Испытание - Алексеев Николай Иванович - Страница 35

– Обыскать! – приказала Вера.

Солдат засунул руку мальчику за пазуху и вытащил оттуда несколько ракет, а из единственного уцелевшего кармана рваной кацавейки – конфеты и завернутые в бумажку десять рублей. Солдат дернул мальчика за руку и толкнул его в сторону аэродрома.

Насмерть перепуганный «арестант» побежал впереди бойцов, то хныча, то принимаясь истошно голосить:

– Дядень-ки-и, не фриц я, не фриц… Я фрицев пужаю… Отпустите домой, дядень-ки-и!

Рыжов встретил их у первых палаток штаба и, взяв мальчонку за руку, повел к себе.

– Товарищ Железнова, заберите все, что найдено у этого прохвоста, – приказал комиссар, – красноармейцев отпустите, а сами приходите ко мне.

Когда Вера вошла в палатку Рыжова, мальчишка все еще хныкал и неразборчиво бубнил:

– Дяденька военный велел, чтобы я пужал фрицев вот этой ракеткой… а то, он сказал, фрицы разбомбят ваши самолеты. Дяденька этот сказал, – мальчик потянул носом, – что он командир здешний. Дал жменю конфет и червонец. И еще сказал, что коли хорошо буду пужать, то он и мядалью наградит…

– Ты что это сказки рассказываешь? – цыкнул на мальчугана вошедший в это время Кулешов. – Не с самолета ли тебя сбросили?

– Не-е! Что ты, дяденька! Я вот с этой деревни, что за речкой, за мостком. Егора Кулькова сын… Прошка я… Дом наш второй с краю…

– Отец есть? – перебил его комиссар.

– Тятька?.. Тятька на фронте… Мамка да Машка, так те дома. – И Прошка снова загнусавил: – Дяденька, отпустите домой, вот, ей-богу, больше не буду…

– Не буду, – передразнил комиссар. – А ты понимаешь, дурья твоя голова, что это был никакой не командир, а немецкий шпион?

– Шпи-он? – переспросил Прошка и захныкал громче, размазывая по лицу грязь вместе со слезами.

– А ты, осел лопоухий, за конфеты продался! И кому?.. Фрицам продался!.. Пойми, дурачина, когда ты ракету пускал, то не фрицев пугал, а, наоборот, их летчику наше расположение показывал. А ему только того и нужно. Он по этому месту бомбами… Ну что, понял теперь?

Прошка кивнул головой и залился слезами еще пуще.

– Вот что, товарищ Рыжов, – обратился к комиссару Кулешов, – прошу тебя проехать с этим мальцом в его деревню и проверить, правду ли сказал мальчишка. А вы, Железнова, – он подошел к Вере, – усильте патрулирование. Видите, на какие хитрости пускается враг!..

Вера козырнула, повторила приказание и вышла из палатки.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

2 октября 1941 года немецко-фашистское командование начало свое второе стратегическое наступление на Москву.

«Сегодня начинается последнее крупное сражение этого года», – писал в своем приказе о наступлении Гитлер.

Зная, что советское командование сосредоточивает резервы, которые в конце октября или в начале ноября могут вступить в бой, ставка Гитлера лихорадочно, днем и ночью, в течение двух месяцев готовила это второе наступление. Фашисты ставили своей целью захватить Москву раньше, чем резервные советские армии смогут подойти к фронту. «План разгрома и удушения России», предназначенный заменить провалившийся «план Барбаросса», также был составлен с расчетом на внезапность.

На карте гитлеровской ставки был нанесен план наступления. Стремительные стрелы ударов зажимали Ленинград, пронзали Ростов-на-Дону, словно гигантские клещи, сдавливали Москву. И в завершение давила вдоль Московского шоссе, в центр столицы, более ярко окрашенная стрела.

На Москву, с падением которой, как казалось немецко-фашистскому командованию, решалась судьба войны, были нацелены самые лучшие войска, во главе которых стояли испытанные в боях генералы. В направлении Клина и Солнечногорска наступали две мощные танковые группы генералов Гота и Хепнера в составе пятнадцати дивизий; на Тулу – знаменитая 2-я танковая армия генерал-полковника Гудериана, состоящая из одиннадцати дивизий. Между ними, в центре, прямо на Москву шла 4-я армия генерал-фельдмаршала Клюге в составе пятнадцати дивизий. На флангах же этой мощной «московской» группировки наступали: слева на Калинин – 9-я армия и справа на Елец – 2-я армия.

