Западня для леших - Алексеев Иван - Страница 35

В сумерках бойцы первого десятка, после нескольких стремительных маневров вокруг города, произведенных с целью сбить с толку возможного наблюдателя, исчезли в рощицах и, легко преодолев болотину, скрытно выдвинулись на пригорок, замаскировавшись в высокой траве над дорогой. Они с привычным вниманием вслушивались в убаюкивающие ночные звуки: журчание ручья, скрип маленькой мельницы в одной из усадеб, кажется, боярина Задерея, и затихающий шум, доносящийся со стороны центра города. Основной объект наблюдения – дорога – была пустынна. Мало кто отважился бы пуститься в рискованный путь по окраине столицы в эту пору. Но шум, и не просто шум, а звуки сабельного боя, предсмертные крики раздались часа через два после полуночи совсем с другой стороны: из усадьбы с мельницей. Почти одновременно вспыхнул, разгораясь, пожар, особо жуткий в черноте безлунной ночи.

– Бойцы, за мной! – скомандовал Разик, устремляясь к все ярче и ярче освещаемой пожаром усадьбе.

Десятник, постоянно готовый к любым неожиданностям, не мог испытывать чувство растерянности в боевой ситуации. Однако, на бегу прикидывая в уме план действий на предстоящую схватку с неизвестным противником, Разик в глубине души все же недоумевал: откуда и как было произведено нападение, судя по всему, крупной шайки, которая непостижимым образом проникла в усадьбу и, самое главное, непонятно как собиралась произвести отход.

Но на этом сюрпризы для леших не кончились. Не успели они спуститься с бугра, как на дороге раздался топот копыт, и большой отряд всадников, освещавших себе путь факелами, во весь опор пронесся мимо леших по направлению к подвергшейся нападению усадьбе. Разик сразу узнал кафтаны московской стражи и даже успел разглядеть, что во главе отряда скакал, размахивая огромным мечом, сам Коробей в развевающемся на плечах багряном воеводском плаще. Когда десяток добежал до ворот, их встретило несколько спешившихся стражников с бердышами и пищалями, сурово потребовавших остановиться и не мешать происходящей схватке, поскольку внутри усадьбы наших сил хватает и разбойники уже почти что уничтожены московской стражей и еще раньше подоспевшими опричниками. При известии о неизвестно откуда взявшихся опричниках Разик все-таки испытал секундное замешательство, но, тут же преодолев его, приказал бойцам присоединиться к внешнему оцеплению стражи, выставленному вокруг частокола, окружавшего усадьбу.

Между тем схватка внутри усадьбы уже затихала. Из-за частокола не доносились выкрики и звон скрещивающихся клинков, а слышался лишь гул возбужденных человеческих голосов. В это время на дороге показалась вереница всадников, освещавших путь огромной боярской карете, запряженной шестеркой белых как снег коней, удивительными туманными призраками несущихся в темноте ночи в сполохах пламени факелов. Створки ворот широко распахнулись, и из них вышел Коробей в изодранном багряном плаще, помятом шеломе и с окровавленным мечом в руках. Казалось, что он несет на себе зарево пожара, охватившего усадьбу.

Коробей гордо шествовал навстречу подъезжающей карете. Поравнявшись с Разиком, он чуть повернул голову, посмотрел на десятника как на пустое место и, уже миновав его, бросил через плечо сквозь стиснутые зубы:

– Проспали, герои!

Карета остановилась невдалеке от ворот, один из спешившихся всадников почтительно распахнул дверцу, и из кареты медленно и тяжело, как образ из страшного сна, выбрался Малюта Скуратов. Коробей шагнул к нему, начал было докладывать, но Малюта остановил его жестом и повернулся к карете, из обширного чрева которой вышли трое закутанных в плащи незнакомцев явно иностранного обличья и тощий вертлявый малый, оказавшийся, как вскоре выяснилось, толмачом.

– Ну, докладывай, воевода! – грозным, не предвещавшим ничего хорошего тоном произнес Малюта, когда незнакомцы подошли и встали чуть сзади и сбоку от него.

