В Калифорнии морозов не бывает - Волчок Ирина - Страница 45

И ещё я рассказал, что Лилия выбила мне путёвку в Коктебель на июнь, вот почему я тогда с ним из-за отпуска ссорился — мне позарез был нужен отпуск в июне, мне нужно было поехать и познакомиться с родителями Лилии в непринуждённой обстановке. И ещё рассказал, почему отказался от путёвки. Сошёл с ума — и отказался. Потом, когда думал, что сумасшествие прошло, жалел, что отказался. Но оказалось, что сумасшествие не прошло, а я теперь не знаю, что делать. Через пару недель Лилия вернётся, с её родителями так и так знакомиться надо, и мама уже ищет солидного покупателя на дачу.

Я тогда чёрт знает что говорил, свалил всё в кучу. Потом вспоминать было неприятно. Во-первых, у меня такое правило: не выбалтывать лишнюю информацию. Марк, конечно, вредить бы мне не стал, но правила вообще нарушать не следует. Во-вторых, я всё равно не мог выразить словами то, что тогда чувствовал. Получалось, что вроде бы жалуюсь. Чего доброго, Марк жалеть меня вздумает. Была у него такая пошлая привычка — жалеть страдальцев. Я не хотел выглядеть страдальцем, это не мой стиль.

Но Марк сказал без всякого сочувствия:

— Экая ты орясина, братец.

Марк любит иногда ввернуть в речь простонародные словечки. Это неприятно. Достигший его положения человек должен следить за речью. Но тогда я даже не обиделся, я просто удивился и спроси:

— Почему?

Марк ни с того — ни с сего рассердился, даже закричал:

— Почему! А я откуда знаю — почему?! Наверное, родился таким! Чего ты ко мне прицепился? Совета хочешь? На тебе совет: иди и утопись. Страдалец! Шанс он не может упустить!

Я тоже закричал:

— Марк! Но ведь это действительно шанс! У меня такого шанса никогда больше не будет! Там совсем другие возможности, ты же лучше меня знаешь! Мы с Лилией уже договорились! Я обещал! Мне действительно нужен твой совет! Я схожу с ума! Я без неё умру!

Марк вдруг успокоился, посмотрел на меня с непонятным выражением и сказал:

— Не, ты не умрёшь. И с ума вряд ли сойдёшь. Если только временное помешательство… Ну, это ничего, ты этого даже не заметишь. Там медицина на высоте, тебя в момент подлечат, будешь как нормальный. Хотя какая тебе разница, по большому счёту?

Я тогда подумал, что уже устал от его странного чувства юмора, и сказал:

— Марк, мне не до шуток. Я не знаю, что делать.

Марк противно захихикал себе под нос и сказал:

— Тебе всегда не до шуток. По большому счёту, тебе и не до жизни. Не, вот уж не ожидал… Шанс ему выпал! Тебе, может, два шанса выпало, орясина. Вот и выбирай сам. Я тоже не знаю, что тебе делать.

Я не понял, почему он говорит про два шанса, и спросил:

— Почему два шанса? Какие два шанса?

Он опять посмотрел на меня как-то странно и ответил:

— Никакие. На свадьбу пригласишь? Я тебе подарок подарю и пожелаю большого счастья в семейной жизни с Лилией и её папой… Надоел ты мне. Давай лучше завтрак какой-нибудь приготовим. Я омлет умею делать. Только ты будешь яйца взбивать, я и так вчера всю посуду перемыл.

Я тогда подумал, что он специально переменил тему разговора. Он же намекнул мне, что желает семейного счастья с Лилией… Выходило так, что Марк сам посоветовал мне использовать такой шанс. Но перед этим орал, что я орясина и советовал утопиться. Это было нелогично. Марк и сам должен был это понимать, вот и переменил тему разговора, чтобы отвлечь моё внимание от этого обстоятельства. Я всё время думал об этом, пока что-то взбивал, перемешивал, резал — делал всё, что Марк мне говорил, — а потом решил, что всё-таки его позицию следует уточнить. С Марком никогда нельзя быть уверенным в том, что он имел в виду. Я спросил:

— Значит, ты считаешь, что мне надо от неё отказаться?

Марк сделал дурацкое лицо и спросил:

— А тебе что, её кто-нибудь предлагал?

Всё-таки у него бывает очень неприятная манера разговора. Очень, очень неприятная. Просто ударить его хочется. Но я только сказал:

— Не говори о ней, как о какой-нибудь вещи.

Марк громко захохотал, а потом почему-то спросил:

— Слушай, ты чего хочешь? Не сию минуту, а вообще? Вот представь: волшебник может исполнить одно твоё желание. Любое. Но только одно! Какая у тебя самая заветная мечта? Чего ты хочешь больше всего на свете?

