Артас: Возвышение Короля-Лича (ЛП) - Голден Кристи - Страница 50

Артас нагнулся к ней, взгляд его замер на ее глазах. Сильвана кашляла, брызги крови испещряли его мертвенно бледное лицо. Было это лишь ее воображением, или в его по-прежнему прекрасных чертах мелькнула тень сожаления?

Он рванул свое оружие назад, и она упала, кровь из нее хлынула рекой. Сильвана содрогалась на холодном каменном полу, каждое движение раздирало ее агонией. Ее рука глупо дрожала на зияющей ране в ее животе, будто бы она могла зажать ее и остановить поток.

– Кончай с этим, – шепнула она. – Я заслужила... чистую смерть.

Его голос наплыл на нее откуда-то, когда ее глаза сомкнулись.

– После всего, через что ты заставила меня пройти, женщина, покой смерти – последнее, что я бы тебе дал.

На один удар сердца в ней шевельнулся колючий страх, но потом он растворился, как растворилось все остальное. Он поднимет ее, как одну из тех гигантских шаркающих тварей?

– Нет, – прошептала она, голос звучал откуда-то издалека. – Ты... не посмеешь...

А потом это ушло. Все это ушло. Холод, смрад, жгучая боль. Было мягко и тепло, темно, тихо и спокойно, и Сильвана позволила себе утонуть в приветственной тьме. Она, наконец, могла отдохнуть, могла сложить оружие, которое, служа своему народу, так долго носила.

А потом...

Агония пронзила ее, такая мука, которой она никогда прежде не знала, и Сильвана внезапно осознала, что никакая боль физическая, которую она испытывала прежде, не была и бледной тенью этой пытки. Это была мука духа, души, покидающей безжизненное тело и захватываемой в ловушку. Рвущая, раздирающая, отнимающая от того теплого убежища тишины и недвижности. Насильственность добавила изощренности мукам, и Сильвана почувствовала, как раздается крик, прокладывая себе путь из далеких глубин, сквозь губы, которые – она откуда-то знала это – больше не были осязаемыми, низкий режущий скорбный крик страдания, которое больше не принадлежало одной ей, которое заставляло замирать сердца, кровь стыть в жилах.

Тьма в ее взоре рассеялась, но краски не вернулись. Впрочем, чтобы видеть его, своего мучителя, ей не нужен был ни красный, ни синий, ни желтый цвет; он был белых, серых и черных цветов даже в полном красок мире. Рунный клинок, что отнял ее жизнь, отнял и поглотил душу, блестел и светился, а свободная рука Артаса взметнулась в зовущем жесте в тот момент, когда он вырвал ее душу из успокаивающих объятий смерти.

– Банши, – сказал он ей. – Ею я тебя сделал. Твоя боль может обрести голос, Сильвана. Я дам тебе лишь это. Это больше, чем получают другие. И так ты будешь причинять боль другим. Теперь, беспокойный следопыт, ты будешь служить.

Ужаснувшись сверх меры, Сильвана воспарила над своим окровавленным, изломанным телом, всматриваясь в собственные застывшие глаза, а потом назад, в Артаса.

– Нет, – произнесла она пустым и мрачным голосом, который, тем не менее, можно было узнать. – Я никогда не буду служить тебе, мясник.

Он сделал жест, незначительный, пошевелись укрытым латной перчаткой пальцем. Ее спина изогнулась в агонии, из нее исторгся еще один крик, и она поняла с мучительно-яростным чувством горя, что совершенно бессильна перед ним. Она была его инструментом, как гниющие трупы и бледные, зловонные поганища.

– Твои следопыты тоже служат, – произнес он. – Теперь они в моей армии, – Он колебался, и в голосе его было неподдельное сожаление, когда он говорил. – Все это не должно было быть так. Знай, что судьба – твоя, их и всего твоего народа – выбрана вами самими. Но мне нужно идти к Солнечному Колодцу. И ты мне поможешь.

Ярость внутри Сильваны росла, будто живой зверек в бесплотном теле. Она парила рядом с ним, его новая прекрасная игрушка, а тело ее было брошено в один из мясных фургонов – кто знает, для какого извращенного плана, придуманного Артасом. Она никогда не отдалялась от рыцаря смерти более чем на метр, как будто между ними была связующая нить.

