Семиклассницы - Прилежаева Мария Павловна - Страница 9

Некоторое время после ее ухода девочки молча переглядывались, Валя положила тетради на стол.

— Вечно вы что-нибудь натворите! Разделывайтесь теперь.

— Уж очень она рассердилась! — сказала Лена Родионова.

И тут же, точно по сигналу, в классе поднялся шум. Негодование Анны Юльевны вызвало совершенно неожиданное последствие. Девочки, которые сначала перепугались своей проделки, теперь не испытывали никакого раскаяния.

Люда Григорьева принялась поднимать штору.

— Позор еще какой-то выдумала, — удивленно говорила она. — Взяли просто и затемнились, и никакого позора нет.

— Она нас всегда обвиняет, — обиженно заявила Маня, — Тихо сидишь, как на математике, а ей все плохо кажется. Не буду больше повторять. — И она закрыла учебник французского языка.

— Директора приведет, — вздохнула Тася Добросклонова, — за поведение сбавят.

Француженка привела не директора, а Дарью Леонидовну. Дарья Леонидовна вошла в класс привычной стремительной походкой, и девочки увидели в ее глазах тревогу.

— Ваши воспитанницы! — презрительно сказала француженка. — Хорошенький у вас класс! Они сорвали мне письменную. Я требую, чтобы вы их наказали.

— Анна Юльевна, — ответила Дашенька, — я обещаю, больше этого никогда не повторится.

— Как? — изумилась француженка. — Вы берете их под защиту?

— Нет, нет! — заторопилась Даша. — Вы меня не поняли. Не я. Весь класс обещает. — Она смешалась и, чтобы успокоить Анну Юльевну, пояснила: — Уверяю вас, у них и в мыслях не было вас обидеть.

Француженка подозрительно взглянула на Дашу и сухо ответила:

— Боюсь, что вы ошибаетесь.

Раздался звонок. Анна Юльевна вышла.

— Вы обидели Анну Юльевну. Она шла в класс работать. Когда человек работает, его надо беречь, — сказала Дашенька.

— Дарья Леонидовна, — призналась Люда Григорьева, — честное слово, я нечаянно! Мы пошутили.

— Мы не думали, что это обидно, — смутилась Наташа.

— А как вы нас накажете? — с беспокойством спросила Тася, которая все время гадала — классом придется отвечать или вдвоем с Людой.

«В самом деле, как же мне их наказать?» — подумала Даша.

— Дарья Леонидовна, — заявила Люда Григорьева, — мы сделаем вместо одного два перевода. Вы уходите. Никто не будет списывать. Я отвечаю.

В другое время все удивились бы, что Люда Григорьева берётся отвечать за класс, но сейчас никто не удивился.

Валя Кесарева складывала книги, собираясь идти домой. Неожиданно она спрятала книги в парту.

— Я староста, — заявила она. — Отвечать буду я.

— Хорошо, — согласилась Дарья Леонидовна.

Девочки были довольны: Дарья Леонидовна им сразу поверила.

Захар Петрович ходил из угла в угол в пустой учительской. Увидев Дарью Леонидовну, он снял с вешалки шинель…

— У вас заметно бледнеют щеки, — сказал он ворчливо. — Идемте в столовую.

Он ежедневно напоминал ей об обеде.

— Сегодня утром, — рассказывала Даша, застегивая пуговицы пальто, — мне показалось, что я одержала полную победу. Если бы вы их видели утром! Я подумала: теперь всё изменится и будет по-другому, но сегодня же они устроили затемнение. Я не знаю, что они выкинут завтра.

Захар Петрович ждал у порога.

— На дворе холодно, — ответил он. — Неужели у вас нет теплого шарфа?

Даша, не слушая его, повторила:

— Я думала, что одержала победу и всё сразу изменится.

Захар Петрович рассердился.

— На фронте месяцами подготавливают победу. Вы захотели за один час. Не слишком ли быстро?

Они вышли из школы. Мелкий злой дождь сыпался с неба. На тротуаре ветер рябил в лужах воду.

— Осторожно, — сказал Захар Петрович. — Вы опять без калош!

Они молча шли под дождем.

— Вы правы, — сказала Даша, когда они подошли к столовой. — За один час — это… невозможно.

