Любовь решает все сама - Харди Мелина - Страница 20

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – вывела он невероятно жалким голоском.

Джеймс глубоко вздохнул, как он сделал это пере, первым поцелуем. Вздох, который он позволил себе тогда в машине, как и теперь, выражал недоумение и отчаяние: он не понимал, как, черт побери все на свете, он ухитрился простую поездку в духе милосердия к попавшему в переделку отцу превратить в такое опасное предприятие, полное осложнений. Затем Джеймс придвинулся ближе, прижав ее бедра к стене кухонного шкафа. Если бы даже разум продолжал руководить поступками Мелоди, она не смогла бы ему не повиноваться и покинуть опасную зону. Джеймс загнал ее в ловушку.

Глава 6

Джеймс заговорил, бесстыдно пользуясь тем, что Мелоди как пленница была вынуждена его слушать.

– Ты, по моему мнению, заблуждаешься, считая, будто лучше всех знаешь, чего хотят люди, к пониманию которых ты и близко не подошла. Я также признаю, что моим первым движением, когда я услышал о происшествии с Сетом, было подать на тебя в суд, как и на всех других, кто связан с этим неумным сбором средств на бале-маскараде. Но это было сначала, до… – Джеймс остановился, облизнул губы и слегка встряхнул свою жертву. – Перестань смотреть на меня такими глазами, Мелоди, или я за себя не ручаюсь.

Но Мелоди ничего не могла поделать с собой. Низкие, ленивые перекаты его голоса заставляли ее наблюдать за ртом Джеймса; она была загипнотизирована движениями его губ, произносивших слова, зато содержание, смысл слов совершенно ускользали от ее понимания. В сущности, Джеймса можно охарактеризовать единственным словом – и речь не идет об «отвратительном», «наглом», «презренном», достаточно сказать, что он «сексуальный» Вот это слово.

Что бы он ни сделал, что ни говорил, все было пропитано сексом. Но самое невероятное – или самое опасное? – в нем то, что он или не знал этого, или не придавал этому значения. Он так старался не запутаться с Мелоди, что забывал о воздействии, какое он на нее оказывал.

И в этом таилась главная угроза. Чем чаше она виделась с ним, чем лучше его узнавала, тем глубже притягивала ее паутина очарования. Джеймс не принадлежал к тому типу мужчин, среди представителей которого Мелоди, по ее предположениям, могла бы найти своего избранника. Она не думала, что за такого, как он, могла бы когда-нибудь выйти замуж. С ее точки зрения, Джеймс не мог сыграть ни одной из жизненных ролей, которые импонировали бы ей. Но несмотря ни на что и даже несмотря на то, что он временами доводил ее до белого каления, Мелоди видела в нем единственного мужчину, который заинтриговал ее и был способен бросить ей вызов. Она знала, что скучать с ним не придется раньше, чем проживешь всю жизнь и еще кусочек загробной.

– А что ты можешь сделать мне, Джеймс? – мягко спросила Мелоди, продолжая смотреть на него «такими глазами».

Большие пальцы его рук скользнули по ее горлу вниз под халат. Они исследовали ключицы линию плеч. Джеймс прижал ее к себе так тесно, что у Мелоди не было ни малейших сомнений относительно того, что он хотел бы сделать и что произойдет, если он не будет отвечать за себя И она почувствовала в себе ответное желание которое всполошило ее. Она поспешила зажмуриться чтобы глаза не выдали ее.

– Я могу поцеловать тебя, – пригрозил он, дыни ей в лицо, – а потом и овладеть тобой прямо здесь, на полу кухни.

Мелоди была шокирована не столько смыслом сказанного, сколько гневом, прозвучавшим при этом. Глаза ее широко раскрылись, она воскликнула, но так словно отвечала шуткой на шутку:

– Нет, на полу – нет!

– Тогда открывай чертову банку с фасолью и прекращай играть в игрушки.

Игрушки, возмутилась Мелоди. В жизни она никогда не была серьезнее.

– Я не играю, – запротестовала она. Джеймс отодвинулся, и вместо его тепла ее объял холод. – Нет, ты играешь. Ты изображаешь гранд-даму забавляющуюся с чувствами неотесанного деревенского парня. Что ж, можешь не бояться. Я тебе уже говорил, что не собираюсь подавать в суд. Если бы ты осталась вчера в студии, выслушала меня и не летела сломя голову, я бы все рассказал на глазах у половина жителей этого маленького фешенебельного городка И когда зануда-Хеллерман мог бы помолчать, а я бы ушел из его закосневшей в грехах телевизионной стуши, так и не загоревшись желанием дать ему в морду.

– Ах, значит, я виновата, что ты не умеешь держать себя в руках?

Раздался новый горестный вздох.

– Моя дорогая леди, если бы это была моя единенная жалоба на вас, то я пригласил бы вас поехать поужинать со мною. Однако реальность подсказывает, что, пожалуй, самое разумное для меня сейчас будет убраться побыстрее из твоей кухни и оставить тебя одиночестве наслаждаться фасолью в томате на поджаренных хлебцах.

Ни за что на свете Мелоди не показала бы, как ей хотелось, чтобы Джеймс остался.

– Тем лучше, – сказала она надменно. – Фасоли все равно не хватило бы на двоих.

– А ты, вероятно, не привыкла делиться, – поставил точку Джеймс, отразив атаку.

Он вышел из главного подъезда, в течение каких-то секунд дошагал до своей машины, завел мотор, моментально включил скорость и поспешил умчаться, пока не передумал.

Ему не верилось, что он снова едва не сорвался. Еще минутка, еще один вздох, и он поцеловал бы ее. И если она думает, что он шутил, сказав, что готов заняться с ней любовью прямо на кухонном полу, значит, она не способна распознать человека, сорвавшегося с цепи, и ее нельзя выпускать на улицу одну.

Нет, поправил себя Джеймс, он занимался бы с нею не любовью, а сексом. И не больше. Дьявольщина! Ему надо было бы родиться неполноценным, чтобы не возбудиться от ее прелестей, которые он видел под тесно облегающим куцым халатиком, то распахивавшимся, разжигая его аппетит, то запахивавшимся, прежде чем он мог этот аппетит удовлетворить.

Ей повезло, что она хранит свой запас вин к столу на видном месте. Рыцарское поведение Джеймса объяснялось больше тем, что он увидел, чем его благородством. А увидел он множество бутылок дорогостоящего шампанского. Он не сомневался, что нашел бы шампанское и в холодильнике, если бы посмотрел. И, возможно, к тому же пару ящиков в шкафах – на всякий пожарный случай.

Мелоди, наверное, рассмеялась бы, расскажи он ей о впечатлении, произведенном на него этими элегантными зелеными бутылками при золотых воротничках. Он же напомнил бы ей, как она сказала, что купалась бы в шампанском, будь ее воля. Это своевременное напоминание о том, что он и она принадлежат разным мирам.

Неважно, что он устроил свою жизнь не так, как его собратья, и теперь вращался в высшем обществе. Это не меняло того факта, что у Мелоди родословная длиной в милю. Джеймс достаточно повидал, чтобы знать, что простая красная кровь плохо смешивается с аристократической голубой. Школа жизни началась в детстве. Ему стукнуло двенадцать, и он получил свое первое рабочее место – разносчика в одной из фирм, торгующих бакалейными товарами. Хозяйка какого-то дома задала ему вопрос: «Ты не придумал ничего умнее, как звонить в парадную дверь? – На лице леди было написано страдание. – Пользуйся дверью для прислуги в следующий раз»… Джеймс включил радио и сразу же выключил, как только узнал мотив, звучавший в эфире. Песня «Глаза ангела» могла быть написана для Мелоди Верс. По правде говоря, такие глаза, как у нее, должны быть поставлены вне закона. Они вызывали у него желание погрузиться в их нежную бархатную глубину, в то время как его мозг и тело предавались бы сладострастным мечтам.

Большим усилием воли он заставил себя переключиться на более продуктивные проблемы. Что, например, делать с Сетом в ближайшие недели? Хорошая новость состояла в том, что старика выпускают из больницы; плохая – в том, что он по меньшей мере на месяц нуждается в постоянной сиделке. А без сиделки ему не обойтись, пока он не научится ходить на костылях.

Были, правда, и другие возможности. Во-первых, Сет может пользоваться инвалидной коляской. Во-вторых, он мог бы согласиться на визиты профессиональной медсестры, которая приходила бы каждый день в течение нескольких недель. Но Сет есть Сет и он сопротивлялся, не хотел смириться с коляской, а на второе предложение наложил свое вето. Тем самым отец не оставлял Джеймсу иного выбора, кроме как продлить свое пребывание в Порт-Армстронге. Самым неприятным было то, что ему придется переехать в отцовский дом, а это приведет к частым ожесточенным стычкам, потому что они не могли пробыть и пяти минут в одной комнате, чтобы не разругаться. Только Господу Богу известно, что начнется, когда они станут жить под одной крышей.