таких нонче пруд пруди, бреднем броди и все на одну колодку. Нынче молодые все торопыги. Все им не сидится по домам. Все им надобно шастать по лесам… И чего вы зимой в урмане найдете? Клюква — так она по первопутку, на Покров хороша. И в горы за ней лезть нет надобности. Во-он ее на Шишмарях красным-красно. Но опять же на шишмарские топи без понятия лучше не суйся: утопнешь враз в прогалях. А на речки сейчас тоже лучше не ходи: одно колобродье…

Так дед рассуждал до самого поселка. Когда пришли в поселок — заброшенный, без крыш, окна перекрещены досками — устроили двухчасовой привал. Все, конечно, разбежались кто куда, а я, добросовестный летописец, решил описать начало нашего похода и…

…У нас случилась беда: Саша повредил ногу. Ходить не может. Придется возвращаться. Поход не состоится".

9

14 февраля часов около трех, когда Кротов уже отправил на поиски всю авиацию и на аэродроме установилась тишина, в пилотской отчаянно зазвенел телефон. Кротов схватил трубку: "Да, да, штаб! Вы что, дорогая, решили доконать нас звонками? Кто? Точа?…"

Звонил начальник точинского отделения милиции. Ему нужен был Турченко. "А что случилось? — спросил Кротов. — Только Турченко доложите? Ну, ну…"

Турченко нашли на улице, он прохаживался возле ангара. Пока его искали, пока он пришел и взял трубку, я уже успел забыть о точинском начальнике милиции и слушал рассказ Воронова о несчастных случаях в туризме.

Неожиданно Воронов оборвал фразу, встал и подошел к Турченко, который, вдруг утратив свое обычное спокойствие, надрывался у телефона:

— Где? Где они? — кричал Турченко в трубку. — Уехали? Кто их видел? А, дежурный по станции… Так, так… Значит, восемь человек и среди них две девушки… А фамилия командира группы? Как так "не знаю"? Ведь они должны были отмечать маршрутную книжку? Где отмечать? В сельсовете, на почте, да у вас, в милиции, наконец! Узнайте! И телеграмму они должны были давать… Вот там и узнайте! И немедленно позвоните! Что? Кажется, были обморожены? Попали под обвал? А если без "кажется"? Позвоните? Вот это другое дело. Я жду.

Турченко положил трубку.

— Наши? — обращаясь ко всем, спросил он. — Фамилию командира не знает, но видел сам: две девушки. Одна девушка, кажется, была забинтована, говорит, как будто лицо у нее обморожено…

Наши! Нашлись!

Виннер сиял: он по очереди тряс руку сначала Кротову, потом Воронову, потом мне… "Что я говорил? Я Сосновского знаю! Этот никогда не подведет. Ну, обморозилась Васенина, или Коломийцева, ну, снежок задержал — во-он ведь какие снега здесь!…"

Улыбался и Турченко. Он расстегнул воротник рубашки, растянул галстук и тяжело дышал: "Говорит, спешили… Даже в столовую не зашли, сразу на станцию, к поезду… Оно и понятно — на четыре дня ведь опоздали…"

Всеобщий восторг немного охладил Воронов. Когда Кротов предложил вернуть авиацию на аэродром, он сказал: "Давайте подождем. Вернуть мы всегда успеем".

— Вы что — не верите, что это наши? — подскочил к нему Виннер. — Шесть ребят и две девушки, вы разве не слышали?

— Слышал, — улыбнулся Воронов, — я все слышал, Лев Иннокентьевич. Я верю, но самолеты возвращать подождем. Пусть пока полетают.

Воронов попал в маловеры. Но Кротов все же прислушался к нему и авиацию не вернул, хотя по его лицу было видно, как ему хотелось это сделать. Особенно он боялся за вертолеты.

Весть о том, что сосновцы выбрались из тайги сами, мгновенно облетела весь аэродром. Все, кто был свободен и даже занят — спасатели, механики, начальник аэропорта, кассирша, синоптики — все набились в пилотскую, требуя от Турченко и Виннера новых подробностей. А подробностей больше не было. Турченко не отходил от телефона, ожидая второго звонка из Точи. Он даже позвонил на телефонную станцию и предупредил, чтобы линию на Точу пока не занимали.

