Меж мирами скользящий - Сухов Александр Евгеньевич - Страница 56

В том, что большую часть трудившихся на плантации рабочих составляют местные индейцы догадаться было несложно, поскольку между собой они общались на весьма специфической смеси испанского и какого-то незнакомого мне гортанного диалекта. Впрочем, доля испанского в разговорной речи сборщиков листьев все-таки превалировала, поэтому для меня не составляло особого труда быть в курсе того, о чем они так оживленно беседовали. Пересуды эти касались в основном банальной бытовухи: кто-то с кем-то украдкой переспал и теперь азартно рассказывал своему близкому другу о пережитом сексуальном приключении; кто-то перебрал вчера пива и с больной головой сетовал на бездарно потраченные песо и время; кто-то вовсю смаковал недавнюю драку между Педро и Хуаном, по всей видимости, самыми крутыми парнями в округе. Лишь один раз кто-то из рабочих мельком упомянул о каких-то захваченных в плен «белых гринго», а также о том, что этому каналье и бездельнику Альваресу и прочей банде вооруженных головорезов будет чем заняться. Житейские проблемы аборигенов меня особенно не волновали, а вот информация о том, что какой-то Альварес, по всей видимости, начальник местной службы безопасности, держит в плену людей, мне не понравилась.

Пробираясь вдоль кромки леса, я старался поторапливаться и вместе с тем внимательно всматривался под ноги на предмет обнаружения замаскированных мин и растяжек. На мое счастье ни одного сюрприза мне больше не встретилось.

О том, что я приближаюсь непосредственно к эпицентру событий несложно было догадаться по громким восторженным возгласам, исторгаемым лужеными мужскими глотками и визгливым женским воплям. Подобравшись к самому краю леса, я использовал для маскировки растущий на опушке особняком раскидистый куст коки. После чего осторожно высунул нос из укрытия. Местечко для наблюдения я выбрал отменное — отсюда прекрасно просматривалась большая часть лагеря, а также все, что там творилось.

Эта часть освобожденного от дикой сельвы пространства не была занята ровными рядами коки. Здесь располагалась промышленная зона. Повсюду на разложенной прямо на земле ткани сушились листья коки. Тут же под навесом стояли весы, а рядом гора еще зеленых только что сорванных листьев. Резкий запах керосина и разбросанная повсюду бочковая тара собственно из-под керосина, а также серной кислоты и негашеной извести, однозначно свидетельствовали о том, что первичная переработка сушеного листа в кокаиновую пасту осуществляется где-то неподалеку. Иначе оно и не могло быть, присмотревшись повнимательнее, я заметил чуть поодаль вырытую в земле яму, а за ней другую, стенки и дно их были выложены полиэтиленовой пленкой. Ямы были под завязку набиты вымачивающимися в керосине листьями.

«Поразительно, — подумал я, — многие тысячелетия местные индейцы без особого ущерба для своего здоровья жевали и продолжают жевать листья коки. Пришли европейцы и, доведя процесс до совершенства, поставили его на промышленные рельсы».

Конечно же я осуждал тех, кто придумал извлекать прибыль подобным образом, однако поневоле восхищался предприимчивостью землян их способностью замечать выгоду там, где ни один мой соотечественник не был способен ее рассмотреть, будь на его носу хоть пять пар очков. Именно по этой причине мы с Учителем и опасались преждевременного широкомасштабного контакта местных жителей с обитателями Межмирья…

В шагах пятидесяти от моего куста под кронами раскидистых деревьев находился приличных размеров дощатый барак, а между строением и мной стояла толпа бородатых типов крайне неопрятного вида, обмундированных в полевую армейскую форму армии США, только без знаков различия. Группа насчитывала не менее двух десятков человек. На плече у каждого висел либо русский АК, либо американская автоматическая винтовка М16. Кроме того, все они были вооружены традиционным в этих местах мачете, а у некоторых на поясах висели еще и пистолетные кобуры, вряд ли пустые.

Двадцать два человека — автоматически сосчитал я поголовье потенциального противника. В том, что эти парни в самом ближайшем времени станут уже не потенциальным а реальным противником я не сомневался, поскольку то, что происходило на поляне мне ужасно не понравилось.

В стороне от обшей группы возбужденно галдящих бородачей я заметил пять вкопанных в землю столбов. К трем из них были привязаны двое мужчин и совсем еще юная особа женского пола.

Первый мужчина был довольно пожилым человеком в очках весьма респектабельной наружности. Одет он был в легкие шорты и мешковатую рубаху и обут в сандалии на босу ногу. Стоя у столба он с откровенным ужасом молча взирал на бандитов.

Второй — еще молодой юноша обмундированный в форму неизвестного мне образца, находился при смерти. И не мудрено — его изрядно изодранные рубаха и брюки были практически сплошь залиты кровью, а на земле под его ногами темнело приличных размеров пятно, о происхождении которого несложно было догадаться. Мало того, рядом с юношей стоял огромного роста детина лет двадцати пяти или тридцати и время от времени на потеху немногочисленных зрителей втыкал в тело пленника острое жало стилета, кажущегося миниатюрным в медвежьих лапах гиганта. Истязаемый находился в глубоком обмороке, но несмотря на это его тело болезненно дергалось при каждом новом уколе.

Как уже упоминалось, третьей в компании пленных была молодая девушка. Стройная, белокурая, с огромными (вовсе не от страха) синими глазищами, правильными чертами лица, высокой грудью и эффектной фигурой — все в моем вкусе. Вообще-то догадаться о том, что девушка вовсе не уродина мне позволил лишь мой исключительно богатый опыт общения с противоположным полом — в данный момент красивое лицо дивы было изрядно перемазано грязью, отчего не казалось уж очень красивым. Кроме того, нежные девичьи губки извергали на головы мучителей водопады отборнейшего мата на испанском, английском и (что очень удивило меня) на русском языках. Справедливости ради нужно отметить, что витиеватость ее оскорбительных фраз совершенно не задевала бородачей, в ответ они лишь весело щерились, демонстрируя всему свету ослепительно белые от постоянного жевания листьев коки зубы.

Дикая забава с практически обескровленным юношей меня не то чтобы потрясла — проведению пыточных мероприятий мастером Стамбом был посвящен целый курс. При определенных обстоятельствах я и сам вполне мог бы содрать кожу с пленного или поджарить его живьем на медленном огне — на войне, как на войне. Но если тот не упорствует и охотно отвечает на вопросы, надобность в пытках отпадает. В данном случае никакого допроса не было, просто одуревшие от скуки и наркотиков парни коротали свободное время, которого у них здесь похоже было хоть отбавляй.

Вскоре народу надоело бесплодное тыканье ножичком потерявшего сознание юноши, и в толпе зрителей начали раздаваться недовольные голоса:

— Оставь парня, Альварес, он и так уже практически труп.

— Давай лучше девку пропустим пару раз по кругу. Чего с ней цацкаться?

— Удовольствие доставим барышне, чтоб не верещала на всю округу.

На что громила по имени Альварес, похоже уже не первый раз, лениво отвечал:

— Хозяин приказал профессора и девку не трогать до его прибытия. Если тебе, Хуанито, тебе, Мигель, или еще кому-нибудь надоело таскать на плечах ваши тупые головы, мне моя очень даже дорога, и терять ее по собственной глупости я не собираюсь. Если кто-то не помнит, какая незавидная участь постигла несчастного Моралеса, милости прошу прогуляться до ближайшего муравейника и вдоволь налюбоваться его обглоданными косточками. А ведь парень лишь не подумавши вякнул в пику боссу.

При одном упоминании о неведомом мне хозяине толпа зевак как-то стушевалась, притихла.

— Во-во, — криво усмехнулся громила и в сердцах ткнул привязанного к столбу парнишку ножом в икроножную мышцу сильнее, чем обычно.

От невыносимой боли молодой человек пришел в себя и, обведя укоризненным взглядом толпу мучителей, хотел что-то сказать. Однако сил у него хватило лишь на то, чтобы промычать что-то неразборчивое. После чего взор юноши вновь затуманился, и голова упала на грудь.