Аметист - Хейз Мэри-Роуз - Страница 16

Гвин».

Письмо было очень живым и веселым, совсем не в стиле Гвиннет. Звучало письмо по-американски счастливо, но не совсем понятно. И куда это только Гвин занесло?

Первые признаки беспокойства овладели Джесс, как только она вошла в собственную квартиру на Онслоу-Гарденз и закрыла за собой дверь.

Три недели Джесс не видела Фреда и ничего о нем не слышала: сегодня-завтра она сообщит любимому свою потрясающую новость.

«Боже мой, — тревожно подумала Джесс, — а относится ли ко мне Фред по-прежнему? Может, за эти три недели он уже забыл меня? Может, Фред успел уже найти себе кого-нибудь еще? — Джесс испугалась. — А вдруг Фред не хочет ребенка? Вдруг он придет в ярость? Вдруг я его потеряю?..»

В конце концов она решила не встречаться с Фредом сегодня вечером — лучше увидит его завтра утром на занятиях. А завтра вечером они опять будут вместе. И тогда он узнает о ребенке.

Но утром Фред на занятия не пришел.

Он никогда не пропускал занятий. Должно быть, заболел. Но он никогда не болел.

На Блоссом-Мьюс дверь в студию была раскрыта нараспашку. Лестница вся завалена мусором, сама студия совершенно пуста.

— Две недели назад за ним приходили копы, — доверительно сообщили Джесс во дворе.

— Полиция? О Боже! Он… он в тюрьме?

— Не-е-еа — удрал.

— А куда?

— Не мое дело.

На следующий день в «Кения кофи хаус» в Найтбридже Виктория отчитывала Джесс:

— Нет, ты совершенно непроходимая идиотка! — Виктория, как всегда, выглядела весьма экстравагантно во французском беретике, ловко сидящем на ее коротко остриженной серебряноволосой головке. Рядом с ней Джесс чувствовала себя неуклюжей, безвкусно одетой и глупой. — Почему ты не пользовалась контрацептивами?

Джесс беспомощно покачала головой:

— Не знаю. Я не думала. Все это случилось так… так быстро…

— И он, конечно же, тоже не пользовался? Они никогда не пользуются.

Джесс обратилась к Виктории, потому что ей больше не к кому было обратиться. К тому же она почему-то думала, что Виктория знает, как следует поступать в подобных случаях.

— Когда я рассказала обо всем дома, мать послала меня в приют для девушек, попавших в беду. Я рожу ребенка, его оставят в приюте, а я вернусь домой, и все будет так, словно ничего и не произошло. Это мать так говорит. Но я… Я понимаю, что мне нельзя иметь ребенка от Фреда, и решила от него избавиться.

Виктория вздохнула. Достав из сумочки небольшую записную книжку в черном кожаном переплете, она принялась листать ее в поисках нужного адреса. Отыскав необходимую запись, Виктория дала Джесс номер телефона врача в Голдерс-Грин.

— Попробуй у него. Одна из моих подруг там уже побывала. Говорит, что все в порядке.

Здание небольшой частной клиники ничем не отличалось от других выстроившихся в ряд каменных коттеджей в стиле короля Эдуарда:

Джесс приехала туда в девять вечера и, расплатившись, отпустила такси. Чувствовала она себя при этом совершенной преступницей.

В восемь утра Джессика уже лежала на операционном столе. К девяти часам она уже снова была в своей палате и отдыхала после операции. Сиделка принесла ей чашку крепкого и сладкого, как сироп, чая.

В полдень Джесс уже вернулась на свою квартиру в Кенсингтоне.

Все прошло быстро, качественно и абсолютно беззвучно. Пришла, ушла — и никакой беременности.

По крайней мере теперь ей не придется бросать ребенка Фреда на произвол судьбы.