Я протолкался к дальнему концу штурманского стола, где в своей излюбленной позе, опершись локтями и зажав уши ладонями, сидел над картой Воронов.

— Валентин Петрович, — дотронулся я до его плеча, — вы, кажется, не разделяете всеобщего ликования?

— Почему? — совершенно искренне удивился Воронов. — Я не сомневался, что Сосновский может выйти и без нашей помощи!

— А что вы тогда колдуете над картой?

— Так ведь у нас в горах уже четыре отряда, — улыбнулся он. — Думаю, не придется ли спасать спасателей.

И все же я был убежден, что он что-то недоговаривает.

— А может быть, что в Точу вышла какая-то другая группа? — спросил я его.

— Вообще-то может быть. Этот район Приполярного Урала пользуется у туристов большой славой. Сюда едут со всех концов страны. Особенно много москвичей и ленинградцев. Но, вероятно, в Точе были сосновцы. Восемь человек, из них две девушки… Наверное, сосновцы. Подождем немного, — опять мягко улыбнулся Воронов. — Через полчаса все будет ясно.

Ясно стало даже раньше. Впрочем, трудно сказать, стало ли через полчаса яснее. Скорее дело запуталось еще больше. Пока Турченко ждал второго звонка из Точи, Виннеру из гостиницы привезли телеграмму.

Он ее распечатал, не переставая смеяться над тем, что сосновцы сели в поезд, даже не заглянув в закусочную. Прочел телеграмму, ошеломленно оглядел столпившихся вокруг него спасателей и сунул телеграмму в руки первому попавшемуся: "Ничего не понимаю… Их же восемь…"

Телеграмма пошла по рукам. По мере того, как ее читали, гул в пилотской стихал. Когда телеграмма дошла до меня, стало так тихо, что слышно было, как попискивает "морзянка" в радиорубке. "Кожар, гостиница, Виннеру. Александр Южин вернулся с маршрута 29 января с травмой. Находится дома на излечении. Директор института Василевский".

Гром среди ясного неба! Турченко вызвал начальника точинского отделения милиции сам. Тот, видимо, сидел на месте, так как ответил немедленно.

— Да, да, это зам. председателя облисполкома! Сколько их было? Восемь? Вы не ошибаетесь? Взяли на станции восемь билетов? А как фамилия командира? Еще не установили? Что вы там… Постойте, а куда они взяли билеты? До какой станции, говорю? Не знаете? А что вы вообще знаете?…

Девушка, девушка! Да, в Точе. Переключите меня на станцию!…

Станция? Куда взяли билеты туристы? Да, сегодня… До Ростова? Вы не ошиблись? Нет? Да, конечно…

Турченко осторожно опустил трубку на рычаги.

— Выходит, радовались рано, — сказал он тихо. — Это ростовчане.

— Но если Южин, черт возьми, дома, — вдруг поднялся он, — надо его немедленно вызвать сюда! Может он вылететь в Кожар? Виннер, телеграфируйте этому вашему Василевскому.

Удивляюсь: столько неразберихи! Каждый что-то советует, вдруг неизвестно откуда выплыло новое предположение: Сосновский со своей группой давно уже вернулся домой и решил подшутить над спортклубом, запретив ребятам сообщать о своем возвращении. Потом вдруг вспыхнул спор — нужно ли снабжать туристов оружием и рациями.

Кстати, о радиостанциях. Прислали три рации и все три работают на разных частотах. Радисты только за головы хватаются — сколько бестолковщины в поисках! Спасатели без конца что-то припоминают, что-то предлагают… Один Воронов непоколебим: "Сосновский — дисциплинированный, хладнокровный турист. Его группа — одна из лучших в городе. Они не могли самовольно нарушить маршрут. Они не могли поддаться панике. Они не полезут под обвал"…

— Так что же с ними тогда случилось?

— Это мы должны выяснить, — спокойно сказал Воронов. — Я убежден, что с ними не произошло ничего страшного…