Золотая корифена - Иванов Юрий Николаевич - Страница 20

глава V

Синие паруса. — Необыкновенный аквалангист. — Идем на спасение. — Валентин берет в руки гарпун. — Рыба с нашлепкой на голове. — Доисторический пришелец. — Ловим морскую черепаху, — Фиолетовое пятно на чистой поверхности. — Анчоусы и тунцы… — Ночная гроза

— Коля… паруса! Синие!.. Втроем мы лежим на брезенте в каком-то оцепенении. Не то дремлем, не то просто так валяемся от нечего делать. Только Петр маячит на корме; несет вахту.

— Коля, синие паруса! Много-много! Что это он? Какие еще паруса?

— Что с тобой, Петя? — с тревогой спрашиваю я. — Да вставай же, черт! — Петр дергает меня за

ногу, и я поднимаюсь. С недоверием окидываю взглядом горизонт: пусто. Потом опускаю глаза и вскрикиваю: за бортом лодки мчится по океанской поверхности целая флотилия — маленькие плотики с ярко-синими парусами. А, это велелла-парусница! Одно из интереснейших животных океана, обитающих на его поверхности. Но как эта маленькая флотилия попала сюда? Сейчас безветрие, тишина. А для парусниц нужен ветер. Парусница — настоящий мореход, мужественно переносящая все невзгоды дальних странствий в открытых просторах океана. Однако велелла не просто носится а волнах по воле ветра-пассата, который господствует в местах их обитания и дует всегда в одном направле-нии. Нет, доверившись ему целиком, парусницы уплыли бы в такие места, где бы им было трудно обитать. Поэтому их паруса поставлены, как у настоящего парусного корабля — под углом к ветру. Велеллы передвигаются все время, совершая круговое движение. В пределах одного благоприятного для их существования района. Велелла путешествует не одна. На маленьком плотике под сенью изумрудного синего паруса обитает целая колония занимательных существ.

— Петя, подверни чуть-чуть… Сейчас я зацеплю одну…

Скачков поворачивает румпель, сбавляет немного обороты двигателя. Я наклоняюсь над водой и сачком подхватываю один из плотиков. Свою добычу кладу прямо на капот двигателя — забавный плотик и его обитателей. Ну-ну, кто путешествует под синим парусом? Будем знакомиться! Первым показывается маленький, с горошину, крабик планес. Он выскакивает из-за паруса, приподнимается на своих тонких колченогих ножках и грозно выставляет раскрытые клешни. Его глазки выскакивают на упругих стебельках из особых пещерок и рассматривают меня в упор. Я щелкаю пальцами, и крабик испуганно падает. Потом вскакивает и боком убегает за парус. Снизу к плотику прикрепились своими кожистыми ножками морские уточки. А вот совсем крошечная оранжевая губка. Тут же небольшое ракообразное существо идотеа. А это? Что это за обитатель, спрятавший свою легкую раковинку в пузырчатой пене? Это моллюск янтина. Самый нежелательный для велеллы член ее команды. Поселившись на велелле, моллюск не только бесплатно путешествует по океанским просторам, но и поедает велеллу. Неторопливо пожирает синепарусного морехода, а потом на поплавке в виде слизистой, пенной массы перебирается на другую велеллу.

Аккуратно завернув велеллу в марлю, я, вздохнув, опускаю всю компанию в бидон с формалином. Скачков с кормы укоризненно качает головой. Он вообще большой любитель природы, наш штурман Петя Скачков, Корин гулко, протяжно зевает, хрипло спрашивает:

— Как там Африка, не видно еще?

— Видно, — отзывается с кормы Скачков, — жители по песку бегают, ковровую дорожку расстилают. Официанты с подносами стоят, С бифштексами…

— Ладно, хватит. Поднимайся. Твоя вахта…

Корин принимает вахту, а я готовлю завтрак. Собственно говоря, чего там и готовить: наливаю из ведра в кружки мутноватой воды — за ночь она немного отстоялась — да снимаю с мачты чуть провялившуюся рыбину.