Коробей, ничуть не смутившись и не растерявшись, с полным сознанием своей правоты и чувством выполненного долга произнес:

– Крупная шайка, предводительствуемая известным атаманом по прозвищу Чума, под покровом ночи напала на усадьбу боярина Задерея. Пройдя полверсты по ручью, они скрытно приблизились к частоколу и тайно проникли через мельницу во двор. Перерезав охрану из челяди боярской, злодеи ворвались в палаты да постройки надворные и побили поголовно всех в них находящихся до смерти. Затем стали они добычу собирать, в узлы увязывать и в сумы складывать. Так бы и ушли безнаказанно, да ввечеру незадолго до разбоя стража моя задержала человечка подозрительного и спровадила в приказ, где допрошен он был с пристрастием. Сознался человек тот под пыткой подноготной во многих злодеяниях, в том числе поведал, что ночью нынешней налет на усадьбу Задерея совершится. С нами в приказе стражницком Басманов-младший по службе присутствовал. Как услышал весть о налете, так сразу людей своих, государевых опричников, невдалеке в его тереме как всегда собранных, ко всем неожиданностям готовых, поднял и повел немедля тем же путем, по ручью, чтобы злодеев врасплох застать. Я тем временем стражников своих со всех концов собрал да на подмогу им вскачь по дороге кинулся. Самую малость опоздали мы! – с горечью закончил Коробей.

Дождавшись, когда толмач переведет слова Коробея закутанным в плащи, закрывавшим также и лица, тайным послам королевы английской, Малюта сурово спросил военачальника:

– Что ж вы, сукины дети, сразу вскачь кратчайшим путем не ринулись, чтобы разбой предотвратить, а обходы да облавы затеяли, погибель людей неповинных тем самым не предотвратили?

– Так подьячий наш, Якушка, допрос злодея пойманного чинивший, сказал нам с Басмановым, что невдалеке от усадьбы, коей разбой угрожал, застава тайная дружинников-поморов расположена. Дружинники эти, из ополчения боярского, в прошлом месяце в государеву службу вызванные, чтобы подмогу против разбоев неслыханных оказывать, уже не раз отличались усердием своим. Мы и думать не могли, что они налетчиков проспят-проворонят! – с этими словами Коробей повернулся и широким жестом указал на стоявшего за ним Разика.

Такого кошмарного чувства отчаяния, стыда и унижения Разик не испытывал за всю свою жизнь. К его чести надо сказать, что он переживал не за свою загубленную безвозвратно карьеру командира, а за безоружных и беззащитных людей, гибели которых ему, прекрасно вооруженному и сильному бойцу, не удалось предотвратить. В глазах у Разика потемнело, сердце сорвалось куда-то в холодную и темную глубину. Только многолетняя тренировка, готовившая леших к всевозможным внезапностям, помогла ему справиться с секундной слабостью. Он сделал шаг по направлению к Малюте, остановился и отдал честь.

– О! Откуда этот парень, одетый почти как европеец и использующий английские военно-морские приветствия? – не смог сдержать удивления старший из послов, обращаясь одновременно и к Малюте, и к толмачу.

– Морская пехота лорда Ропши, сэр, – ответил Разик, не дожидаясь перевода. – Сопровождаем торговые суда лорда, ходящие по северным морям в европейские страны.

– И даже эти бравые вояки не смогли предотвратить кровавого разбоя? – обратился посол к Малюте.

– Разбойники российские по коварству и отчаянности далеко превосходят иноземных собратьев своих по ремеслу, чему вы свидетелями и стали, – ответил Малюта через толмача. – Вот и боремся с ними всем миром: и стража городская, и дружина ближайших соратников государевых, опричниками именуемых, и ополчение боярское даже из дальних краев на подмогу приходится вызывать. А Европа на нас все сетует: дескать, казни кровавые, жестокости неслыханные на Руси происходят. А как тут иначе воровство-то пресечь? Вот, пойдемте в усадьбу, сами своими глазами убедитесь, что там душегубы натворить успели, пока их опричники да стражники не пресекли.

Сопровождаемый Коробеем и иноземцами, Малюта тяжелой походкой, с опущенной головой, прошествовал в ворота. Разик, приказав бойцам построиться за частоколом и ждать, не вступая ни с кем в словесные перепалки, пошел вслед за ними. Он двигался и действовал автоматически, ощущая в душе странную звенящую пустоту.