Мудрость палача - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 54

День тринадцатый. Москва. Четверг. 5 июля.

Они сидели в кабинете Тимакина уже второй час. Самедов не стал уходить. Он остался, ожидая решения Бориса Макаровича. Тот, в свою очередь, не стал настаивать, чтобы его неприятный гость покинул больницу, понимая, что это может сослужить дурную службу несчастной Элле. Тимакин надеялся выиграть время и уговорить Самедова отпустить женщину, чтобы затем найти какой-нибудь способ передать раненого в милицию. Другого шанса на спасение Саида он не видел.

Но и Самедов понимал, что Борис Макарович тянет время, понимал он и то, что деваться тому некуда, поэтому терпеливо ждал, когда Тимакин решится сдать им раненого. Он успел услышать в трубке крик Эллы, который ударил его по нервам.

– Борис Макарович, дорогой, – кричала она, – вызовите милицию! Они преследуют Саида. Не говорите им ничего и не отдавайте им Саида. Они вам ничего не сделают...

Отдав телефон, Тимакин закрыл лицо руками. Он просидел так несколько минут, пытаясь сообразить, что ему делать. Надо бы попытаться уговорить подполковника, хотя какие уговоры могут подействовать на профессионала, имеющего конкретное задание. Неожиданно раздался еще один звонок, и подполковник снова достал свой мобильный телефон.

– Кужелева спит, – услышал он сообщение своей сотрудницы, – она попыталась кричать, и нам пришлось ее усыпить.

Самедов взглянул на Тимакина. К счастью, тот не мог слышать, какому испытанию подверглась его молодая родственница.

– Сколько времени это продлится? – осторожно спросил он.

– Часа два или три.

– Хорошо. Мы постараемся закончить за это время. – Самедов убрал телефон и обратился к доктору: – Я думаю, вы понимаете, что у нас не так много времени.

– Вы же профессиональный офицер, – нахмурился Борис Макарович, – как вам не стыдно? Вы ведете себя как настоящие бандиты.

– Я действительно офицер, – спокойно подтвердил Самедов, – и именно поэтому я выполняю свой долг. Я меня есть конкретный приказ – найти и арестовать человека, подозреваемого в измене родине, в других государственных преступлениях. Я обязан этот приказ выполнить.

– Но вы находитесь на территории другого государства, – попытался возразить Тимакин.

– Поэтому я и прошу вас о помощи. Если бы все это происходило на территории моего государства, я бы лично проверил всех находящихся в вашей больнице пациентов. Неужели вы не понимаете, что речь идет о государственном преступнике?

– Человек не может быть назван виновным иначе как по приговору суда, – пробормотал Борис Макарович, – как видите, я знаком с некоторыми основополагающими нормами права.

– Он виновен, – упрямо подтвердил Самедов, – и его вина доказана нашей прокуратурой. Против него собран достаточный обвинительный материал.

– Тогда потребуйте его официальной выдачи. Почему вы не вызываете милицию?

– В ваших правоохранительных органах есть много людей, сочувствующих таким типам. Нам могут его не выдать.

– Вот видите. Вы боитесь, что ваши доказательства могут оказаться не такими уж убедительными для нашей милиции.

– В любом государстве есть одна непреложная истина, – возразил Самедов, – это интересы государства.

– Вот, вот, – кивнул Тимакин, чуть поморщившись, – вся ваша беда в том, что вы верите в существование абсолютной истины. Вы полагаете, что носителем абсолютной истины может быть ваш Президент, или ваш прокурор, ваш министр или ваш судья. Но на самом деле в подлинно демократическом обществе ни у кого не может быть права на абсолютную истину. Это и есть свобода, когда все понимают, что истина может быть только относительна. И у каждого она своя. А в тоталитарном государстве господствует идеология либо мнение сильного. Уважение к чужой истине и к чужому мнению, даже отличному от мнения первых лиц государства, – относится к ценностям демократии.

– Это в Европе, где есть традиции, – возразил Самедов, – а в наших странах еще долго будет господствовать идеология абсолютной истины. Можно подумать, что в вашем государстве Президент не является носителем подобной истины. Во всяком случае, он так считает.