Вопрос был дурацкий, я удивился, но ответил честно, без шуток:

— Чего и все. Я хочу добиться успеха в жизни, определённого положения, благосостояния. Чтобы не прозябать, а жить полной жизнью. Этого все хотят.

Марк покивал головой, похмыкал и сказал:

— Ну что ж, добивайся. А пока сходи, редисочки надёргай, я ещё салат сделаю. Ты знаешь, где у тебя редиска растёт?

Он объяснил мне, как найти грядку, где растёт редиска, дал пластмассовую миску, и я пошёл в сад. Я нашёл грядку с редиской довольно быстро, ещё по пути нашёл зелёный лук, несколько кустов красной смородины и длинный ряд каких-то цветущих кустов, цветы на них были мелкие, но очень изящные. Они все были разного оттенка: белые, розоватые, голубоватые. И листва была очень изящная, пышная, тёмно-зелёная, вся резная. Я таких цветов никогда не видел, наверное, тоже мама посадила. Мне вдруг стало очень обидно, что всё это придётся продать.

Я набрал всего понемногу — редиски, луку, даже несколько мелких морковок, на всякий случай. Потом сорвал несколько пышных веток с мелкими неизвестными цветами, сложил их в красивый букет и вернулся в дом.

Марк забрал у меня миску с овощами, поставил её на стол, потом посмотрел на букет у меня в руках и удивлённо спросил:

— А ботву ты зачем оборвал?

Я ничего не понял, и тогда он уточнил:

— Картофельная ботва тебе зачем? Это же картошка. Ты что, в вазу её поставишь?

Мне стало неловко от того, что я перепутал картофельные цветы с настоящими, но я не хотел, чтобы Марк это понял. Я сказал:

— Почему бы нет? Очень оригинально. Если взглянуть без предвзятости, то можно заметить, что эти цветы прекрасны и изящны. Такие необычные.

Марк вдруг похлопал меня по плечу и сказал:

— Не такой уж ты тупой, каким иногда прикидываешься. Пару веков назад в Европе придворные дамы прикалывали цветы картофеля к корсажам своих бальных платьев. Прикалывали, естественно, бриллиантовыми булавками. Цветы считались гораздо более модным, ценным и редким украшением. Ты прав, ты прав… Всё дело не в самом явлении, а в отношении к нему. Ладно, ставь букет в воду и давай завтракать.

Я опять не понял, пошутил он насчёт цветов или это достоверная информация. Но уточнять не стал, решил, что потом в какой-нибудь справочной литературе поищу. Я положил букет на стол и сказал:

— Действительно, давно пора завтракать, а она всё никак не спускается. Пойду, позову.

Марк удивился и спросил:

— Ты разве не заметил? Она к Ираиде Александровне пошла, помогать лепить пирожки к обеду. Она через сад шла, я думал, ты заметишь.

Я растерялся и глупо спросил:

— А для кого же мы завтрак готовили?

Марк захихикал себе под нос и ответил:

— Для себя. Ты не беспокойся, эта обжора голодной не останется. Она себе такой бутерброд построила — мне бы на три дня хватило. И у Ираиды Александровны её покормят, её все кормят, думают, что из голодающего Поволжья приехала, не знают, что не в коня корм… Ну, чего застыл? Садись, я всё приготовил.

Мне совсем не хотелось есть, я даже хотел отказаться. Я ведь ожидал, что мы будем за столом с ней вместе. Мама всегда говорит, что общая трапеза сближает людей и даже делает друзьями. Потом я подумал: ведь нельзя сказать, что и с Марком мы уж очень близкие друзья. И обедаем вместе не очень часто, к тому же — всегда на работе, в нашей столовой. Это не всегда похоже на общую трапезу, вечно кто-нибудь посторонний подходит с разговорами, иногда даже за наш столик садятся. Так что сейчас полезно будет позавтракать вместе с ним. Может, и поговорить удастся. Марк любит болтать, всегда болтает, и за едой тоже. Может, на какие-нибудь мои вопросы ответит.

Но Марк за завтраком болтал о каких-то пустяках. Какая у меня дача, как жалко будет её терять, и вряд ли где-нибудь ещё такая же будет… Мне и так было неприятно, я ведь и сам об этом недавно думал. Но я только поддакивал и кивал, потому что он вроде бы хвалил мою дачу, так что спорить было бы глупо. Потом он мимоходом сказал, что за границей держать дачи не принято, там даже такого понятия нет, и я подумал: вот удачный предлог, чтобы естественно перевести разговор на интересующую меня тему. Я вроде бы в шутку сказал: