Ганнибал - Линдсей Джек - Страница 67

Для Герсаккона главным было то, что его сомнения кончились навсегда и что вера вела его к полноте душевного взаимодействия, которого он жаждал. Ему не приходилось думать, чтобы находить слова. Жизнь была настолько упрощена и приведена к единой форме, что действие свободно вытекало из необходимости, что действие и слово были одно и то же. Казалось, ничто не может противостоять этой торжествующей гармонии, воплощенной в откликающихся на его зов мужчинах и женщинах вокруг него.

Он пошел по улице во главе бегущей за ним толпы. Как будто все бедняки Кар-Хадашта последовали за ним, выходя прямо из стен, появляясь из-под земли.

— Добрая весть, которую я принес вам, — только для бедных и обездоленных, для страждущих и голодных. Да будут прокляты богатые, да будут прокляты мужчины и женщины, что разжирели на крови своих собратьев. Да не останется никто из них живым на земле, которую они осквернили. Да выбросит их могила семь раз, да пожрут их трупы хищные звери…

Он был проникнут глубочайшей верой. Ничто не могло затемнить ясность его уверенности в том, что наступит миг полного обновления, когда с непобедимой силой и любовью встанет из этого смертного мира преображенное тело Нового Человека, Сына Человека, безжалостно изгоняя тех, кто держится суетности этого мира, и примет в свою радостную общность всех, у кого нет иных уз, чтобы поддержать себя, кроме уз братства. Его уверенность не поколебалась, когда испуганный главарь отряда, укрытого Ганноном в большом товарном складе, дал приказ к нападению. Пустив в ход дреколья, мечи и заостренные дубинки, отряд врезался в головную часть поющего гимны шествия. Герсаккон упал одним из первых и был растоптан ногами бандитов.

Крестьянка, следовавшая за ним во всех его пророческих странствиях, нашла его среди убитых и раненых. С помощью трех других женщин она сняла два трупа, лежавшие поперек его тела, и перенесла его в переднюю комнату одного из домов. Герсаккон был весь в ушибах и кровоподтеках, голова у него была проломлена. Когда женщины стали его оплакивать, он открыл глаза. В них в последний раз сверкнул огонь жизни, и он умер.

«Они не могут убить Бога. Он придет снова!»

Так сказала крестьянка. Она омыла его тело водой с настоем из трав. И после того как она вместе с другими женщинами тайком отнесла тело на кладбище и похоронила его, она вернулась к своей семье в горы.

7

— Несмотря ни на что, — сказал Ганнон своим друзьям, когда они беседовали после обеда, — день прошел хорошо. Только в одном месте произошли беспорядки, грозившие стать опасными: во главе толпы был какой-то безумный фанатик. Но, к счастью, один из моих отрядов оказался поблизости и подавил бунт в самом начале, не дал ему распространиться дальше. В общем, было много шума и произошло несколько уличных скандалов. Чернь была слишком неуверенна, она растерялась без вожаков. К ночи все укрылись в свои берлоги, как побитые собаки.

Гости, попивая греческое вино из изящных шестицветных бокалов александрийского стекла, что-то одобрительно бормотали, выражая свое восхищение политической проницательностью Ганнона.

— Мы нанесли несколько ударов, — продолжал Ганнон икая. Он положил на стол палочку, которой чистил ухо, и взял несколько бумаг. — Мы это сделали еще прошлой ночью, даже не зная точно, что предпримет Ганнибал. Я считал, что разумнее всего первыми нанести удар и убрать так называемых руководителей этой клики. Я послал несколько человек, переодетых кочевниками, поджечь усадьбу одного негодяя, по имени Азрубал, — он возбуждал недовольство в деревне. Налет прошел успешно. Как мне сказали, два сына этого подлеца убиты.

Он отпил от своего бокала и щелкнул пальцем по захватанным листкам папируса, который держал в руке.

— Не хочу надоедать вам подробностями. Это всего лишь подонки, получившие по заслугам… — Его взгляд задержался на нескольких именах: — Намилим, опасный бандит, главарь десятка заговоров; ему раскроили ломом череп. Кстати, его жена была изнасилована — но это уже в придачу. Балшамер сброшен в сточную трубу — шумливый эллинствующий дурак. Эсмуншилен… сожжен дом… Герон, стеклодел… бежал на прошлой неделе, вероятно в Лилибей[84], его мастерская снесена с лица земли… И так далее. Менее важных преступников мы сможем наказать на досуге. Трибунал Сотни теперь, разумеется, будет восстановлен, как полагается. — Он хлопнул в свои жирные ладоши: — Пусть войдут танцовщицы! Живей! И уберите эту жаровню, а то кто-нибудь споткнется об нее.

Он рыгнул, вежливо прикрыв рот ладонью, и гости почувствовали по этой отрыжке, что политическое напряжение уменьшилось. Их улыбки отразили серебристый звон украшений на еще невидимых танцовщицах.