Белое чудо - Масс Анна Владимировна - Страница 6

После дождей тропинка становилась скользкой, и однажды, совершая свой обычный «променад» к дому отдыха, Рита поскользнулась и чуть не упала. И вот из-за того только, что она чуть не упала, Алеша взял лопату и вырубил по всей тропинке широкие ступени. Овраг сразу потерял свой прежний необитаемый вид, стал каким-то прилизанным. Ступеньками я принципиально не пользовалась, спускалась и поднималась сбоку, по траве, даже после дождя, когда трава была мокрая. А лопату с обломанным черенком, которую Алеша забыл в овраге — или оставил нарочно, чтобы подновлять ступеньки, — я забросила в кусты.

В общем, моя нынешняя жизнь, несмотря на одиночество, имеет некоторые преимущества перед прежней, лагерной жизнью. Я могу купаться где хочу. Могу переплыть речку — она неширокая, но у того берега глубина с головкой, поэтому в лагере нам запрещалось плавать на ту сторону. На том берегу густейшие заросли спелой малины. Правда, тут полно и крапивы, а я в купальнике, и стебли крапивы попадаются выше моего роста. Но болезненны только первые два-три ожога, а потом ничего.

Наевшись малины, я выхожу из зарослей, ложусь на теплый солнечный пригорок, где среди нескошенной, слегка уже увядшей травы краснеют листики земляники. Грустная ягода никнет под собственной перезрелой тяжестью. Мне жаль эту ягоду. Ведь не для того она наливалась соком, чтобы, перезрев, упасть и сгнить на земле.

Стебелек радостно подпрыгнул вверх, когда я сняла с него тяжелую, исчерна-красную земляничку, оставившую во рту несравненный вкус августовского лета.

...Лежа на животе, я разглядываю травинки, весь зтот крохотный и огромный мир, который мы топчем своими ногами. Мне хочется в этот момент стать маленькой и невесомой, потому что и под моей тяжестью страдает этот мир и я ничем не могу ему помочь.

Я переворачиваюсь на спину, и надо мной другой мир — огромный, голубой и белый, далекий-далекий. Какие-то слова и строчки возникают в моей голове — это еще не стихи, но это как бы предчувствие стихов. И тревожное ощущение охватывает меня, словно я вот. сейчас, в эту минуту, остановилась перед тайной.

Укус муравья возвращает меня к действительности. Я тру укушенную ногу и вдруг вспоминаю, что давно уже настало время обеда, а я забыла о своей обязанности — не принесла из дома отдыха судков, и, значит, послали Алешу, да еще наверняка настропалили его против меня, что вот шляюсь неизвестно где, а им приходится волноваться.

Я бегу, натянув сарафан на влажный купальник. Бегу через поле, через овраг, в котором Алеша прорубил ступеньки для своей «котички», и меня заранее разбирает досада при мысли, что увижу сейчас постную рожу Ядвиги Васильевны и недовольное Ритино лицо.

Но, уже подходя к дому, я поняла, что никакой ругани не будет. Приехали гости! Алешин школьный товарищ Боря с женой Катей, про которую я только слышала, а видела в первый раз. Она мне сразу понравилась. Высокая — выше Бори, — худенькая, коротко стриженная, она держалась как мальчишка — резковато и независимо. А Боря за то время, что я его не видела, слегка растолстел и отпустил усы кончиками вниз. Боря — художник, иллюстрирует детские книжки, у нас уже три книжки с его рисунками и с дарственными надписями. Рисунки, по-моему, замечательные. И Катя тоже художница, но ее рисунков я еще не видела.

— Кто бежит! — закричал Боря, раскрывая объятия мне навстречу. — Иль это только снится мне?

Он обхватил меня одной рукой, приподнял и сделал оборот вокруг собственной оси. Потом поставил на землю, отступил на шаг и поглядел на меня, приложив ладонь козырьком к глазам.

— Все правильно! — сообщил он. — Все идет по четкому графику. Когда мы с тобой виделись в последний раз? Зимой? Точно, зимой. Ты была тогда ни бэ, ни мэ, ни кукареку. А теперь что-то такое из тебя вылупляется. Ей-богу. Вот познакомься с моей супругой Катькой.

«Супруга Катька» пожала мне руку и спросила:

— А речка далеко?

— Близко.

— После обеда пошли на речку?

