Любовь решает все сама - Харди Мелина - Страница 21

Мелоди смогла бы держать Сета в узде. Ей достаточно взглянуть на старика своими огромными невинными глазами и…

Джеймс нахмурился. Он не сбросил газ на повороте, позабыв, что на дороге лежала черная ледяная корка. Машина грациозно сделала вираж и встала, глядя капотом туда, откуда Джеймс ехал.

Чертова машина лучше понимает вещи, чем он сам! Зачем нужны были обвинения в том, что она ведет какую-то игру, когда и дураку ясно, что Мелоди абсолютно искренна? Ради садистского удовольствия причинить боль? Ей или себе же? О, она держалась исключительно хорошо, скрывая свои чувства, и швырнула ему назад, прямо в физиономию, его отказ понять ее. Но Джеймс успел заметить внезапную горькую усмешку ее милого нежного рта, мучительную боль, превратившую ее глаза в бездонные озера.

Джеймс чертыхнулся и стукнул кулаком по рулевому колесу. Его пронзила острая боль от пальцев до локтя, он содрогнулся и снова выругался, как уличный хулиган.

Джеймс не принадлежал к породе людей, способных пнуть ногой щенка или ударить ребенка. Он не лез из кожи вон, чтобы потрепать нервы у других и радоваться этому. Ему нравилось думать, что, несмотря на происхождение, в душе его есть нечто от благородного рыцаря, прирожденная порядочность, благодаря чему он призван спасать старушек из горящих зданий и быть добрым с женщинами, которые время от времени слишком настойчиво добивались его внимания. Когда же он стал другим?

Он знал: это произошло в день приезда в Порт-Армстронг, когда он попал в гущу перекрестного огня между различными слоями общества. Будь проклят этот задрипанный городок со всеми его обитателями!

Мелоди поджарила себе новый ломоть хлеба, открыла банку с консервами и поставила ее подогреваться в микроволновую печь, налила в термос горячего шоколада. Поставив все на поднос, она отправилась в гостиную и устроилась на ковре перед горящим камином.

Сегодня – никакой музыки, решила она. Не то настроение. Она продолжала уверять себя, что дело не в том, что ей грустно. Глядя в огонь, она усиленно мигала, убеждая себя, что плакать нет никаких причин. Ведь она ничего не утратила; просто она обманулась: думала, будто обрела многое, но Джеймс избавил ее от заблуждения, которое не успело утвердиться в сознании.

Что-то стукнуло слегка в застекленную дверь балкона. Мелоди подняла глаза. Снова раздался стук, и за дверью появилось лицо Джеймса.

– Привет! – крикнул он и улыбнулся смущенной неуверенной улыбкой, словно опасаясь, что в конце концов получит в лицо порцию фасоли, которую Мелоди собиралась есть.

У нее не было сил снова испытать фиаско, постигшее ее только что. Легче всего было бы впустить его внутрь, выслушать и покончить со всем этим раз и навсегда – если, конечно, у него есть, что сказать. Но? скорее всего, он забыл у нее в квартире пальто или еще что-нибудь. Сейчас его защищали от холода только черные брюки из рубчатого плиса и крупной вязки рыбацкий свитер, из-под которого выглядывала светло-серая хлопчатобумажная рубашка.

Мелоди открыла дверь и кивком дала понять Джеймсу, что он может войти. Затем она отступила подальше, сложила руки на груди и стала ждать.

– Прошу, извини меня, – сказал он, осторожно потянув ее к камину. – Я жалкий бесчувственный болван, но это только когда я нахожусь близ тебя.

– От этого мне должно быть легче, Джеймс?

– Нет, – согласился он, – но, понимая это, я чувствую себя лучше. Я не нахожу оправданий своему поведению.

Джеймс смотрел на нее, ожидая какого-нибудь отпета. Мелоди искала, что сказать. Может, подошло бы что-нибудь изящное, чтобы он почувствовал в ней настоящую леди? Или отбрить его, как он того заслуживает? Она сделала жест в сторону подноса.

– Хочешь фасоли?

Одна щека украсилась ямочкой.

– Конечно.

– Я принесу еще одну тарелку и… Он задержал ее, поймав конец пояса от халата, когда она проходила мимо. – Я это сделаю, разреши.

Пока он гремел ящиками и дверями буфетов, Мелоди подложила дров в камин. Возвратившись в гостиную, Джеймс сбросил свитер и опустился рядом с Мелоди на ковер. При этом полы его рубашки вылезли из брюк. Любой другой мужчина выглядел бы из-за этого немного смешным, но у Джеймса это лишь подчеркнуло его поразительную мужскую привлекательность.