На зеленом поле карты между Ногинском и Раменским, где сходились стрелы окружения Москвы, были отмечены пункты, куда предполагалось высадить сильные воздушные десанты. Срок для этого был назначен на десятое – двенадцатое октября, когда генералы Гудериан и Гот на том же меридиане повернут свои войска друг другу навстречу. Четырнадцатого-пятнадцатого ожидалась их встреча в районе высадки воздушных десантов, а шестнадцатого октября войска Клюге согласно плану ставки должны были свободно вступить в Москву.

Итак, осуществляя «план разгрома и удушения России», на Москву двинулась лавина фашистских войск. Четырнадцатого октября гитлеровские армии подошли к укрепленным районам Тулы, Калуги, Малоярославца, Можайска, Волоколамска, прорвались в стыке между Калининским и Западным фронтами и захватили город Калинин. Войска советских резервных армий еще не подошли. Обстановка на Западном фронте сложилась крайне тяжелая: против полнокровных дивизий врага сражались малочисленные, обессиленные в тяжелых арьергардных боях советские дивизии.

Две недели подряд Вера работала почти круглые сутки. Ей зачастую приходилось спать под своим самолетом. Отходя к Москве, полк сменил четыре аэродрома. А сегодня на рассвете внезапно поднялся по тревоге и перелетел на пятый, южнее Можайска. Едва Вера успела приземлиться, как к ней на бензозаправщике подъехал оперативный дежурный и приказал срочно заправить самолет. Потом отвел Веру в сторону, нанес на ее карту новый маршрут, проинструктировал, дал срочный пакет и отправил в полет.

Самолет покачивало. По борту дул южный ветерок. Вера напряженно смотрела вперед, ища ориентиры. Внизу маячили журавли колодцев, из пожелтевших садов угрюмо глядели серые избы. По времени должен бы уже показаться штаб армии. Вера взглянула на планшетку, потом снова вниз. Да, это та самая деревня! А вот лес, болото, речка. Вот и роща. Она сделала правый разворот и пошла по кругу, высматривая место для посадки. Недалеко от опушки, у перекрестка лесных дорог, среди золотых берез заметила машины и людей.

«Штаб!» – подумала Вера, еще раз пролетела по кругу, выбрала площадку и села. Не заглушив мотор, вылезла из самолета и побежала к перекрестку дорог.

Чем дальше она уходила от самолета, тем отчетливее слышала частую стрельбу. «Неужели так близко фронт?» – встрепенулась Вера и дотронулась до кармана гимнастерки, проверяя, на месте ли пакет, отстегнула кобуру и, нащупав пистолет, прибавила шагу. Когда услышала окрик «Стой!» – обрадовалась. «Свои!» – промелькнуло в голове. От чрезмерного напряжения сразу почувствовала усталость.

– Проводите меня к начальнику штаба армии, – попросила она солдата, преградившего ей путь.

– А зачем к начальнику штаба? – спросил боец, опуская к ноге винтовку. – Я позову ОД. – И, заложив в рот соединенные в кольцо два пальца, свистнул.

Из-за кустов показался другой боец, который пошел за дежурным. Оперативный дежурный взял пакет, провел Веру к кустам молодого орешника, где был стол ОД, сказал: «Подождите здесь» – и куда-то исчез.

Взад и вперед мимо Веры сновали люди, беспрерывно гудели и трещали телефоны. Кто-то, хрустя валежником, пробежал близко за кустами. Вера прислушалась. Бежавший остановился и, тяжело дыша от быстрого бега, доложил:

– Товарищ полковник, со стороны Московского шоссе идут фашистские танки.

– Много? – спросил хриплый голос.

– Много. Обходят рощу…

– Обходят, говоришь? Савин! Карту!

Вера сквозь листву увидела, как полковник взял у подбежавшего молодого командира планшет с картой, развернул его и стал рассматривать.

– А как эта дорога? – спросил он.

– Захвачена.

– И эта дорога захвачена? Значит, друг мой, нам здесь выход закрыт.

У Веры как будто что-то внутри оборвалось.

«Чего же медлят!» – недоумевала она. Хотелось крикнуть: «Да уходите же!» Но сама подумала: «А куда?» Вспомнив, что оставила на поляне самолет без охраны, двинулась, чтобы бежать к нему, но удержалась: надо ведь получить обратный пакет. Тогда она подошла к солдату, намеревалась сказать ему: «Передайте дежурному, я жду ответа» – но вдруг ей стало за себя стыдно, и она вернулась к столу.