Противостояние - Витич Райдо - Страница 74

— Хорошо стреляешь? — заметил за спиной Васнецов. Санина покосилась: издеваешься? Нет, серьезен. Обойму перезарядила:

— Я вас приглашала?

— Мешаю?

"Мешаешь", — прицелилась. Отстрелялась — лучше, теперь пять из шести.

— Руки разрабатываешь?

— Какая разница?

Мужчина плечами пожал, сел, закурил и на Лену с прищуром смотрит, изучает.

— Вообще-то у нас не принято. Набегут сейчас узнать, кто почто палит.

Вот и потренировалась, — вздохнула, рука сама опустилась.

— Что сразу не сказал?

— Так у тебя же два года боевого опыта, — изучая уголек самокрутки, сказал небрежно.

Лена рядом села, пистолет убрала — собачиться не хотелось, лгать тоже. Противно. Да и скрывать ей нечего, не дома сидела, пироги ела.

— Партизанила я.

— Ааа, ну так и подумал, — докурил, откинул окурок. — А потом гестапо и на Большую Землю отправили.

И тихо так спокойно, как ни в чем не бывало. А у Лены дрожь по телу только при упоминании «гестапо», перевернуло всю, заколотило. Григорий во все глаза на нее уставился и понял — в точку. Перевернуло самого. Встал, спиной к ней отвернулся, руки в карманы сунул, чтобы кулаков не видела и, бросил:

— В общем так, если какая тварь слово тебе скажет, мне свистни. Я ее лично урою. А пацанов не бойся, против тебя не пойдут. Будем жить, — кивнул сам себе.

Лена во все глаза смотрела перед собой и молчала. Пусто внутри до звона, а почему, не понять, и в руки себя никак не взять. И виделся ей обер-ефрейтор с замученными рукавами, и руки его, кулаки пудовые…

— Чего обмерла-то? — забеспокоился Гриша. Присел напротив на корточки, в глаза заглядывая. Руку протянул, чтобы по щеке легонько хлопнуть, в себя привести. Только задел как сам схлопотал — отнесло на спину.

— Понял, — заверил примирительно, на всякий случай с травы не поднимаясь. На локти только уперся и смотрит. А Лену колотит, белая вся. Немного, лицо потерла ладонью, очнулась, стыдно стало. Чего он понял, для нее было загадкой, так же как и что с ней стряслось. Затмение просто какое-то.

— Еще раз руки протянешь…

— Да, понял, понял, — заверил спокойно и на другую тему перевел. — Там девчатам баню топят. Если хочешь, сходи.

Лена на руки свои смотрела и головой покачала: какая баня? Разденется и увидят насколько она расписанная, начнут как этот заботу проявлять. Ясно ведь, шрамы на руках увидел — сложил все. Стыдно, жуть. Неприятно.

— Вот что, запомни — я такой же боец, как и ты.

— Не спорю, — усмехнулся и со значением щеку потер. — Не напрягайся ты, — вскочил легко, на удивление для его комплекции. — Я понял все. Главное, чтобы и ты поняла. И вот еще, далеко от нас не отходи. Идиотов озабоченных полон батальон. Обидеть — вряд ли, но достанут точно. Моя-то физиономия — хрен с ней, а другие могут не стерпеть.

— Ты мне не в няньки ли нанялся? — посмотрела на него исподлобья. Гриша в траве что-то попинал, ответил:

— В смысле, оскорбила? А мне не жмет. У меня две сестренки — пигалицы, при моем присмотре росли, и ничего, выросли. Живы.

— Взрослые?

— Одной, как тебе, второй пятнадцать. С Рязани мы, слышала?

— Конечно.

— Ох, ты, — хохотнул и улыбочку потерял, взгляд острым стал, за спину Лены. А потом вовсе Григорий отошел в сторону. Девушка обернулась, увидела вчерашнего знакомца и встала.

— Доброе утро, — протянул ей с улыбкой цветы Гаргадзе. — Вам.

— Спасибо, только день уже.

— Нуу, это я так.

И одуванчики сует. Лена взяла, а деть куда не знает, сроду букеты не любила.

Лейтенант помялся и спросил:

— Как приняли?

— Хорошо.

— Не обижают?

— Кто? Ребята в отделении отличные.

— Это же хорошо.

— Замечательно.

— Я вот… вечером может, посидим? С командирским составом познакомитесь. День рождения сегодня у одной очаровательной девушки, связистки Клавы.

Хороший повод.

— Почему нет?