Джесс села на аккуратно застеленную постель и окинула взглядом свою узенькую комнату: мольберт, рисовальная доска, большая черная папка для эскизов. Она вдруг с пугающей ясностью поняла, что никогда уже не сможет вернуться в художественный класс — слишком многое там будет напоминать о Фреде. А ей во что бы то ни стало надо о нем забыть и никогда, никогда больше не думать. Иначе она не выживет…

Весь день Джесс продремала в постели. Вечером она написала письмо Гвиннет:

«Если в твоем великолепном замке найдется еще одна „громадная подушка“ для твоей старой подруги и если подруга тебе до сих пор все еще нужна, то я в полном твоем распоряжении. К тому же ты права: в Лондоне и впрямь холодно, а я слышала, что самолеты летают в Филадельфию каждый день».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Белый подковообразный пластиковый стол Гвиннет располагался как раз напротив лифтов. Справа на столе стояли телефоны, слева — ваза с живыми цветами, которые менялись каждый день, прямо перед Гвин лежала огромная книга регистрации. Помещение походило скорее на великолепную гостиную, нежели на приемную рекламного агентства.

Гвиннет любила свою работу. Здесь она чувствовала себя в центре внимания. Ее призывали на обсуждение новых макетов рекламы. Она научилась очень правдоподобно врать, отвечая на телефонные звонки, и получала огромное удовольствие от ощущения собственной власти, когда к ней обращались за советом по поводу выбора той или иной новой топ-модели для коммерческой и печатной рекламы.

А в сентябре 1968 года в агентстве произошли два события, навсегда изменившие дальнейшую судьбу Гвиннет.

Первое из них — получение заказа на рекламу только что изобретенного средства для окраски волос «Тони Тресс», обещавшего настоящую революцию в деле ухода за рыжими волосами и предлагавшего целую гамму цветов от нежно-белокурого до огненно-красного. Второе событие — прием на работу Бориса Бейлода, молодого фотографа из Лос-Анджелеса с замечательно живым лицом, каштановыми кудрями и глазами настолько темно-голубыми, что они казались черными.

Борис не стал терять времени зря — к великому ужасу исполнительного директора, он захватил все бразды правления. Несмотря на малый рост, Бейлод был просто-таки одержимой личностью, энергии в нем хватало на десятерых, а честолюбия — и на всю сотню. Вдобавок ко всему Борис был еще и невообразимо требовательным профессионалом.

Бейлод лишь мельком глянул на глянцевую, 8х10, фотографию выбранной уже для рекламы «Тони Тресс» модели, почесал переносицу и коротко бросил:

— Не пойдет. Когда мое творение покидает студию, на нем стоит мой фирменный знак. Мир его видит и говорит:

«Этот портрет сделал Бейлод». Вот зачем я здесь. Так что все сделаем по-моему. Я сам займусь поисками моделей.

Гвиннет сидела за своим белым столом и, поочередно откусывая то плавленый сырок, то сандвич с корешками люцерны, то ярко-зеленое огромное яблоко, писала письмо Катрионе.

«Дорогая Кэт.

Прости, что так долго не писала, но в «городе цветов» время летит слишком быстро! Сама не знаю, как мы выдерживаем этот бешеный ритм! Джесс здесь уже полностью обжилась, можно сказать, аборигенка. Носит на голове повязку, мини-юбку, прикрывающую ягодицы только в том случае, если стоять прямо, и покуривает травку.

Мы все еще живем в доме Джона Верса. Я все так же люблю свою работу, а Джесс все так же трудится в нашем отделе искусства, занимаясь рутинной работой. Мне хотелось бы заставить ее вернуться к настоящему рисованию, но она говорит, что и думать об этом не желает».

Гвиннет задумалась, стоит ли писать Катрионе о том, чем еще занимается Джесс.

Как и предполагала Гвиннет, сразу же по прибытии в Сан-Франциско Джессика со всей воинственностью новообращенной погрузилась в пучины сексуальных экспериментов и приключений, пропагандируемых в городе на каждом углу.

Со знанием дела покачивая головой, Гвиннет объясняла себе поведение подруги реакцией на ее лондонские злоключения.

Ведь ей даже пришлось сделать аборт. Ясно, что теперь Джесс старается поставить между собой теперешней и своими ужасными воспоминаниями как можно больше мужчин.

Откуда-то сверху над столом раздался резкий, требовательный голос:

— Это ваш натуральный цвет волос?

Ну конечно, Борис Бейлод.

— Разумеется, натуральный, — холодно отозвалась Гвиннет.

— Не «разумеется». — Бейлод наклонился над столом и попробовал на ощупь прядь волос Гвин, после чего кончиками пальцев приподнял подбородок девушки и принялся изучать ее лицо. — Кто в этом мире учил вас накладывать макияж? — сердито спросил Бейлод. — Какая-нибудь молоденькая кассирша в Вулворте?