— Пошли! — с готовностью согласилась я.

Ядвига Васильевна с любезной улыбкой накрывала на стол. Рита ей помогала.

— Что же ты опаздываешь? — мягко заметила она. — Пришлось Алеше с Егором идти за обедом.

— И Егор приехал? Вот здорово!

В тот же момент я увидела Алешу и Егора. Они шли со стороны дома отдыха.

— Салют! — сказал мне Егор.

— Салют! — ответила я. — А почему ты не в военной форме?

— А что, так я тебе не нравлюсь?

— Почему, нравишься, — сказала я и смутилась.

— Нет, ты честно скажи. Режь, не бойся. Если в штатском я для тебя недостаточно красив, то я поеду переоденусь в парадную форму.

Егор говорил очень серьезно, даже с беспокойством, поэтому было еще смешнее.

До чего же я была рада! Только сейчас я почувствовала, как соскучилась по веселой компании, как это все-таки тоскливо — проводить дни в одиночестве.

У крыльца валялся рюкзак с прислоненной к нему Бориной гитарой и толстый оранжевый рулон — свернутая палатка. Это значит, что вечером мы будем жечь костер, а потом гости останутся ночевать, и завтра я опять целый день буду с ними!

Но кажется, больше, чем я, радовался Алеша. Я уж и не помню, когда в последний раз видела его таким счастливым.

— Старик, ты похудел, — сказал Боря, — женитьба тебе не в пользу. Бери пример с меня. — И он самодовольно похлопал себя по животу.

— А потому что он меня не слушает! — сказала Рита. — Я ему все время говорю: отдохни, отдохни! А он как ошалел со своей работой. У него ум за разум скоро зайдет.

— Слышишь, что жена говорит? — строго спросил Боря.

Я подумала: услышал бы он разговор о сапогах за сто двадцать рэ — понял бы, что к чему.

— Все! — решительно сказал Алеша. — Полный отдых! К черту! Устал как собака.

Егор развязал рюкзак и передавал Рите привезенные продукты: сыр, шпроты, пучки лука и свежей редиски, три маленькие желтые дыньки, белые батоны. Впервые за столом было очень весело. Мне хотелось, чтобы этот обед подольше не кончался. Но он кончился, а праздничное настроение осталось. Боря сбегал к колодцу за водой, все вместе как-то быстро и незаметно всё убрали, вымыли посуду и отправились на речку. Ядвигу Васильевну из вежливости тоже пригласили, но она сказала, что хочет подремать после обеда, против чего, конечно, никто не стал возражать.

На обочине дороги валялась покрышка от колеса — я сколько раз проходила мимо нее, не обращая внимания. Но Боря, увидев эту старую покрышку, очень обрадовался, выкатил ее на дорогу, и оказалось, что эта никому не нужная штука при наличии фантазии может доставить массу удовольствия. Боря пытался ехать на ней верхом и даже стоя, перебирая ногами и балансируя. У него это не получалось, он падал, а Егор и Алеша отпускали шуточки по поводу Бориной медвежьей грациозности. Так и прикатили круг на речку. А уж на речке он оказался просто как нельзя кстати. Его торжественно спустили на воду и стали изображать, будто это корабль, а Егор — адмирал.

— На абордаж! — кричал Боря, и они с Алешей пытались выпихнуть Егора из колеса, а тот сопротивлялся — я просто визжала от смеха, глядя на их возню.

Рита села на полотенце и стала смотреть на купающихся. Я уж Риту достаточно изучила и видела: она недовольна тем, что никто не обращает на нее внимания. Она привыкла быть в центре, а тут о ней вроде все забыли.

Через некоторое время, наигравшись, все вышли на берег.

Алеша сказал:

— Эх, ребята, завидую вам! Мне бы тоже в палатку... Вспомнить былое.

— Что значит — завидуешь? — сказал Боря. — А вы разве не останетесь?

Алеша нерешительно посмотрел на Риту:

— Котичка, как ты на это?

— Ну, если это общее желание... — начала Рита и выразительно взглянула на Егора.

— Насильно никого не удерживаем, — сказал Егор.

Рита засмеялась, а глаза у нее стали злые — ну точно Ядвига Васильевна, только моложе.

— Лично я не вижу никакой радости спать в палатке, — сказала она. — Да и Лешке ни к чему.