Белое чудо - Масс Анна Владимировна - Страница 5

— Потому что футбол — игра для дураков!

— Ну и воображала! — возмутились девочки. — «Игра для дураков»! Сама дура!

— Почему для дураков? — спросил Саша.

Надя закрыла книгу и положила ногу на ногу. Она была очень самоуверенная. Но — красивая, ничего не скажешь. Саша смотрел на нее восхищенно и чуть-чуть даже испуганно. А она молчала.

— Хоть поболеть придешь за нас?

— Нет! — презрительно бросила она.

«Он ушел, спокойный и суровый, головою гордой не поник... Он даже не взглянул на меня. А зачем ему на меня смотреть? В столовой насмотрелся.

Я улыбалась. Уголки моих губ норовили опуститься, но я усилием воли приподнимала их. Про такую улыбку, наверно, говорят: «дрожащая». Мне стало все равно, выиграет наша команда или проиграет. Я встала, потянулась и медленно направилась к просеке, которая вела в деревню. Когда деревья скрыли меня, я побежала.

...Снова, как полчаса назад, сидела я на березе, в развилке между двумя ветками. Но куда оно девалось — чувство легкости, свободы, счастливой бездумности? Комок стоял в груди, и было мучительно вспомнить, как Саша даже не посмотрел на меня.

Но ведь никто ничего не заметил! Ну и что из того? Я-то знаю. Я теперь все поняла. Тетя Нина сказала, что я похорошела, из жалости! Ничего я не похорошела.

Я откинулась на ветках и стала смотреть в небо. Облака уплыли — белые далекие бриги. Звенели и кусались комары.

— Девушка!..

Я вздрогнула и обернулась. Наверху, у спуска в овраг, стоял мужчина с двумя авоськами в одной руке. Свободной рукой он отмахивался от комаров и вытирал платком по-городскому бледное лицо.

— Извините, пожалуйста... Как мне до деревни Дровнино добраться?

— Через овраг, а потом через поле, — ответила я.

— Далеко?

— Нет, минут десять.

— Да? — обрадовался мужчина. — Значит, говорите, прямо через поле? Никуда не сворачивать? Ну, спасибо, девушка.

Он пересек овраг и, отдуваясь, скрылся за деревьями. А я с изумлением смотрела ему вслед. Он сказал: «Девушка»!

И вдруг комок в груди растаял и вместе с облегчением пришло удивительное чувство:

Я — девушка?!

Ловушка

Я лежу на высокой деревянной кровати и сквозь маленькое окошко вижу ночную деревенскую улицу и контуры леса через дорогу. Я — дачница. Какое скучное слово. Но ничего не поделаешь. Лагерная смена кончилась, а впереди еще целый месяц каникул. Мой брат со своей женой Ритой и ее мамой сняли дачу в деревне, в десяти минутах ходьбы от бывшего лагеря, и я прямо из лагеря перешла на новое местожительство. Теперь на месте лагеря — дом отдыха.

Хозяйка нашей избы уехала в город к сыну. У нас две комнатки, перегороженные фанерной стенкой, не доходящей до потолка, и просторная кухня, где спит Ядвига Васильевна, Ритина мама. Едим мы на крылечке.

Ядвига Васильевна всем недовольна. Ее раздражает, что меня посадили на ее шею, что мы не достали путевок в дом отдыха и вынуждены жить в деревне и ходить в столовую с судками. Впрочем, в столовую с судками хожу я. На отдыхающих из дома отдыха, которые приходят в деревню покупать молоко и черную смородину, Ядвига Васильевна смотрит с завистливым высокомерием.

Алеша за перегородкой негромко декламирует:

— Я сегодня сидел-сидел над статьей — застопорило что-то. Открыл Заболоцкого. До чего же здорово!

Рита хвастается перед подругами, что Алеше звонят из редакций, что его статья была напечатана в журнале «Литературное обозрение» и там ему заказали еще одну статью. Что на кафедре он — видная фигура, что он скоро защитит кандидатскую диссертацию.

