Жемчужина востока - Хаггард Генри Райдер - Страница 12

Всадник обратился к ним с просьбой показать ему дорогу. Женщины согласились, тогда офицер, отдав своему отряду приказание, пошел рядом с Мириам, по дороге расспрашивая ее об ессеях, их жизни и пр.

На вид ему было лет не более 23-х или 24-х. Роста он был выше среднего, стройный, но крепко и красиво сложенный, живой и энергичный в своих жестах и движениях. Его густые темно-каштановые волосы, коротко остриженные, вились крутыми кольцами, сквозь золотистый загар просвечивала кожа, тонкая и нежная, а большие серые глаза, расставленные несколько далеко друг от друга, смотрели смело, открыто из-под резких, энергичных черных бровей, придававших его лицу выражение твердости и решимости.

Красиво очерченный, несколько большой рот, украшенный двойным рядом ровных белых зубов, видневшихся, когда он улыбался, и слегка выдающийся, чисто выбритый подбородок дополняли его лицо. Он производил впечатление смелого воина, человека, привыкшего повелевать, но при этом великодушного и добросердечного.

С первого же взгляда он понравился Мириам, понравился больше, чем кто-либо из молодых людей, которых она видела до сих пор, да и несравненно больше Халева, ее товарища детства.

Покончив с распоряжениями, римлянин рекомендовался девушке:

– Я – Марк, – говорил он, – сын Эмилия, имя которого было известно Риму в его время. Я же только могу надеяться, что, быть может, и мое станет тоже со временем известно, пока же я ничем не могу похвалиться перед тобой, разве только дядюшке моему Каю вздумается умереть и оставить мне свои громадные богатства, выжатые им из испанцев. Пока я – простой центурион (сотник), под начальством достопочтенного и высокочтимого прокуратора Иудеи, благородного Альбина! – добавил Марк с оттенком сарказма в голосе. – В настоящее время я послан расследовать дело по обвинению ваших уважаемых покровителей ессеев в убийстве или в соучастии в убийстве одного недостойного еврея, который, в числе других, был послан сюда ограбить житницы этой общины! Теперь я желал бы услышать что-нибудь и о тебе, прекрасная госпожа!

Мириам с минуту молчала в нерешимости, не зная, следует ли ей быть столь откровенной с мало знакомым ей человеком. Нехушта же, которой казалось, что молодой римлянин – человек влиятельный и сильный здесь, в Иудее, заслуживает полного доверия, отвечала за свою молодую госпожу:

– Девушка эта, которую ты видишь, господин, моя госпожа, единственное дитя высокорожденного греко-сирианина Дэмаса и благородной супруги его, Рахили, дочери богатейшего купца в Тире, знатного еврея Бенони!

– Бенони! Я знавал его в Тире, где до последнего времени было мое место служения, – произнес Марк. – Я не раз обедал за его столом. Это заядлый еврей и, как утверждают, зилот, богаче его нет купца в Тире, не считая Амрама финикиянина!

– Отец госпожи моей умер в амфитеатре Берита (Berytus), а мать умерла родами!

– В амфитеатре? – воскликнул молодой римлянин. – Разве он был злодеем или преступником?

– Нет, господин, – вмешалась Мириам, – он был христианином!

– Христианином! – повторил Марк. – О христианах говорят много дурного, но я знаю о них только то, что они несколько мечтатели в своих воззрениях. Однако, если я не ошибаюсь, ты сказала мне, госпожа, что принадлежала к общине ессеев?

– Я – христианка, как мой отец и мать, но нашла приют у ессеев, и они не пытались уклонить меня от той веры, в которую я была крещена ребенком!

– Это дело опасное – быть христианкой! – заметил ее собеседник.

– Пусть так! Меня ничто не пугает! – ответила Мириам. – Я готова на все!

– Господин, – вмешалась теперь Нехушта, – быть может, госпожа моя и я сказали тебе больше, чем надо было тебе знать. Но мы доверяем тебе и, хотя ты ведешь дружбу с Бенони, все же надеемся, что ты сохранишь в тайне все, что мы тебе сказали, и не откроешь ему убежище его внучки!

– Вы не напрасно оказали мне доверие! Но обидно, что все его богатства, которые по праву принадлежат его внучке, пропадут задаром!

– Высокое положение и богатство еще не все, господин, свобода личности и свобода веры больше значат, а моя госпожа ни в чем здесь не нуждается. Теперь я сказала тебе все, господин! – докончила Нехушта.

