Греховные тайны - Хейз Мэри-Роуз - Страница 30

Он закрыл за собой дверь, подошел и сел на кровать рядом с ней.

— Кристиан уехала? Она больше не вернется домой?

— Я не знаю, папа.

— Она такая же, как Изабель. Она к нам не вернется.

Ну почему, почему она уехала?

Глаза его налились кровью. Он, по-видимому, перед этим плакал.

Арран в смущении смотрела вниз на свои руки, не зная что сказать.

— Мне нужна семья, — раздраженно произнес он. — Семья, где все жили бы вместе.

— Кристиан уже взрослая. Ей исполнилось восемнадцать.

— Она никогда не вернется. Я знаю. — Губы Джорджа сложились в изумленную гримасу, как у обиженного ребенка. — Теперь осталась только ты. И мама.

Арран вздохнула:

— Ты же знаешь, как сильно мама тебя любит.

— А ты, Арран? Ты-то меня любишь? — Лицо его блестело от пота. Голос звучал умоляюще.

— Ну конечно.

Он протянул к ней руки:

— Подойди ко мне. Отплати мне за сестер. Ты нужна мне, Арран. Ты единственное, что у меня осталось…

Однажды апрельским днем в пятницу, в четыре часа, Арран спускалась по грязным разбитым ступеням колледжа в особенно мрачном настроении. Прошло два месяца с тех пор, как Кристиан вскочила в лондонский поезд и уехала от нее навсегда. Девять месяцев, как Изабель улетела в Калифорнию и не вернулась.

От Кристиан известий не было, и Арран чувствовала себя покинутой и несчастной. Пока случайно не обнаружила, что отец перехватывает почту и уничтожает письма сестер. Однажды она увидела перед входной дверью разорванную на мелкие кусочки открытку от Изабель.

Теперь они обе писали ей на адрес мистера Бейтса, хозяина соседнего паба под названием «Свисток и собака». Мистер Бейтс догадывался о том, что с отцом, и сочувствовал Арран. Она больше не чувствовала себя покинутой, лишь одинокой и от этого несчастной. По-прежнему зачеркивала дни в календаре. Ждать от будущего ей было нечего, но по крайней мере еще один день прожит.

И погода не вселяла радости. Обычно апрель приносил с собой порывы теплого ветра, цветущие деревья и надежду. В этом же году апрель выдался холодным и промозглым, с пронизывающими восточными ветрами, с дождем и мокрым снегом. Вот и сегодня ветер носился по темным, мрачным улицам, как дикое животное, запертое между рядами высоких прокопченных зданий. По небу плыли серовато-лиловые облака.

Арран вздрогнула от холода. Плотнее запахнула пальто. Мимо нее с шумом пробежала группа студентов.

Арран медленно шла за ними. Торопиться ей было некуда. Несмотря на промозглый холод, домой не хотелось.

Она смотрела прямо перед собой, не видя ни съежившихся, спешащих куда-то людей, ни машин, ни освещенных витрин, пока взгляд ее случайно не столкнулся с холодными зелеными глазами молодого человека, сидевшего на мотоцикле у самой обочины дороги.

Арран остановилась, словно натолкнувшись на каменную стену. Более безобразного человека она в жизни не видела. На обветренном лице с тяжелыми кустистыми бровями застыло свирепое выражение. Нос, по-видимому, неоднократно разбивали. Небритый подбородок пересекал красный полузаживший шрам. Вьющиеся темные волосы падали маслеными прядями. На нем была кожаная куртка со множеством металлических молний и цепочек, плотно облегающие кожаные брюки и ботинки с металлическими подковками. Руки в кожаных перчатках лежали на рукоятках мотоцикла.

Какой отвратительный тип, подумала Арран. Страшный, свирепый… отвратительный! Вот только глаза — ясные, зеленые, цвета морской воды, сквозь которую просвечивает белый песок.

— Привет! — произнес парень.

— Вы это мне?

Арран закусила губу. Несмотря на холод, ее внезапно обдало жаром.

— А кому же еще, б… Хочешь прокатиться?

Арран глубоко вздохнула, посмотрела в светло-зеленые глаза, перевела взгляд на жирные пряди волос, потом на лицо, на мощный торс и, наконец, на мускулистую ляжку, обтянутую кожей.

— Ну давай думай быстрее. Что, я весь день тут буду ждать?