Подруги Вавочка и Таточка, тоже дачницы, приходят к Рите и ее маме поболтать. Они могут болтать часами, и в их речи часто мелькают слова: первый муж, второй муж, третья жена, разошлись, сошлись, оставил ей квартиру...

— «Человеческий шорох травы»! Как это сказано, Рита, а?.. С ума можно сойти!

— Слушай, — деловитый голос Риты. — В Михайловском магазинчик есть промтоварный. Там те самые сапожки.

— Какие?

— Ну те. Помнишь, я зимой гонялась? Австрийские на меху. За сто двадцать рэ. А тут прямо так стоят, и никто не берет.

— Но, котичка, у нас сейчас нет ста двадцати рэ.

— А если ты у предков займешь?

— Я не знаю... Неудобно...

— Ну, Лешк!.. Ну, подумаешь, неудобно — у собственных предков занять! За статью получишь — отдадим.

— Статью напечатают не раньше декабря...

— Ну, Лешк! Ну, скажи, в счет моего дня рождения. Пусть это будет их подарок. А ко дню рождения тогда уж ничего не надо.

— Котичка, но ведь это большая сумма. Они на юг собираются. Неудобно.

Молчание. Скрипнула кровать. Ритин обиженный голос:

— Уйди.

— Ритуль!

— Не подлизывайся.

— Ну, котичка!

— Попросишь? В счет дня рождения?

— Попрошу.

Тряпка он все-таки, мой брат, но я его отчасти понимаю: он был всегда очень не уверен в себе, страдал из-за своего небольшого роста, небогатырского сложения, а тут — такая красавица!

Когда Рита идет по улице, многие оборачиваются ей вслед. Мне иногда удивительно, как она могла полюбить моего брата. За ней ведь ухаживал Егор, Алешин друг, а она предпочла Алешу, хотя Егор, в смысле внешности, гораздо интереснее.

Она после техникума работает в архитектурной мастерской, между прочим, хорошо работает: ее фотография висит на доске Почета. Этой зимой, перед Новым годом, она нарядилась Снегурочкой и вместе с Дедом Морозом, своим сослуживцем, приходила к детям сотрудников, раздавала подарки. Это у них так заведено на работе. Дети в нее все просто перевлюблялись, а на работе ей объявили благодарность. Она умеет быть и приветливой и обаятельной, когда захочет.

И всегда вокруг нее все сверкает чистотой. Из пустячных предметов — ящичков, досочек, тряпочек — она умеет сотворить такое, что все ахают. Она и шить умеет, охотно обшивает своих подруг. У нас много лет валялись без применения разноцветные моточки шерсти — остатки. Маму они раздражали, она даже подумывала, не выбросить ли их — вязать она не умеет, мотки остались еще от бабушки. Рита однажды обнаружила эти мотки в пакете с нафталином и связала мне ко дню рождения такой красивый свитер, что, когда я его надеваю, все обращают внимание.

Нет, конечно, я могу понять Алешу.

Но иногда мне кажется, что Рита Алешу и не любит вовсе. Что он для нее всего лишь «перспективный муж». Это слово — «перспективный» — она часто повторяет. В перспективе не только кандидатская, но и докторская диссертация. В перспективе кооперативная квартира, машина и общество ученых, в котором Рита будет блистать.

А Алеша? Он работает, работает с каким-то ожесточением. Раз в неделю он ездит в город — ведет литературный кружок в Доме культуры машиностроительного завода. Он переводит с английского рефераты для Института научной и технической информации. И потом — статьи и диссертация.

Он не замечает в Рите никаких недостатков, потому что влюблен в нее, она для него — все на свете.

Для Риты он испортил мой овраг. Этот овраг лежал между домом отдыха и деревней — глубокий, с крутой тропинкой, по сторонам которой разросся ольховый кустарник. Об этой тропинке мало кто знал, дачники ходили прямой дорогой, через мост. И я сама сделала эту глупость — показала ее Рите.