– Не совсем все, ты не сказала мне имени твоей госпожи! – возразил молодой римлянин.

– Ее зовут Мириам!

– Мириам, – повторил он, – это красивое и милое имя. А вот уж видно и селение! Это оно и есть?

– Да, господин, это селение ессеев, – сказала Мириам, – вот их зала совета, это большое здание, которое ты видишь там, а это странноприимный дом…

– А этот домик, что стоит так особняком от других? – спросил Марк.

– Это, господин, наш домик, там живем мы с Нехуштой!

– Я угадал! Этот прекрасный садик, казалось, мог принадлежать только женщинам!

Тем временем они подходили к селению. Марк шел подле молодой девушки, ведя лошадь в поводу за собой и удивляясь, что эта полуеврейская девушка так свободно отвечала на все его вопросы, как любая египтянка, римлянка или гречанка.

Вдруг из кустов справа выступил на дорогу Халев и остановился как раз перед ними.

– А, друг Халев, – сказала Мириам, – вот этот римский сотник Марк прибыл сюда посетить кураторов! Проводи его и его воинов в залу совета, да предупреди дядю моего Итиэля и других о его прибытии. Нам же с Нехуштой пора домой!

– Римляне всегда прокладывали сами себе дорогу, они не имеют надобности, чтобы еврей указывал им путь! – мрачно проговорил Халев и снова скрылся в кустах по другую сторону дороги.

– Друг твой, госпожа, не приветлив, – сказал Марк, провожая его глазами, – недобрый у него вид. Если кто-либо из ессеев мог совершить тот поступок, кажется, что только он!

– Этот мальчик никогда еще не убил даже крупной хищной птицы! – сказала Нехушта.

– Халев не любит чужих людей! – заметила, как бы извиняя его, Мириам.

– Я это вижу и, признаюсь, также не люблю этого Халева!

– Пойдем, Нехушта, – сказала Мириам, – вот наша дорога, а тебе, господин, с твоими людьми надо идти вон туда! Прощай!

– Прощай, госпожа, спасибо тебе, что указала мне путь! – отвечал Марк и пошел указанной ему дорогой.

Домик, отведенный ессеями Мириам и ее пестунье Нехуште, находился на краю селения подле странноприимного дома и был даже построен на земле этого последнего, но, конечно, отделен от него широкой канавой и довольно высокой живою изгородью из гранатовых кустов, обвешанных в это время года своими золотисто-красными плодами. Гуляя с Нехуштой вечером в своем садике, Мириам услыхала знакомый голос дяди своего Итиэля, окликавший ее из-за изгороди.

– Что тебе угодно, дядя? – спросила Мириам.

– Я хотел только предупредить тебя, дитя мое, что благородный Марк, римский центурион, будет жить в странноприимном доме все время, пока пожелает быть нашим гостем!

А потому не пугайся, если ты увидишь или услышишь, что в этом саду или дворе ходят воины. Я буду жить здесь все это время, чтобы заботиться о нашем госте, который, как мне кажется, для римлянина весьма вежливый и приятный человек!

– Я ничуть не боюсь его, дядя, – сказала девушка, – мы с Нехуштой уже успели познакомиться с этим римским центурионом сегодня утром! – И она, слегка краснея, рассказала о своей встрече с Марком на Иерихонской дороге.

– Ну, спокойной ночи, дитя мое, – проговорил старик, – завтра мы с тобою увидимся, а теперь пора на покой!

Мириам послушно вернулась в свою горницу и легла спать. Во сне все время снился ей молодой римский сотник.

Встав поутру, Мириам принялась за свое любимое занятие – лепку из глины. Ваяние давалось ей легко, так как она от природы имела дарование, и работы ее возбуждали всеобщее удивление путешественников, заглядывавших в селение ессеев, находя всегда покупателей. Деньги, вырученные за эти работы, шли на поддержку бедных. Мастерскою служил небольшой тростниковый навес в саду у стены, где Мириам ежедневно проводила по нескольку часов, и куда заходил ее старый учитель, теперь уже весьма преклонных лет старец. Под его руководством Мириам исполнила несколько художественных вещей из мрамора и теперь работала над мраморным бюстом дяди своего Итиэля в натуральную величину из обломка старой мраморной колонны, привезенной из развалин одного дворца близ Иерихона. Нехушта прислуживала ей.