– Ты знаешь, из-за тебя я потерял голову, – сказал он, положив себе на тарелку половину фасоли и схватив кусок поджаренного хлеба. – Я вел приятный размеренный образ жизни, пока не появилась ты и не перепутала все.

– Упрек совершенно несправедлив, – ответила она не очень убежденным тоном, так как точно знала, что он имеет в виду. Стоило лишь появиться в ее жизни Джеймсу Логану, и ее мир стал с ног на голову.

– Я понимаю, – размышлял Джеймс, задумчиво жуя поджаренный хлеб, – что человек лишь до известных пределов хозяин своей судьбы, а интереса жизнь как раз непредвиденным. Я хочу сказать, не да! Бог, если бы все дни были похожи один на другой.

– Не дай Бог, – вторила ему Мелоди слабые голосом, вновь захваченная впечатлением сексуальности от движений рта, губ, когда он говорил.

– Но с другой стороны, только идиот упряма пытается загнать жизнь в рамки, которые для него никогда не предназначались. Это люди не на своем месте.

Мелоди кивнула:

– Они занимаются не тем…

– Вот именно, не своим делом! Взять, например, тебя или меня. – Джеймс бросил взгляд на Мелоди и поспешил отвести глаза. – Я как архитектор создаю корабли, что заставляет меня быть больше математиком, чем художником. Хотя я слежу, чтобы линии были красивы, но я строю суда, прежде всего учитывая скорость хода и надежность. И ты… – Джеймс запнулся.

– А я коллекционирую старую одежду, – подсказала ему Мелоди, вспомнив намеки Хлои насчет взрослой женщины, забавляющейся переодеваниями и делающей на этом карьеру. – Куда ты клонишь, Джеймс?

Он с грохотом поставил тарелку на стол. Его профиль на фоне огня камина тревожил своей красотой.

– Не говоря уж о происхождении и воспитании, мы несовместимы, – изрек он.

Мелоди не знала, что на нее нашло.

– Я знаю, – ответила она, и ее руки скользнули ему под рубашку, чтобы нежно погладить его грудь.

Мелоди захватила его врасплох. Она ощутила, как замерло на миг его сердце, а потом заторопилось нагнать упущенное, сбиваясь с темпа. Мелоди почувствовала жар, внезапно накаливший его кожу, и ответную теплую волну, поднявшуюся в собственном теле.

Джеймс медленно повернулся и посмотрел на нее. Он рассматривал ее лицо – скулы, подбородок. Осторожно заглянул в глаза и на мгновение прикрыл свои. Его пальцы легли на руку Мелоди; ей показалось, что он собирается убрать ее руку со своей груди. Но вместо этого он посмотрел на ее рот и притянул Мелоди к себе так, что их губы встретились.

Джеймс попытался что-то сказать, но она знала, что, если она позволит ему заговорить, очарование будет разрушено. Он выскажет опасения и сомнения, а как только оговорки выступят наружу, решающее значение приобретут долгосрочные последствия. А ей на все это было наплевать. Важен не завтрашний день, не следующий год, а момент, переживаемый сейчас. Это был голос врожденного инстинкта, который не поддавался сковывающему влиянию таких сил, как разум и логика. Нужно набраться смелости, чтобы прислушаться к требованиям плоти, которая точнее отражала состояние Мелоди, чем ее голова сознание.

Она может подчиниться своим чувствам, зная, что, несмотря ни на что, у нее хватит отваги смотреть правде в глаза. Или же она может согласиться с верными, как всегда, возражениями, выдвигаемыми сознанием. Разум предпочитал безопасность и соблюдение приличий, благопристойность. Разве сможет она пойти по линии наименьшего сопротивления? Она, кто появилась на экранах телевизоров в каждом доме города, чтобы отстаивать свои взгляды? Ни в коем случае!

И Мелоди обняла Джеймса за шею и запечатала ему рот поцелуем. В этот поцелуй она вложила всю свою страсть, пытаясь поскорее сломить его сопротивление, пока не сдали ее нервы.

Мелоди преуспела быстрее и успешнее, чем она могла ожидать. Джеймс стал целовать ее в ответ – без колебаний, без особой нежности, но в страстном порыве. Легко и плавно скользя руками по ее телу, Джеймс притягивал ее все сильнее к себе. Шелковистый бархатный халат распахнулся. Обнажившимся бедром она ощущала жар из камина, почти такой же горячий, как губы Джеймса, прижавшиеся к ее губам. Комната опрокинулась, и под головой ее оказался плед. Джеймс навис над нею, раздевая ее, касаясь ее. наслаждаясь ее открывающейся наготой. Мелоди видела, как ее собственные руки расстегивали пуговицу за пуговицей на его рубашке, как они скользнули по его обнаженным плечам, двинулись вниз исследовать его твердый, как ствол дерева, живот.