"Беззубка" оказалась удивительно вкусной. Пожалуй, она напоминала подсушенную горбушу. Помню, когда работал на Камчатке, то мне приходилось часто есть ее. Жирное, сочное мясо с небольшим душком. Ну просто прелесть! Валентин кивнул головой, и я снял с мачты eщe одну рыбину. Стась, придерживая коленкой румпель и не спуская глаз с компасной картушки, пожирал «беззубку». Мы не отставали от него. Все повеселели. Даже Бенка, скучавший последнее время, и тот, обглодав рыбий хвост, попытался сделать стойку на руках. Но не получилось. Упал. Наверно, ослабел сильно…

— Эх, водички бы еще!.. — вздохнул Скачков. Мы все, как по команде, подняли головы вверх: нет, навряд ли дождемся мы сегодня водички. Небо и горизонт совершенно чистые, словно кто-то тщательно, с особым рвением прочистил его. Чтобы ни одной тучкой не запятнать ослепительно голубой фон… И горизонт тоже чист. Как вчера и позавчера. Ни одного силуэта. Пусто…

Трубка после завтрака подняла настроение еще выше. Мы сидели на брезенте вокруг груды обглоданных костей, жабер и плавников. Мы курили прекрасный табак "Золотое руно" и, ощущая в животах приятную тяжесть, бессмысленно улыбались. Никто не икал: рыба была превосходной. А на мачте сухо постукивали друг о друга еще десяток распластанных, сочащихся жиром тушек…

Вот только пить хочется. Очень. Бомбар и Хайердал писали в своих книгах, что человек может привыкнуть к соленой морской воде… Свесившись за борт, я подцепляю ладонью воду, делаю глоток… Тьфу, черт. Горечь невообразимая… тридцать процентов растворенной соли. Б-рр, попробуй-ка привыкни! Пить хочется еще больше. Во рту горит. Язык толстый и неповоротливый. Он еле помещается, хочется высунуть его наружу по-собачьи, проветрить. А ведь это только первый день без воды! А что будет дальше? Если застрянем здесь и ливни пройдут стороной? Воды бы, водички… Сколько на земле холодных, прозрачных озер, рек, ручьев! Сколько снега, льдов, которые можно растопить, превратить в воду. Напротив нашего дома по утрам всегда появляется тележка с газированной водой. Такой холодной, шипучей, И тетка льет, льет ее в стаканы. В стаканы и мимо. Прямо на асфальт. Из-под тележки всегда бегут темные ручейки… На берег! Скорее бы добраться до берега…

С усилием отогнав от себя навязчивый образ десятков, сотен, тысяч стаканов, в которых пузырится шипящая, холодная как лед вода, я поднимаю глаза на Скачкова и читаю в его взоре то же, что мучит и меня…

— Водички бы, — Скачков облизал языком распухшие, кровоточащие губы, — или компотику.

Вдруг Корин вскричал не своим голосом:

— Человек за бортом!..

Он резко крутнул руль, мы попадали на брезент, потом вскочили; действительно, метрах в шестидесяти от «Корифены» плыл человек.

— Аквалангист, — сказал Скачков.

Вот уже хорошо видны большие выпуклые очки, желтая шапочка, натянутая на голову. Блестящий горб за спиной. Наверно, баллоны особого вида. Человек плыл брассом. На руках его желтели какие-то полосатые перчатки.

— Корин! Подворачивай круче! Обороты прибавь… — Валя перебежал на самый нос лодки. Мы последовали за ним,

— Выдыхается, бедняга… — прошептал Петр, — замучился, наверно…

Действительно аквалангист все медленнее разгребал руками воду, его голова и горб-баллоны все глубже уходили в волны.

— Об-бороты, Корин! — крикнул Валентин. — Тонет! Аквалангист… Откуда он? С какой-нибудь подводной лодки? Или отнесло в океан течением от берега? Или… но что это? Я напрягаю зрение. Так это же…

— Ребята… так это же черепаха!

Ну конечно же! Это не очки, а ее большие выпуклые глаза; не руки в перчатках, а ласты. И не баллоны за спиной — панцирь. И нет у животного никакой резиновой шапочки: это голова такая. Блестящая, желтая. Издали действительно как купальная шапочка на человеческой голове… Еще десяток метров, еще немного. И вот мы уже хорошо видим ее морду, похожую на клюв хищной птицы.

Валентин торопливо привязывает к бамбуковому древку гарпуна капроновую веревку. Встает на носу лодки, заносит руку над головой. Черепаха перестает плыть, чуть шевеля ластами, она качается в мелких волнах, высунув голову, внимательно всматривается в нашу лодку, Валентин поднимает руку выше, надеясь попасть в мягкие части ее тела. Р-раз! Гарпун, сверкнув лезвием ножа, ударился в панцирь и со звоном отскочил, плеснулся в воду. Черепаха наклонила голову вниз, загребла под себя воду ластами и нырнула.