Рождественский кинжал - Хейер Джорджетт - Страница 47

Хемингуэй по достоинству оценил этот прекрасный монолог, но он был достаточно проницателен и понял, что при малейшем поощрении с его стороны Джозеф превратит полицейское расследование в драму, в центре которой будет его собственная, бьющая через край личность. Поэтому Хемингуэй решил придерживаться жесткой линии и прозаично сказал:

– Все это очень благородно с вашей стороны, сэр. Но бесполезно спорить о том, кто это сделал, а кто, по вашему мнению, этого сделать не мог. Все, что я хочу, если вы будете так любезны, это вернуться к тому, что случилось, когда вы с племянником вошли в комнату мистера Хериарда после убийства.

Джозеф вздрогнул и прикрыл глаза рукой.

– Нет, нет, не могу!

– Ну, вы можете попытаться, правда, сэр? – мягко увещевал Хемингуэй, будто утешая ребенка. – В конце концов, это было вчера.

Джозеф отдернул руку.

– Вчера! Неужели это возможно? Кажется, прошла целая жизнь!

– Можете мне поверить, что жизнь продолжается. – Хемингуэй начинал терять терпение. – Итак, когда вы поднялись наверх позвать брата к ужину, вы увидели перед дверью лакея, да?

– Да. Именно он первым заставил меня почувствовать: что-то не так. Он сказал, на его стук не отвечают и дверь заперта. Я помню это так ясно... до боли ясно!

– И что вы тогда сделали?

Джозеф рухнул в кресло и оперся локтем о стол.

– Что я сделал? Я попытался открыть дверь, позвал своего брата. Он не ответил. Я встревожился. Тогда я еще не подозревал ужасной правды! Я подумал, Нат заболел, может быть, потерял сознание. Я позвал Стивена...

– Почему вы позвали именно его, сэр? Джозеф сделал один из своих неопределенных жестов.

– Не знаю. Инстинктивно ищешь поддержки. Кроме того, я знал, моей силы недостаточно, чтобы сломать дверь. Они с Фордом выломали замок, и я увидел моего бедного брата, он лежал на полу. Будто спал!..

– Что произошло потом, сэр?

– Как я могу это описать? – воздел руки Джозеф. – Сердце остановилось! Мир перевернулся. Думаю, я уже тогда почувствовал, что случилось самое худшее. Но все же ухватился за хрупкую нить надежды!

– А как насчет мистера Стивена, сэр? Он тоже за нее ухватился? – На Хемингуэя, казалось, никак не подействовал этот драматический рассказ.

– Должно быть. Помню, он послал Форда за бренди. Но спустя мгновение он осознал страшную правду. Когда я бросился на колени рядом с телом моего брата, мальчик сказал: «Он мертв».

– Он быстро это обнаружил?

– Наверное, ему подсказал инстинкт. Я сначала не мог в это поверить! Я попросил Стивена принести зеркало. Я не мог поверить в это. Но Стивен был прав. Только он думал, с Натом случился удар, и в течение нескольких минут мне тоже было милостиво позволено так думать.

– А потом?

– Дайте мне вспомнить! – взмолился Джозеф, прижимая пальцы к вискам. – Это было как в кошмарном сне. Казалось, да и сейчас кажется нереальным, фантастичным! Форд вернулся с бренди. Стивен забрал графин и отослал лакея позвонить доктору.

– Вот как? – сказал Хемингуэй. – Значит, Форд почти не находился в комнате?

– Нет. Ему там нечего было делать. В то время, когда он был еще в комнате, я сделал свое ужасное открытие. Я рад был услышать, что Стивен отослал его. В этот момент мне было невыносимо присутствие постороннего.

– Что это было за открытие, сэр?

– Я увидел кровь на своей руке! – Голос старого актера задрожал. – Кровь с пиджака моего брата, там, где я до него дотронулся! Тогда и только тогда я увидел дыру в его пиджаке и понял, что Ната убили!

Захваченный его рассказом инспектор непроизвольно пробормотал: «Подло убили» – и закашлялся, чтобы заглушить собственные слова. К счастью, Джозеф, казалось, не услышал его. «Восхищен собственной игрой», – подумал Хемингуэй, с любопытством отмечая, как человек, несомненно переживающий, может драматизировать собственные чувства с таким болезненным наслаждением.