– И за это его критикуют, – напомнил Борис Макарович. – Или вы считаете, что между вашим и нашим государством нет разницы?

– Не будем спорить, доктор, – примирительно сказал подполковник, – давайте по-хорошему. Вы говорите мне фамилию, под которой зарегистрирован ваш пациент, и я сразу ухожу отсюда. А вы получаете вашу родственницу в целости и сохранности. В противном случае...

Борис Макарович напрягся, ожидая окончания.

– ...Вы можете ее никогда не увидеть, – подытожил Самедов.

– Сначала отпустите женщину, – чуть подумав, сказал Тимакин, – а уже затем мы будем говорить.

– Это невозможно, – возразил Самедов, – вы, очевидно, меня не понимаете. Вы не в том положении, чтобы диктовать свои условия.

– Возможно, – согласился Борис Макарович, – но с насильниками, врывающимися в ваш дом, вообще бесполезно вести какие-нибудь переговоры. Вам так не кажется?

Подполковника трудно было вывести из привычного состояния равновесия. Он вздохнул, посмотрел на часы. Как не вовремя они усыпили эту дамочку, подумал Самедов. Но, очевидно, у них не было иного выхода.

– Так вы отказываетесь? – спросил он врача. – Я меня нет времени с вами разговаривать.

– Я должен посоветоваться со своим пациентом, – неожиданно сказал Тимакин, – согласитесь, что это и его касается.

– Согласен, – кивнул Самедов, – сколько времени вам нужно?

– Полчаса. Я должен ему позвонить.

– Вы хотите сказать, что его нет в больнице?

– Я сказал то, что хотел сказать.

– Хорошо, – согласился подполковник, – я уйду и вернусь ровно через полчаса. Я думаю, вам рассказали кое-что о вашем пациенте. Если вы вызовете милицию или позвоните в ФСБ, не скрою, у меня будут некоторые неприятности. Но у вас их будет гораздо больше. И самое главное, что нам все равно через день или через два его выдадут. А вот уголовное дело против вас закроют еще нескоро. Так что вы об этом не забывайте.

Он поднялся и вышел из кабинета. Тимакин остался один. Он сразу потянулся к телефону, поднял трубку, но затем, подумав немного, положил ее обратно. Его гость был прав, в логике Самедову трудно было отказать.

Борис Макарович позвал сидевшую в приемной секретаршу. Она осторожно вошла, не понимая, по какой причине неизвестный гость так долго задержался в кабинете у заведующего.

– Он ушел? – коротко спросил Борис Макарович.

– Ушел, – испуганно подтвердила она, увидев лицо Тимакина. Она никогда не видела у него такого выражения на лице.

– Спустись вниз и проверь, он вышел из больницы или нет, – попросил Тимакин.

– Хорошо, – девушка вышла из кабинета.

Борис Макарович сидел еще целую минуту. Затем быстро поднялся и вышел в коридор. Там стояли несколько человек. Он подумал немного и вернулся в свой кабинет. Нельзя было рисковать. Через несколько минут вернулась секретарша.

– Он вышел из больницы, – подтвердила она.

Тимакин поднял трубку и набрал номер главного врача.

– Вы можете вызвать меня к себе? – попросил он.

– Как это вызвать? – удивился главврач. Они были знакомы с Тимакиным много лет. Он не понял Бориса Макаровича, когда тот позвонил ему с подобной просьбой. Он не мог вызвать заведующего кафедрой медицинского института, доктора наук, известного врача, пусть даже работающего в руководимой им больнице. Он мог только позвонить и пригласить его к себе.

– Вызовите меня официально, – повторил свою просьбу Тимакин, – мне нужно, чтобы вы вызвали меня через вашего секретаря.

– Хорошо, – согласился главврач, по-прежнему недоумевая.

Через минуту Тимакину позвонили по внутреннему селектору, попросили его спуститься на второй этаж. Зайдя в приемную, он увидел там молодого врача, с которым он не был знаком. Дождавшись, пока тот выйдет, Тимакин быстро прошел в палату, находившуюся рядом с кабинетом главного врача. Саид, увидев его, чуть приподнялся.