VII

Наташа никому, даже Жене, не говорила о задуманном. Возвращаясь из школы, она делала наспех домашние дела и садилась за математику. Решив несколько уравнений и геометрических задач, она открывала наудачу страницу и испытывала себя — получится или нет. За последнее время стало получаться на любой странице из пройденного. Но Наташа все еще не верила и каждый день упрямо повторяла. Иногда Наташа час или два грызла карандаш и размышляла над задачкой, но ни за что не хотела идти к Добросклоновым. Она хотела добиться сама.

Когда в передней раздавался звонок, Наташа со всех ног бросалась встречать маму. Она снимала с мамы шляпу, довоенную, с помятым бантиком, и стряхивала с полей капельки растаявшего снега. А мама некоторое время еще сидела на табурете и ладонями приглаживала волосы, которые завивались в мелкие колечки от мокрого снега.

— Сегодня все печи на полной нагрузке? — интересовалась Наташа. — А на тельфере кто работает? Сегодня мины или снаряды?

Иногда мама отвечала:

— Этого сказать нельзя.

— Военная тайна? — понимающе кивала Наташа, чувствуя уважение к маме и гордость за нее.

— Теперь ты рассказывай, — говорила мама. — Только все — и хорошее и плохое.

— Плохого давно уж нет, Дарья Леонидовна опять похвалила за сочинение.

Наташа любила сидеть на коврике около кресла и опираться подбородком о мамины колени.

— Мамочка, ты думаешь, Дарья Леонидовна не строгая? Она строгая, она обязательно снизит балл, если не ответишь. Только мы на неё не сердимся. Знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что она справедливая и нам доверяет. Она в нас уверена. Вот мы и стараемся.

— Это хорошо, что она в вас уверена, — согласилась мама. — А еще?

— А еще, мама, она не притворяется, будто всё знает.

— Как же так? — удивилась мама. — Что же она не знает?

— Нет, ты не думай, я не про литературу. — Наташа испугалась, что мама неправильно её поймет. — Когда Дарья Леонидовна по литературе рассказывает, я даже стараюсь не дышать. Она не притворяется, что сразу про жизнь объяснить может.

Мама все-таки не понимала и с интересом смотрела на Наташу.

— Ну, например?

— Например, мы любим с ней о постороннем разговаривать. Женя Спивак спросила, какая у человека цель в жизни. Дарья Леонидовна задумалась. А потом сказала: «Одним словом не определишь».

Мама облокотилась на ручку кресла и внимательно смотрела на Наташу.

— Тогда мы много говорили, и все согласились обязательно приносить пользу. Дарья Леонидовна сказала — каждый по-своему приносит пользу, а еще, что нужно свое место в жизни найти и это тоже цель. Только она не так сказала, складнее.

— Дарья Леонидовна пожилая? — спросила мама.

Наташа всплеснула руками и расхохоталась.

— Пожилая?! — воскликнула она. — Да ты бы посмотрела на нее! Она почти такая же, как Катя. Только Катя обыкновенная, а Дарья Леонидовна особенная.

— Ты счастливая, — сказала мама, — что у тебя такая учительница.

— А Захар Петрович, мама… — в приливе откровенности продолжала рассказывать Наташа — и замолчала. На столе лежал раскрытый задачник. — Мамочка, давай порешаем задачки, — заторопилась Наташа, боясь выболтать секрет. — Вот смотри: «Если нам известны все стороны четырехугольника и отрезок ED…»

В комнату влетела Катя, в распахнутом пальто, с красными щеками, часто дыша от быстрого бега по лестнице. У Кати блестели тёмные глаза. Она бросила пальто на стул, берет и портфель на диван и залпом сообщила:

— Умираю от голода. Умираю, хочу спать. По общей медицине сдала зачет. Ничего. Так себе. Профессор похвалил. Наталка, хватит мучить маму! Смотри, у нее глаза закрываются.

Мама потянулась в кресле, закинув под голову руки.

— Почему, в самом деле, такая страсть к математике? — спросила она шутливым голосом.

Наташа загадочно молчала.

Захар Петрович, войдя в класс, прислонял к стене суковатую с набалдашником палку и пристально озирал учениц. Тася не сводила безмятежного взгляда с учителя. Уловка иногда удавалась, и Тасю не беспокоили.