И она начала слышать шепот.

Поначалу Сильвана гадала, не сошла ли она с ума в этой новой, отвратительной ипостаси. Но вскоре стало ясно, что даже прибежище безумия ей недоступно. Голос в ее разуме сначала был неразборчив, и в своем презрении она не желала его слышать. Но вскоре она осознала, кому он принадлежит.

Артас бросал на нее косые взгляды, когда они продолжали его неумолимый марш к Луносвету и дальше, тщательно за ней следя. В какой-то момент, когда эта армия, безвольной частью которой она была, двигалась вперед, уничтожая по мере продвижения все на своем пути, она расслышала голос очень четко.

Моему торжеству ты служишь, Сильвана.. Ради мертвых ты трудишься. Послушания ты будешь жаждать. Артас – первый и самый любимый из моих рыцарей смерти, он будет повелевать тобой вечно, и ты найдешь это радостным.

Артас видел, как она содрогнулась, и улыбнулся ей.

Если она думала, что презирала его, когда впервые увидела перед вратами Кель’Таласа, когда чудесная земля за ними была еще чиста и не знала смертоносных шрамов; если думала, что ненавидела его, когда его слуги убивали ее воинов и воскрешали как безжизненных марионеток, когда он пронзил ее единственным диким ударом своего чудовищного рунного клинка – то это было ничто перед тем, что она ощущала сейчас. Свеча перед солнцем, шепот перед криком банши.

Никогда, сказала она голосу в своей голове. Он управляет мной, но Артас не может сломить мою волю.

Глухой, холодный смех был единственным ей ответом.

Они продолжали идти, за Деревню Легкого Ветерка и Восточное Святилище. Остановились они у самых ворот Луносвета. Голос Артаса не мог так разноситься, но Сильвана знала, что, когда он стоял перед вратами, он был слышен в любой точке города.

– Жители Луносвета! Я дал вам довольно возможностей сдаться, но вы упрямо отказались. Знайте же, что сегодня весь ваш род и ваше древнее наследие сгинут! Сама смерть пришла, чтобы захватить обитель эльфов!

Она, генерал следопытов Сильвана Ветрокрылая, была выставлена перед своими сородичами как пример того, что их ждет, если они не сдадутся. Они не сдались, и за это она горячо любила их, даже тогда, когда темный хозяин заставлял ее служить ему.

Так пал он, сверкающий, прекрасной город магии, его великолепие разбилось и рассыпалось обломками, когда армия нежити – Плеть, как она слышала, называл их Артас с чувством извращенной привязанности в голосе, – продолжала наступать. Как и прежде, Артас поднимал павших на службу, и если бы у Сильваны еще было сердце, оно бы разбилось при виде того, как столь много друзей и любимых волочилось бок о бок с ней, бессмысленно послушных. Они шагали через город, рассекая его надвое мерзким фиолетово-черным шрамом, и его жители, сгибаясь к собственным ногам, с ранами, раздробленными черепами, волоча за собой выпущенные внутренности, тащились за ними.

Она надеялась, что канал между Луносветом и Кель’Данасом станет неодолимой преградой, и на мгновение эта надежда будто осуществилась. Артас натянул поводья, уставившись на блистающую в лучах солнца синюю воду, и нахмурился. Мгновение он сидел на своем неестественном скакуне, хмуро сведя белые брови.

– Ты не можешь заполнить трупами этот канал, Артас, – Сильвана злорадствовала. – Здесь и целого города не хватит. Здесь ты остановишься, и твое поражение сладко.

А потом то существо, что было когда-то человеком и, по всеобщему мнению, хорошим человеком, обернулось и усмехнулось в ответ ее надоедливым словам неповиновения, отправляя в приступ агонии и вырывая из бесплотных губ новый режущий души крик.

Он нашел решение.

Он швырнул Ледяную Скорбь к берегу, почти с восторгом наблюдая, как она крутилась – один оборот за другим, – чтобы приземлиться, вонзившись острием в песок.

– Внемлите Ледяной Скорби...

Сильвана тоже слышала его, голос Короля-лича исходил от нечестивого оружия, когда перед ее пораженным взором вода, плещущаяся у исписанного рунами клинка, начала оковываться льдом. Льдом, который он, его воины и орудия могли пересечь.