– Очень неприятно для вас, сэр, – посочувствовал он. – Я не хочу, чтобы вы останавливались на этом больше, чем нужно, но мне надо знать, что случилось после того, как Форд пошел звонить. Когда сюда пришел инспектор Бэкстоун, он обнаружил, что дверь заперта и все окна закрыты.

– Да, это и делает все таким необъяснимым! – лицо Джозефа выражало полнейшую растерянность.

– Вы сами видели, что окна были заперты, сэр?

– Нет, но видел Стивен. Я был слишком потрясен! Мне даже не пришло в голову, что мы должны посмотреть на окна. Но мой племянник – оплот мужества! Как и можно было предположить, в экстремальной ситуации он обо всем подумал!

– Он осмотрел окна, да, сэр?

– Да, я уверен. Мне кажется, я вспоминаю, как Стив подходил к ним и откидывал шторы. Ах да! Он еще спросил меня, понимаю ли я, что и окна и дверь были закрыты!

– Вы сами не проверяли окна, сэр?

– Нет, зачем? Достаточно того, что один из нас видел это. Мне все равно, я чуть не сошел с ума!

– Значит, это не вы убедились в том, что дверь ванной тоже закрыта?

– За этим проследил Стивен, – сказал Джозеф. – Не знаю, что бы я делал без него!

Хемингуэй быстро пришел к выводу, что никто в усадьбе, включая его самого, не был бы в таком затруднительном положении, если бы не действия мистера Стивена Хериарда, и, горячо согласившись с Джозефом, объявил, что больше не хочет его задерживать. Затем он отправился на поиски Форда.

Форд, которого уже дважды допрашивали, нервничал и ходил с унылым видом, но, когда его спросили, пытался ли он предыдущим вечером войти в комнату своего хозяина через дверь ванной, он с готовностью ответил, что пытался, но она была закрыта. Паула обсуждала с Ройдоном, насколько целесообразно переписать второе действие «Горечи полыни». Прерванная на середине, она нетерпеливо ответила, что, разумеется, не пробовала дверь в ванную, и повернулась спиной к инспектору. Хемингуэй удалился, и ему повезло – он столкнулся с Валерией, которая проходила через холл, чтобы подняться наверх. Увидев инспектора, девушка вздрогнула и бросила на него встревоженный взгляд.

– Именно вас мне и хотелось видеть, мисс, – обрадовался Хемингуэй.

– Бесполезно, я ничего не знаю! – заверила его Валерия.

– Я в этом не сомневаюсь, – ответил он, удивив ее, как и предполагал. – Непохоже, чтобы такая молодая леди, как вы, была замешана в убийстве.

Мисс Дин с облегчением вздохнула, но продолжала подозрительно смотреть на инспектора. Правильно рассудив, что она не будет возражать против известной доли фамильярности, если та в достаточной мере приправлена лестью, Хемингуэй прокашлялся и начал свою арию:

– Не обижайтесь на мои слова, мисс, но я был просто поражен, когда встретил здесь такую даму, как вы.

Она инстинктивно откликнулась:

– Ну, не знаю! Вы думаете, я такая необыкновенная?

– Но я не каждый день встречаю такую красивую молодую даму, и еще на работе, – не смущался инспектор.

Валерия хихикнула:

– Бог мой, я даже не думала, что полицейские умеют делать комплименты!

– Им просто редко выпадает такая возможность, – разливался Хемингуэй. – Вы помолвлены с мистером Стивеном Хериардом, мисс?

Ее лицо помрачнело.

– Да, в некотором смысле...

– Вы как будто не уверены в этом! – Он понимающе поднял бровь.

– Ну, не знаю! Только никогда не думала, что такое может случиться. Это все как-то меняет. И потом, я просто ненавижу этот дом, а Стивен его обожает.

– Любит старину? – насторожился Хемингуэй.

– Для меня это просто смерть, я не собираюсь быть заживо погребенной в этом старом замке.

– На вашем месте я бы так не переживал, мисс. Думаю, мистер Стивен будет рад жить там, где только вы захотите.

Валерия подняла на Хемингуэя удивленные глаза.

– Стивен! Нет, что вы! Он самый упрямый из всех людей, которых я когда-нибудь встречала! Если он что-нибудь решил, его уже не переубедишь!

– Вижу, вам здесь пришлось нелегко, – посочувствовал Хемингуэй.

Валерия, страдая от сознания собственных несчастий, которое усиливалось обидой на непонимание матери, взывающей к ее здравому смыслу, была только рада найти кого-нибудь, кому она могла бы излить свою душу. Девушка придвинулась к инспектору.