Он говорил с акцентом, но не местным. Кокни. Коренной лондонец.

Арран медленно кивнула:

— Ладно.

Губы его растянулись в хищной ухмылке:

— Давай, прыгай наверх. Быстро.

Он толчком ноги завел мотор, пальцем поманил Арран.

Она перекинула длинную ногу через сиденье, подтянула колени, прижалась к его мускулистой спине. Подняв облако удушающего дыма, мотоцикл взревел и сорвался с места. Сзади раздались пронзительные женские крики:

— Блэкки! Ты что это… мерзавец…

Арран вцепилась руками в его мускулистый живот, прижавшись лицом к черепу, нарисованному на спине куртки. Холодный ветер развевал ее волосы, мощный мотоцикл яростно вибрировал между ногами. Впервые за несколько месяцев она чувствовала, что живет.

Блэкки Роуч давно решил, что не будет жить так, как родители. Он чувствовал отвращение к их унылой и безрадостной жизни. Отец — носильщик на железнодорожном вокзале Пэддингтон — тратил все свободное время и все свободные деньги семьи, играя на скачках и собачьих бегах или попивая пиво с дружками в местном пабе.

Мать, работавшая уборщицей в каком-то офисе, в свои сорок пять лет выглядела шестидесятилетней старухой.

Блэкки, так же как и пятеро его братьев и сестер, вырос в ужасающей, безнадежной бедности. В шестнадцать лет он решил, что все, с него хватит. К восемнадцати годам он приискал для себя прибыльный бизнес — начал продавать амфетамин, кокаин и другие наркотики в станционных и придорожных кафе. Его хорошо знали на дорогах между Лондоном и Бирмингемом. Всем примелькались его черный мотоцикл и он сам, мчащийся без шлема с развевающимися по ветру спутанными волосами, с презрительной усмешкой, как будто примерзшей к губам.

Весной и ранним летом 1971 года Блэкки мчался по дорогам не один. Очень часто сзади него, прильнув к его кожаной куртке, сидела тоненькая девушка с огромными глазами.

Арран довольно быстро освоилась в любимых местах Блэкки. Обычно она ждала его за чашкой кофе, сидя у стойки бара или за столиком, в компании других мотоциклистов и водителей грузовиков, пока он продавал наркотики в задних помещениях кафе или в туалете. Он вел дела с водителями, такими, как Отто из Гамбурга, ездивший на «Мерседесе-18», Марк из Лиона, водивший автомобиль «берлье», Мэрфи из Ливерпуля с его британским «лэйлэндом».

Арран стала чуть ли не легендой в тех местах. С ней обращались осторожно и уважительно, можно даже сказать, благоговейно. Шутка ли, женщина, почти ребенок, настолько беспечно относится к своей жизни, что отваживается ездить с Блэкки Роучем! На ней, наверное, лежит благословение Господне. Или печать дьявола…

Сам Блэкки принял Арран в свою жизнь с благодарностью, смешанной с изумлением. После их первой ночи он задал ей всего два вопроса. Больше он спрашивать не отваживался, уверенный, что она тут же его бросит. И все же он никак не мог уразуметь, почему такая девушка захотела его, Блэкки. С ее хрупкой прелестью эльфа, с ее образованием и воспитанием — а она явно принадлежала к благополучному среднему классу — она могла бы найти кого угодно. Однако Блэкки Роуч не привык смотреть в зубы дареному коню. Скачи на нем, пока есть возможность, — таков был его девиз. Носись по дорогам, делай свой бизнес, загребай денежки, трать их, живи одним днем. Блэкки не питал иллюзий в отношении своей жизни. Любой момент мог стать для него последним.

В любой момент его ждала тюрьма. Или смерть.

Пока же этого не произошло, он давал Арран то, в чем о а, судя по всему, больше всего нуждалась. Так и не зная ее фамилии, он возил ее с собой в диких гонках по дорогам, делал свои дела и набивал карманы деньгами.

После этого, торжествующий, с оттопыренными карманами и выпирающим из-под кожаных брюк членом — ничто так не возбуждало Блэкки, как обладание кучей денег, — он грубо хватал Арран, вытаскивал ее из-за стола или от стойки бара и волок на парковочную площадку, к какому-нибудь грузовику. Открывал дверь ключом, одолженным у дружка-водителя, и швырял ее внутрь. Там они яростно боролись на переднем сиденье или, если повезет, сзади на матрасе.