Отар обрадовался настолько явно, что взгляд темных глаз опалил.

— Тогда я за вами зайду.

— Да я сама, — растерялась: чему мужчина радуется?

— Вы же не знаете, где у нас связистки живут, а я зайду, покажу. А хотите, прямо сейчас экскурсию по расположению устрою?

— Не против, — кивнула, подумав. А то действительно, ничего здесь не знает, случись что, плутать будет.

— Тогда прошу, — заулыбался, рукой вперед указывая.

Гриша березу плечом подпер им вслед глядя: ну, посмотрим, посмотрим, как Лена на серенады лейтенанта отзовется. Ишь, ты, углядел уже кот масло, бродить начал.

Лене все больше нравился лейтенант, приятный, улыбчивый, обходительный. Под глазом правда, сине, но это наверное в рукопашной, он как раз рассказал, как они с фрицами буквально за несколько дней до прибытия девушки схватились.

Герой.

У бани Семеновский, знакомый ей майор, солдат отчитывал. Отар вытянулся, честь браво отдал, и Лена за ним. Владимира Савельевича даже развернуло при виде девушки — оглядел и ее и спутника:

— Обживаетесь?

— Так точно.

— Ну, ну, — как-то странно посмотрел.

— Можем идти? — спросил Отар.

— Ну, ну, — опять протянул замполит, проводил их нехорошим взглядом.

Не понравилось ему, что они вместе. Получается, прибыть новенькая не успела, как уже с лейтенантом крутит. Ничего себе моральный облик. Нет, понятно, дело молодое, Отар мужчина справный, видный… но он только вот с покойным Синициным разборки из-за Милы устроил. А тут глянь!

Это что же твориться?

А если вдруг эта Санина — Николая жена, та самая, погибшая? Понятно, парень-то сдуру ее записал, вернее Семеновский с его подачи, а последнее время и не вспоминает он ней. Перегорел? А она горела ли? Может и он ей не нужен, и она ему, своя жизнь у каждого.

Да и не она может это вовсе.

А если она? А если не перегорел Николай? А она вот так ему под дых прямо на глазах, с Гаргадзе крутит без зазрений совести! Ой, будет металлолом!

И опять он виноват останется, сам ее в батальон притащил.

Нет, не оставит он это, ему, как политруку ясность нужна.

И пошел к майору.

Тот хрипел, как старый саксофон, к ранению еще простуда прицепилась. В поту весь был, исподнее хоть выжимай, вид — в гроб краше кладут. Пил, майор, организм лечил.

Политрук за стол сел, побродив по комнате, выпил предложенное и закурил, щурясь от дыма на боевого товарища.

— Дела как? — глупый вопрос, но с чего-то начинать надо.

— Стряслось что? — сразу все понял Санин.

— Нет, — улыбнулся в усы Семеновский: эка хватка у парня! — В госпиталь тебе нужно.

— Нет! — отрезал, еще водки себе налил. — Вылечусь. Сутки дай.

— Пятые идут.

— Ладно, Савельич, не гуди, а? Не могу я в госпитале, душно мне там.

— Ой, смотри, Николай, как бы хуже не было.

— Не будет. Самому, веришь, противно, расклеился, мать его.

— Злой ты, ругаешься все время. Женщину бы тебе, мягче б стал.

Санин с прищуром на политрука уставился: к чему это он?

— Я со своими обязанностями справляюсь?

— Ну, вот, говорю же, злой стал. Слово скажи — на таран идешь. Не к обязанностям речь, справляешься ты очень даже хорошо, отлично, чего уж.

— Тогда о чем речь? Не крути, а? Голова гудит, не соображает, не до головоломок мне твоих.

— Да про жену — не жену твою. Может пора уж из графы вычеркнуть? Ковылем-то поросло? Блажь прошла.

Николай замер. Лицо оттер и кулак сжал: приехали. Мало было печали, Савельичу еще накачать захотелось.

— Не поросло, — отрезал.

Мужчина покивал и голову вскинул, глянув:

— Уверен, что погибла?

— Слушай, Владимир Савельич, ты что хочешь? Душу потрепать? Давай, в самом я том, состоянии. Хочешь знать, как погибла?! Давай! Твое право, тебе все знать по должности обязывается! Я виноват, понял?! Так и пиши в своих записульках, не уберег! И вини, давай!…

Понесло его, а что городил, сам не понимал. На силу Семеновский его с Михаилом уложили да утихомирили. Заснул тревожно, вскрикивая, постанывая.